случае я бы рекомендовал мистеру Истону выбрать себе для баланса очень раскованного и вербального партнера, кого-то правополушарного. Типа поэта, художника, или, – он с симпатией улыбнулся, – студента психологии с бордовыми волосами.
35
– Ну как, сдала эту свою работу? – спросила Джульет.
Прижав телефон плечом к уху, я перешла на нижнюю передачу и въехала в квартал родителей.
– Да, вроде все хорошо. А как твоя философия?
– Бабби про тебя спрашивал, – фыркнула Джульет.
Закатив глаза, я проехала мимо десятка домов разной степени обшарпанности и свернула на родительскую улицу.
– Ты сказала этому Бабби, что он может сам себе отсосать?
Сухой смешок Джульет вызвал у меня улыбку.
– Я ему сказала, что ты теперь встречаешься с Заком.
При упоминании Зака моя улыбка перевернулась углами вниз.
– Ну, я думаю, чтобы с кем-то встречаться, надо с ним встретиться. Ну, или хотя бы, блин, поговорить по телефону. – Мой тон был таким ядовитым, что я прямо чувствовала этот противный вкус на губах.
– Биби, прошло только…
– Четыре дня! Я в курсе, в курсе. Крутые парни теперь ждут все шесть. Я поняла.
– Ну, так чего ты тогда злишься? Ты ему нравишься, детка. Он даже сказал мне, что пытался тебя поцеловать в среду. Что с тобой не так?
– Да не знаю я! – заполнил машину мой крик. – Может, мне больше не нужно крутых парней! Может, я хочу парня, который, блин, позвонит мне просто потому, что хочет мне позвонить! Может, мне нужен парень, которого больше волнует, как я провела день, чем как почесать свое чертово дурацкое эго!
Я проехала по длинной узкой дорожке к нашему маленькому квадратному домику, представляя себе мрачную ухмылку на хорошеньком личике Джульет.
– Ну, давай, говори! – рявкнула я.
– Что говорить? – Голос Джульет был каким-то неестественно тонким.
– Что я зациклилась на Кене и теперь так и сдохну одинокой. – Я остановилась на своем месте у дома и подняла рычаг ручного тормоза.
Джульет фыркнула.
– Ты-то, конечно, зациклилась на Кене, но ты не обязательно сдохнешь одинокой. Там у меня в группе по маркетингу есть один парень…
У меня вырвался смех, а сразу за ним – неожиданный поток слез.
– Эй, – спросила Джульет, услышав мои тихие всхлипы. – Ты там чего? Прости. Мне надо бежать…
– Да нет, все в порядке, – всхлипнула я и вытерла нос рукой. – Я просто… Я просто тебя люблю…
– Да-а-а-а. Я тоже люблю тебя, стерва.
Сунув телефон в сумку и захлопнув помятую дверцу машины, я поняла, что с родительским домом что-то не так. Все вроде бы выглядело как обычно. Мамина машина стояла возле гаража. Жалюзи были подняты, передняя дверь закрыта. Пели птички, лучи полуденного солнца пробивались сквозь кроны тридцатиметровых сосен. Но мои чувства все равно были насторожены.
Я стряхнула свою паранойю, списав ее на побочное воздействие эмоционального состояния, и вошла в дом.
Мама стояла, облокотившись на кухонную стойку, и пила свое праздничное «наконец-то-чертова-пятница» пиво. На ней все еще была майка с эмблемой Начальной Персиковой школы, заляпанная красками и кусочками засохшей глины, а длинные рыжие волосы были закручены в растрепанный пучок, заколотый карандашом.
– А ты что тут делаешь? – спросила мама, приподнимая уголок рта.
– Ну, вроде как живу. – Я плюхнула свои сумки на шаткий кухонный стол, а свою тощую задницу – на такой же стул.
Мама покачала головой, стараясь скрыть улыбку.
– Нет, ты больше тут не живешь.
– Правда, что ли? – ухмыльнулась я, кивая на ее почти полную бутылку пива. – И сколько таких ты уже выпила?
– Я серьезно, – сказала мама, совершенно не выглядя серьезной. Она втянула пиво сквозь зубы, безуспешно стараясь скрыть какую-то непонятную радость. – Иди, сама посмотри. – И мама подняла глаза в направлении моей спальни.
– Ну, ла-а-а-а-адно. – Оставив сумки на столе, я вышла из кухни, не отводя глаз от мамы, которая выглядела так, словно вот-вот зайдется в истерике.
Она была худшим в мире хранителем секретов. Она всегда рассказывала мне, какой подарок мне купили на Рождество, как кончится кино, которое она видела, и какой сюрприз они приготовили мне на день рождения. Так что, что бы тут ни происходило, сам факт, что она не выболтала это на месте, означал, что все это чертовски серьезно.
Подойдя к лестнице, я повернулась и взбежала по ней через две ступеньки, повернулась на самом верху и подбежала к открытой двери своей спальни.
И застыла на месте.
Моего комода не было.
Моего стола не было.
Моего компьютера, принтера, одежды на полу, корзинки с косметикой, книжек, кровати…
Всей моей жизни… не было.
Я подбежала к шкафу и распахнула дверцу.
«Пусто».
Я пробежала через комнату к ванной и раскрыла шкафчики.
«Пусто. Пусто. Пусто».
– Мам!
Я слышала, как мама хихикает там внизу, но она не отвечала.
– Мам! Где, блин, все мои вещи? Что вы сделали?
– Я ничего не делала, – крикнула она нараспев, но как-то виновато.
Прыгая через ступеньки, я в ярости влетела в кухню.
– Ты скажешь мне, что тут, на хрен, происходит, или нет?
Мама стояла, прижав кулаки ко рту, а ее обычно усталые зеленые глаза сияли, как два изумруда. – Это так романтично, – прошептала она, раскачиваясь на цыпочках.
– Да что, черт возьми?
– Кен приехал утром и забрал все твои вещи.
Я повернулась на каблуках и обнаружила папу стоящим в проходе между кухней и гостиной. Его выражение было совсем не таким восторженным, как у мамы.
– Он – что? – выплюнула я.
– Он приехал с грузовиком, пока ты была на занятиях. Сказал, что одолжил его у отца. Мы так хорошо, долго поговорили. Не могу поверить, что этот парень в одиночку перетащил твой комод. Эта штука из вишневого дерева.
«Он говорил, что сегодня помогает кому-то переезжать!»
– О Боже! – Я вертела головой от папы к маме и обратно. – Он просто… взял и забрал мои вещи, даже не сказав мне? Ну кто так делает? Почему вы ему позволили?
Мама прикусила губу и улыбнулась. Папа грустно пожал плечами.
– Давай! – Мама замахала руками в сторону двери. – Давай, вали из моего дома. Теперь, если захочешь прийти, сперва позвони.
– Что за херня! – закричала я, вскидывая на плечо рюкзак и сумку. – Да вы тут все спятили.
Прежде чем предоставить меня моей судьбе, родители вместе сжали меня в объятиях.
– Я тебя люблю, детка – сказала мама, когда я открывала дверь.
– И я, Скутер, – пробурчал папа.
Я громко выдохнула и обернулась на них с порога. Родители стояли в прихожей, держась за руки, и махали мне с блестящими глазами. Я не понимала, чего они так расчувствовались, ведь это меня выгоняют из родного дома.
– Я тоже вас люблю, – вздохнула я. После чего захлопнула за собой дверь, как и полагается такой мелкой избалованной дряни.
36
Я гнала к дому Кена с бьющимся сердцем, трясущимися руками и путающимися мыслями.
«Он забрал мои вещи».
«Этот засранец забрал мои чертовы вещи!»
«Я чувствовала себя так, как будто меня продали в сексуальное рабство или что-то в этом роде. Как мои родители могли вот так
