унизить тебя, чтобы мне стало легче».
Моя симпатия, те эмоции, на которые он рассчитывал, обратились в злость.
– Рыцарь, а ты когда-нибудь звонил мне, чтобы узнать, как прошел мой день? Как у меня дела?
– Кажется, нет. Я чертов сукин сын. – Рыцарь сплюнул на землю. – А что? Этот твой счетовод так делает?
«Мой счетовод».
Рыцарь никогда раньше не упоминал Кена – хотя я не слушала большую часть его сообщений. Это разозлило меня еще больше.
– Да, делает.
– Хорошо. Он лучше меня. – Рыцарь прислонился к дереву и, казалось, его тело слегка расслабилось. От его слов было больно почти так же, как от вида его мучений. Он снова затянулся. – Ну, скажи, чем еще он лучше меня.
– Рыцарь… – Я почувствовала, что у меня дрожит подбородок.
– Блин, Панк, просто скажи.
Я смотрела вниз на свою первую любовь – злобную, непоправимо искалеченную – и пыталась придумать какой-нибудь способ, которым могла бы починить его. Всеми этими способами Кен сумел починить сам себя.
– Он не пьет, – вырвалось у меня.
Рыцарь закашлялся смешком, и на какую-то секунду, клянусь, я увидела его улыбку. Это был первый, не помню уж, за сколько времени, раз, когда я увидела его улыбку. Не гримасу, не ухмылку, а настоящую улыбку.
Такую, какой он улыбался только мне.
– Это хорошо, – сказал он, слегка запинаясь на букве Т. – Значит, он гораздо лучше меня. Что еще?
– Рыцарь, не надо.
– Панк, скажи мне. Пожалуйста. Я должен знать. – Рыцарь сделал глубокий вздох, за которым последовал другой, короткий и резкий. – Я должен знать, что хоть что-то сделал правильно.
– Ладно, – с трудом прошептала я. Мне свело горло, и я почти не могла говорить. – Он спокойный. И тихий. И вежливый. Он никогда не кричит на меня и не пытается меня напугать. – Мои глаза затянуло слезами, и Рыцарь начал расплываться. – И он любит помогать другим. Он правда хороший. – Мой голос сорвался, и я прижалась щекой к стене. – Ему нравится помогать мне во всем.
Подняв руку, я вытерла с лица слезы, а Рыцарь, откинув голову, уставился в мое окно. Я не могла рассмотреть его лицо в тени дерева, но когда он заговорил, я почти ощутила на вкус его слезы.
– Тогда все было не зря, – выдохнул он, заставляя себя выпрямиться.
Я смотрела, как Рыцарь удаляется от меня, что он делал с тех самых пор, как в первый раз записался в Морской десант, и не могла найти в себе сил сказать ему, что он неправ.
Все это было зря.
Потому что того парня, о котором я ему рассказала, не было.
34
– Ваша работа очень впечатляет, мисс Бредли, – сказал доктор Райнс, глядя на меня поверх своих бифокальных очков и закрывая папку с моим отчетом по исследованию некоего мистера Кеннета Истона. – Очень тщательно. Такое впечатление, что вы применили все доступные вам методы исследования.
С нервным смешком я начала ковырять облупившийся черный лак на ногте.
– Ну да… Я не могла ничего найти, так что просто продолжала поиск.
– Мисс Бредли, это называется стрельбой по площадям. Это когда вы начинаете экспертизу, ища нечто, и продолжаете тестировать, пока не найдете. В данном случае вы хотели найти это нечто?
Мою шею покрыл предательский румянец.
– Ну… Не совсем. Я просто… хотела найти ответ. Кен – мой клиент – выражал обеспокоенность насчет своей неспособности вступать с людьми в эмоциональную связь. У него есть трудности с выражением собственных чувств, он не любит прикосновений, захлопывается в ситуациях, требующих проявления эмоций, и предпочитает физическую боль нежности… в сексуальных контактах. – Мои глаза не отрывались от пятна на ковре, лежащем перед столом доктора Райнса.
– И ваше заключение состоит в том, что он математический гений, чья эмоциональная ограниченность проистекает из семейной истории. Верно?
Я кивнула.
– В основном.
– Мисс Бредли, я думаю, это более-менее аккуратная оценка его текущего состояния. Однако…
Мое сердце рухнуло в пустой, ноющий желудок.
«Блин. Я что-то упустила. Я так и знала».
– Там же есть одна совершенно зияющая зона дефицита, которая, как я думаю, могла бы помочь ответить на ваш вопрос. Помните ту конкретную область, где ваш клиент проявил себя заметно ниже среднего?
– Да, сэр. Он провалил тест на звуковое восприятие, который я проводила. Во всех сферах.
– Должен сказать, мисс Бредли, я был удивлен, что вы вообще решили провести звуковой тест, с учетом того что ваша направленность была в первую очередь эмоциональной, но, увидев результаты вашего клиента, я полагаю, что ключ к ответу на его запрос кроется именно здесь.
– Извините. Я не понимаю, – вздохнула я, покачав головой. – Люди с низкими баллами в звуковых тестах, как правило, демонстрируют низкие способности к обучению, но Кен – мой клиент – набрал совершенно средние баллы в чтении и письме. Основываясь на них, нельзя сказать, что у него какие-то проблемы с обучаемостью.
– Не в настоящее время, – пояснил доктор Райнс с горящими глазами. – Но как, по вашему мнению, вел бы себя пяти- или шестилетка с подобными звуковыми баллами?
– Ну, я бы ожидала проявления классической дислексии и связанного с ней отставания в чтении, письме, произношении и, возможно, отсутствия общего интереса к учебе. – Едва эти слова вылетели у меня изо рта, мои глаза тоже загорелись. – Он говорил, что всегда ненавидел школу, но я не могла понять, почему.
– Мисс Бредли, как ученики с дислексией обычно компенсируют свои слабые способности звукового восприятия?
– Ну… визуальным восприятием, запоминанием…
– И какие у вашего клиента самые сильные когнитивные зоны?
Мой рот раскрылся так же, как и глаза.
– Визуальное восприятие, зрительная память, количественная оценка… Доктор Райнс, вы хотите сказать, что у моего клиента – недиагностированная дислексия?
– Была. Я полагаю, у него была дислексия, но благодаря прекрасному интеллекту он сумел обучить себя читать и писать посредством заучивания и понимания контекста.
– Господи.
– Так что вы были правы в своем поверхностном диагнозе. Поскольку он может читать и писать, он больше не отвечает критериям неспособности к обучению, но базовый дефицит языковых практик никуда не делся.
– И это может объяснять, почему ему трудно выражать себя вербально?
Доктор Райнс подмигнул мне.
– Точно. Для вашего клиента взаимодействие с картинками или цифрами гораздо проще, чем с языком или эмоциями. Я бы предположил, что он склонен по возможности выражать себя невербальными способами.
– Например? Он не рисует и не сочиняет музыку. Он даже не очень ласковый.
– Мисс Бредли, вы когда-нибудь слышали выражение «Поступки говорят громче слов»?
Я откинулась в кресле, пораженная этим откровением.
«Поступки».
Это было совершенно верно. Кену было трудно выражать себя словами, и еще труднее – воспринимать физические прикосновения, так что все это время он вместо этого показывал мне, что ему не все равно.
– Основываясь на профиле вашего клиента, можно предположить, что он – высокоразвитая левополушарная личность, человек действий и резонов.
– Так и есть, – кивнула я, подавляя слезы. – В очень большой степени, сэр.
– Ну, в таком
