он думает, что я не могу сказать что-то умное.
— Я весь во внимании, — соглашается.
— Я не собираюсь рассматривать тебя как предмет воздыхания, прости. Но и грызться с тобой мне не хочется, так что мы могли бы попробовать быть… друзьями.
— Друзьями? — удивлённо переспрашивает.
— Ну да. Знаешь, обсуждать погоду или еду и при этом не стремиться вцепиться другому в глотку.
— Вцепиться в глотку?
— Такое ощущение, что я разговариваю со своим эхом, — поджимаю губы. — Если не знаешь, значение некоторых слов, я могу подарить тебе толковый словарь. Думаю, это стало бы хорошим началом для дружбы.
— Ты веришь в дружбу между мужчинами и женщинами? — насмешливо интересуется.
— Почему нет? Разве мы все не люди? Что за дурацкие стереотипы?
— У меня никогда не было друзей, потому что не было времени заводить их, — признаётся. — Только Фил, но мы дружим всего ничего.
— Видишь? — с улыбкой от уха до уха констатирую. — Уже похоже на нормальную дружескую беседу.
— Пока что больше похоже на игру в одни ворота. Что там было про твоего бывшего?
Сползаю по сидению ниже.
— Не думаю, что говорить об этом сейчас — хорошая идея.
— Ты его всё ещё любишь? В этом дело?
— Думаю, всё как раз наоборот. Сейчас, оглядываясь назад, мне кажется, что я его и не любила никогда.
— Ты ведь всегда поступаешь правильно, — хмурится. — Не могу поверить в то, что ты могла быть с кем-то рядом просто по привычке.
— Кто бы говорил, — отбиваю мяч.
— Я — это совершенно другая история. Я никогда и не собирался искать свою половину. Мне просто нужна была рядом презентабельная, сдержанная, изысканная…
— Ты как будто описываешь мебель в магазине, — морщусь. — Или присматриваешь кобылу на торгах.
— Мы живём в разных мирах, — пожимает плечами; до города остаётся всего около тридцати километров — поразительно, как быстро летит время! — То, что для тебя неприемлемо, для меня — вполне привычные вещи, и наоборот.
— Спасибо, что напомнил, — вздыхаю. — Знаешь, в детстве я мечтала заработать кучу денег, чтобы мы с бабушкой могли жить по-человечески в нормальных условиях… Но большие деньги — это огромная ответственность. К тому же, не думаю, что я смогла бы жить в твоём мире: неуютно себя чувствую, когда что-то ограничивает свободу действий.
— Власть даёт столько же привилегий, сколько и отнимает, так что я думаю, что это равноценный обмен.
— Может, для тебя, но не для меня. Наверно, мы никогда не поймём друг друга.
— Но мы можем хотя бы попытаться, — улыбается. — «За спрос не бьют в нос», — так дед любил говорить.
Переводу на него осторожный взгляд, боясь нарушить границы дозволенного.
— Скучаешь по нему?
— Иногда, — беспечно отвечает, но обмануть меня у него не получается.
Судя по тому, как его руки сжали оплётку руля, он скучает по нему гораздо сильнее, чем готов показать, но мне хватает и этого.
— Я своего плохо помню, — отвлекаю его: не хотелось снова собачиться. — Он умер, когда мне было четыре, и в памяти осталось только парочка смутных воспоминаний.
— А родители?
— Они развелись ещё раньше. Но и в браке были не сказать, что бы образцовой парой, так что я часто оставалась с бабушкой. Чуть позже они оба поняли, что ещё не готовы для семьи и детей, и я перекочевала к ба окончательно.
— Я тоже рос практически без родителей, — говорит то, что я и так знаю. — Но я, по крайней мере, знаю, что они любили меня, а твои…
— Не нужно об этом, — перебиваю. — У меня есть бабушка, которая заменила мне всех возможных родственников. Это не нормально, и я почти уверена, что заслуживала расти в полной семье, имея больше родных, но я ни о чём не жалею.
— У тебя замечательная бабушка, — снова улыбается.
Я всё ещё не привыкла видеть его таким жизнерадостным, и мне немного неловко.
— Ты слишком часто улыбаешься в последнее время, — подначиваю его. — Это портит твою репутацию самоуверенного засранца.
— Не говори об этом никому, иначе придётся тебя убить.
— Да об этом и так уже все знают, — фыркаю, снова отворачиваюсь к окну.
Это странно, но спокойно разговаривать с ним на отвлечённые темы было так же просто, как и ругаться.
— Почти приехали, — уведомляет, поворачивая на шоссе, ведущее в знакомый район.
Мы молча доезжаем до нужного поворота, но вместо него Стас тормозит на остановке.
— Что-то случилось с машиной? — вскидываюсь.
Сомневаюсь, что этому танку что-то не по плечу, но вдруг…
— Нет, с машиной всё нормально, — успокаивает и озадачивает одновременно. — Думаю, что-то не так со мной.
— Тебе плохо? Или что-то болит? Может, козье молоко не пошло, от него может тошнить с непривычки…
— Физически я в порядке. Тут… другое.
Мне не хочется лезть в его жизнь или голову, но я спрашиваю из вежливости:
— Тогда в чём дело? Я могу чем-то помочь?
— Это вряд ли, — улыбается одними губами, его глаза остаются отстранёнными и сосредоточенными. — Иди домой, тебя там все ждут.
— Думаю, так будет правильнее, — соглашаюсь. — Твоей невесте лучше не видеть нас вместе.
— Инги нет дома, она в больнице.
Выпрямляюсь, сев с неестественно ровной спиной.
— Как в больнице? Куда она уже успела вляпаться?
— Она говорит, что подвернула лодыжку, но на самом деле, думаю, она просто симулирует, чтобы привлечь к себе побольше внимания. Тем не менее, её сегодня выписывают, и мне нужно забрать её через… пятнадцать минут.
Такие новости меня ничуть не удивляют. Сашка как-то назвала её актрисой Погорелого театра, и попала в самую точку: Инга виртуозно умеет вывернуть любую ситуацию в свою пользу.
Прихватываю свою сумку с заднего сиденья и молча выскальзываю из салона на свежий воздух. Я чувствую себя лучше после разговоров с бабушкой и Стасом и надеюсь, что пребывание в тишине вдали от цивилизации тоже внесли в это спокойствие свою лепту. К дому иду на автомате, думая о том, как бы складывались наши со Стасом отношения, если бы в его жизни не было Инги, и смогли бы мы построить что-то серьёзнее, чем дружба, но тут же себя ругаю.
Этого мы уже никогда не узнаем.
Стас
Впервые в жизни я злился на себя самого.
Прежде в моей жизни не было места отношениям или сомнениям, потому что всё своё время я посвящал учёбе или работе. Голова чаще всего пухла от информации, полученной за день, и ночью я просто вырубался прямо там, где садился: таким образом, для переживаний не оставалось времени. Меня заботила только одна мысль: как вытащить нашу семью из
