К концу лета аэродинамическая труба приняла макет миноносца в масштабе один к трем. Казалось бы, нет принципиальной разницы между двухмоторным и четырехмоторным бипланом. Но результаты обдува принесли множество проблем, над которыми Самохвалов, Джевецкий, Костович и Жуковский бились почти до нового года, внося изменения в макет и снова стучась головой об стену от новых аэродинамических данных. Дошло до того, что модель монстра превратили в полноценный самолет с четырьмя двухцилиндровыми двигателями, облетали за декабрь и только после этого утвердили чертежи аппарата.
Сборка первого экземпляра началась лишь в январе 1897 года. Тогда стало очевидно, что выделенных ста тысяч рублей категорически не хватает. По всем прикидкам, серийный экземпляр миноносца должен обходиться в пять-шесть раз больше одномоторной «шестерки». Расходы на его проектирование также были невероятно высоки. Если бы не настойчивость великого князя, субсидировавшего проект, никто в конце XIX века не взялся бы за подобное.
Глава 8
2 апреля — 22 декабря 1897 года.
Санкт-Петербургская губерния
В апреле, к первым выкатам самолета, Александр Михайлович решил вернуться в Гатчину. Он не мог пропустить момент, когда его птица вылупится из яйца.
Великий князь — фигура, привлекающая внимание и обязанная появляться на публике. Народ желает знать, в какую прорву уходят десятки миллионов рублей, списываемых на содержание семьи Романовых. Поэтому торжественные выходы — часть рутинных обязанностей императорской родни.
Недлинный путь от Гатчинского дворца до «Садко», где якобы впервые великокняжеское творение будет извлечено из ангара и прокатится по площадке на своих моторах, Александр Михайлович с Ксенией Александровной проделали в открытом экипаже, запряженном парой отборных лошадей. Конные лейб-гвардейцы впереди и позади, парадно одетая публика и репортеры по бокам.
К показушной акции крылатый миноносец, естественно, выкатывался трижды, бегал по взлетно-посадочной полосе, шумя моторами на половинных оборотах, и отправлялся обратно под крышу на устранение очередного списка огрехов. Кто же возьмет на себя ответственность за неудачу от первого запуска на глазах приглашенной толпы и журналистов? Вот и готовились, оделись в новые рабочие спецовки и ждали у машины. Но публике и газетчикам подробности знать не обязательно.
Когда до открытых дверей ангара оставалось метров двести, случилось то, что уже несколько раз происходило на Руси в последние десятилетия и, к огромному сожалению, может стрястись еще. Моложавый прилично одетый господин кинулся к великокняжескому экипажу, прохрюкал что-то вроде «долой самодержавие!», замахнулся непонятным предметом и метнул его под передок, при этом споткнувшись и повалившись вперед.
Огненный букет на миг скрыл ландо, громовой раскат ударил по ушам и толкнул в грудь.
Может, бомбисты ждали верховое появление Сандро. Или не рассчитали заряда. Бомба убила кучера, лошадь и самого террориста. Верховой гвардеец из сопровождения августейшей четы отделался ранением, а великокняжескую семью просто оглушило.
Самохвалов и его работники бросились к развороченному экипажу. Лейб-гвардейцы достаточно бесцеремонно оттирали посторонних от места трагедии — бомбисты нередко действовали группой, и другой фанатик мог совершить вторую попытку Петр с трудом втолковал офицерам, что за толстыми бревенчатыми стенами завода более безопасно.
Гатчину наводнили жандармы. Каждый из инженеров и мастеровых «Садко» был с пристрастием допрошен и передопрошен, такой же процедуре подвергся состав офицерской школы до последнего денщика и кухарки.
Через пару дней великий князь пригласил Самохвалова к себе. Он выглядел неплохо, но неважно слышал да был непривычно бледен.
— Как вы, Александр Михайлович? — Петр никогда не считал экс-моряка таким же другом, как Можайский, или соратником, как Джевецкий с Костовичем, но искренне за него переживал. По мнению авиатора, Сандро был наиболее симпатичным представителем весьма неоднозначного императорского семейства.
— Нормально. Ксению перепугали, мерзавцы.
— Уже выяснили, кто именно?
— Нигилисты-народовольцы и тому подобная сволочь. Перевешать бы их всех. Бесхребетность Никки, связывающего руки жандармскому корпусу, до добра не доведет. Выпьем.
У великого князя подрагивали руки. Вероятно, он получил легкую контузию. Далеко не первая за утро рюмка коньяка, как и в прошлый раз, развязала ему язык, и на Самохвалова посыпался поток приватных сплетен из высших сфер власти, кои были ему не интересны и даже вредны, но и уклониться от разговора решительно невозможно.
— Было несколько покушений на прежнего государя императора. Жандармы их выслеживали и арестовывали. В 1887 году присяжные признали виновными группу из пятнадцати негодяев, которые уже и взрывчатку подготовили, и планы расписали. Суд не колеблясь прописал вздернуть пятерых главарей, остальным — каторгу, хотя я бы всем одел веревочный галстук. В Европе либеральные газетки взвыли, император их не соизволил заметить. А Никки перед всеми смущается.
Императорский родственник продолжил накачиваться и налил Самохвалову, продолжая откровения.
— Младший брат одного из казненных подонков, некто Владимир Ульянов, получает возможность учиться в университете за счет казны. Его выгоняют за, естественно, революционную деятельность и бунт. А что еще ждать от гнилой яблони? Цветущий персик? Нет, кучу гнилых яблок. Но теперь правит Никки, многое дозволено. Ульянов оканчивает Казанский университет, становится помощником присяжного поверенного и начинает заниматься чем? Правильно — угадал, Петр Андреевич, сей персонаж весь в революционной деятельности! Вот только убить императора или кого-нибудь из нашей семьи уже мало им. Долой самодержавие, мать их... P-революционеры хреновы. Никки плохо умеет править страной, однако больше вообще ничего не умеет. Его — в пастухи? Что же делает наш повелитель, чтобы не менять скипетр на пастуший рожок? Он вызывает министра юстиции и говорит: ни-ни, Европа на нас смотрит. И революционным мерзавцам вместо пожизненной каторги, как того Уложение о наказаниях требует, дают, не смейся, по три года высылки! Понимаешь, что это значит? Объявлено высочайшее соизволение: на Романовых сезон охоты открыт! Стреляйте в нас, взрывайте нас, свергайте нас, больше трех лет отдыха вам ничего не грозит!
Срываясь на крик, Александр схватил авиатора за грудки и проревел:
— Понимаешь, Петр, я — не человек и не великий князь, я — дичь! И моя жена, сестра императора — тоже дичь! И дети мои не люди, а просто мишени на охоте...
Самохвалов вспомнил предупреждение Плевако о некоторой вероятности, что взрыв ракеты меж ногами Трубецкого-младшего могли бы расценить как нападение на чинов войска и вообще должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей, наказуемое военным судом по статье 279 Воинского устава о наказаниях с лишением всех прав состояния и смертной казнью. Спасло лишь то, что княжич был в отпуске, и его самоподрыв квалифицировать как теракт не смогла даже минская юстиция. Для Петра казалось невероятным, что за весьма сомнительный и явно неосторожный проступок он проскочил на волоске если не от смерти, то от длительного лишения свободы, а за тяжкое государственное преступление брат казненного бунтовщика отправляется на три года подышать свежим воздухом. Российская фемида действительно слепа. По воле случая, чиновничьего самодурства или высочайшего бесхребетия она кидается в крайности — от необузданной жестокости до бессмысленного либерализма.
— Скажи, Сандро, как мы спасем Россию, вооружив ее воздушным миноносцем? Главные враги, выходит, внутри — такие, как Ульянов.
Князь поднял мутные глаза и сказал неправдоподобно трезвым тоном:
— Огульно проблемы империи, Петя, мы и не решим. Хотя бы одну, важную. Если каждый, да что каждый — пусть бы один из десяти россиян сделал для страны все что мог на своем месте, мы бы жили в другой России, счастливой. Но у нас нет другой России, а есть одна задача. Выкатывай миноносец без меня. Деньги кончились? Скажи, сколько надо. Кстати, напиши на его борту имя моего святого — Александра Невского. А то наречешь бесцветно, какой-нибудь «семеркой». Героическому делу полагается такое же название. Ступай работай. Я чуть позже подъеду, и без помпы.
Фрегат «Александр Невский» был на слуху по поводу его бесславной кончины из-за разгильдяйства экипажа. Сам православный святой был известен двумя небольшими стычками на Неве и к северу от Чудского озера, а также многолетней беспорочной службой татарским ханам по выколачиванию дани из соотечественников. Рассказав великому князю о суевериях, по которым авиаторы убоятся самолета с именем погибшего фрегата, Самохвалов с трудом уговорил его именовать машину как-то иначе. Ну, хотя бы «Русским Витязем».
