Та-ак… Сейчас валерианка будет нужна и Татьяне.
– Господи, что она несет? – пробормотала она. – Что она несет?!
– Сейчас выдам вам всем валерианки, – деловито пообещала я, продолжая раскапывать какие-то бумаги, неизвестно как появившиеся в этом ящичке, прикидывающемся «аптечкой».
О, тут было все! Фотографии людей, рваные брошюрки из серии «Тайны и загадки Вселенной», даже водительские права на неизвестного мне Юрия Варенова – только валерианки не было!
Я рассерженно двинула ящик обратно и посмотрела на Таню. Она стояла, сцепив руки, и с мрачной ненавистью смотрела на стену, из-за которой доносились разоблачительные речи.
– Сейчас, спрошу у босса, куда он прячет валерианку, – решила я и вышла из комнаты.
Открыла дверь в кабинет я на самом интересном месте.
Лада плакала, причем ее крупные плечи тряслись так, что угрожали землетрясением, а Лариков стоял над ней и растерянно поглаживал ее рукой по голове.
Я кашлянула, чтобы они все-таки не были чересчур потрясены внезапностью моего появления. Лариков поднял на меня глаза и сказал:
– Привет, Саша. Что-то ты сегодня задержалась.
В его голосе не было укора. Просто констатация факта и немножечко детской обиды – судя по всему, Лада уже давно была тут, и он вымотался совершенно.
«Ну так поделом, – мстительно подумала я. – После этих глупых трюков с резиновой «подружкой» того ли еще следует ожидать от сегодняшнего дня? Он же сам мечтал, что все только и будут заниматься тем, что бегать к нам с показаниями!
Вот и началось то, о чем он вчера так мечтал».
Впрочем, я склонна к жалости. Поэтому я извинилась и спокойно села на свое рабочее место, стараясь не обращать внимания на бесконечно удивленный взор Лады.
– Это… – пробормотала она, указывая на меня. – Это же сестра Никитича?
– Саша? – спросил Лариков. – О нет! Что вы! Это моя помощница, Александра Сергеевна Данич. Вы нас простите за тот маленький спектакль, что мы вчера устроили.
«Ох, знала бы эта бедняжка еще про один спектакль, который вы вчера устроили, – подумала я, видя, как несчастная справляется с потрясением, – она бы тебя просто убила, миленький мой Ларчик!»
– Ах вот как, – пробормотала Лада, с видимым трудом переваривая информацию. – Значит, Никитичу вы верите. Он ведь все знал?
– Ну конечно, хотя ваш Никитич ничуть не в более выгодном положении, – поспешно заверил Ларчик. – Он входит в число подозреваемых.
Это Ладу успокоило. Даже валерианка потеряла актуальность. Скажи человеку вовремя приятное, и он уже пришел в себя, даже если только что ему угрожала смертельная опасность!
– Я все-таки прошу вас снять с меня подозрения, – неожиданно по-детски попросила она. – Потому что я очень впечатлительная. И мне кажется, что все на меня смотрят и думают: вот она, эта гадина, которая забрасывала Таньку письмами! И теперь, когда Таня покончила с собой, эти взгляды еще и убийственные.
– Никто так не думает…
– Думают, думают, – вздохнула Лада. – Что я, наш гадюшник не знаю, что ли?
– Один человек уж точно не думает, – встряла я в разговор. – Тот, который писал.
– Вот и найдите его.
– Ну как же мы это сделаем без вашей помощи? – обаятельно улыбнулась я. – Вы сами знаете, что в вашей компании нельзя ничего понять. Вот, например, эта фотография…
– Какая такая фотография? – заинтересовалась Лада.
– Та, которую послали Тане. С убитой девушкой.
– Да вы что? – в ужасе воскликнула Лада. – Неужели они еще и убили кого-то?
Я пожала плечами, многозначительно посмотрев ей в глаза.
– Боже ты мой, – простонала Лада, хватаясь за щеку. – Ох, боже мой… Неужели кто-то из наших, деточка моя? Неужели ж до убийств докатились?
Я протянула ей фотографию.
– Посмотрите внимательно. Может быть, вы знаете, кто эта девушка. Вы ведь знакомы со штатом моделей…
Она надела очки – такие же огромные, как все у нее, похоже, Лада все-таки страдала гигантоманией – и начала пристально изучать фотографию.
– А с чего вы взяли, что это – девушка? – хмыкнула она, возвращая мне снимок. – Вы девушек обнаженных со спины не видели, что ли?
Я опешила:
– А кто же это?
– Парень, – рассмеялась Лада. – Хороший парень – или гей, или фрик. Но ноги-то – вы уж меня простите, Андрей Петрович, а вот только, как мужик себя бабой ни рядит, ноги он переделать не может! Даже самые стройные ножки будут корявые. Без плавности ноги-то у этой вашей «девушки»! Чисто мужские. А волосы у него – парик. Естественные волосы такими красивыми нипочем не получаются.
– А в рекламе? – попробовала возразить я.
– Да там как раз парики и есть, – расхохоталась Лада. – Вы хоть целый год волосы «Пантином» мойте, а такие у вас не получатся. Так что эта ваша убиенная красавица – совсем и не красавица. А красавец. Вот разве что он фрик. Тогда, конечно, красавица…
– Но он в модельном бизнесе? – поинтересовалась я.
– А где еще вы фриков найдете? – спросила меня Лада. – Только еще на эстраде их так же много. Так что этот «лапуля» или у нас, или поет и танцует. Но уж точно не гайки заворачивает…
Она хихикнула.
А я все смотрела на фотографию, все больше и больше убеждаясь в ее правоте.
И в ее полной невиновности.
– А брат… – подняла я на нее глаза. – Вы хотели рассказать про Таниного брата.
– Вот про брата вы у Никитича спрашивайте, – помрачнела и насупилась Лада. – Я не сплетница. И так перед покойницей виновата, прости меня грешную, потому как я ее ненавидела сильно. Не стану я эту грязь теперь на нее выливать. А у Никитича спросите. Никитич многое знает, может, потому…
Она не договорила, прервав фразу на полуслове, и поднялась.
– Ну, вы извините. Мне пора. Если буду нужна, вы знаете, где меня найти.
– Хорошо, – сказала я. – Если вы все-таки решите договорить начатую фразу, вы тоже знаете, где нас найти!
– Я ничего не хотела сказать, это просто вырвалось, – запротестовала она, но по ее глазам я видела, что она не хочет закончить. Или – не может…
* * *
Когда дверь за ней закрылась, я посмотрела на стену, отделяющую нас от нашей загадочной Тани.
– Как ты думаешь, почему она нам ничего не рассказывала о брате? – тихо спросила я Ларчика.
– Может, ей стыдно о нем говорить, – смело предположил Лариков.
– Может быть… А если с ним связано нечто, что даст нам ключ к разгадке? Вообще, Ларчик, тебе не кажется, что мы ей как-то безоговорочно поверили?
– Ты же сама настаивала, что она не может сама себе писать! – вытаращился на меня босс. – А теперь ты обвиняешь меня в том, что я ей сразу поверил.
– Я не говорила «ты». Я сказала «мы».
– Все равно. Ну и что у нас получилось?
– Да ничего у нас не получилось, – поморщилась я. – Куча бредовых фантазий и больше ничего. Даже девица оказалась мужиком… Чтобы я еще хоть раз связалась с анонимками… Да никогда! И все стараются сказать тебе ровно столько, чтобы еще больше запутать, но не приведи господь натолкнуть тебя на нужный след… Впору спрашивать их в лоб – не вы ли написали вот это письмецо? А тут еще ты со своей дурацкой самодеятельностью!
Я швырнула фотографию на стол.
– Но я добился своего, – самодовольно улыбнулся Лариков. – Они начали приходить.
– Знаешь, а в этом есть своя польза, – неожиданно для него согласилась я. – Поскольку тот, кто все это писал, сюда уж точно не придет – мы сможем чего-то добиться методом исключения. Вот тот самый человек и окажется нашем таинственным «мистером икс».
Ларчик обиженно проговорил:
– Нахалка ты, Александра Сергеевна! Можно подумать, что в нашем тандеме только ты мыслишь, а я, как спасательная бригада, должен выезжать, чтобы помочь тебе всех повязать!
– Дорогой ты мой, совсем все не так. Просто ты попытался изобразить из себя Перри Мейсона, а вышло довольно фигово. Не потому, что ты такой неудачник, а потому, что нельзя по детективам учиться сыску! Это у них там все как по писаному, а на деле все не так! Все корявенько, подленько, и разыскать иногда след совершенно невозможно, ну хотя бы крошечную ниточку найти, за которую потянешь! Не мне тебе это объяснять – я-то в отличие от тебя в прокуратуре не работала…
– Но ведь определенного эффекта мы добились?
– Добились, – вздохнув, согласилась я. – Только вот какого? Я-то эту ниточку как раз и собиралась найти. А теперь мне надо думать по новой. Хотя… Может быть, ты и прав. Может быть, мы сможем чего-то добиться и таким способом.
Я опять взглянула на фотографию. Итак, убитый был юношей?
А у Тани был странный брат, о котором предпочитают помалкивать. Причем и сама Таня нам о нем ничего не сказала. И почему-то мне кажется…
А если от Тани добивались совсем другого? Предположим, что этой фотографией ей хотели намекнуть совсем не на нее?
Я закусила нижнюю губу, пытаясь сама оценить здравость моих рассуждений. Что-то у меня не связывалось. Пока я еще не могла определить, так ли уж они абсурдны, как кажутся изначально.
