и как она появилась в сердцах людей, не пройдя процесс вознесения. Тогда шельмецу пришлось признаться остальным небожителям в своем поступке, и на Верховном совете было принято решение переписать всю историю шутника, превратив его в настоящую Ли Чанчан, богиню благополучия. Счастлив ли он был такому? Никто не знает, но через некоторое время Небеса заметили еще одну странность: женщины Поднебесной стали молиться богине благополучия усерднее, чем мужчины. Ходя к источникам за водой и помня об обещанном даровании процветания молящимся, женщины усердно молились Ли Чанчан о богатом женихе, что выйдет на их деревню по течению реки. Сам же бог, впоследствии ставший богиней, не мог исполнить эту просьбу, но за счет молитв, дарованных ему женщинами, в облике девы на Небесах во многом преуспел.
У Чан оценил красоту изображенной девы и ребячество товарища. Повернувшись лицом к Мэн Чао, У Чан ответил:
– Если ты и правда не гордый, будь по-твоему…
– Ха! Ты точно понравился бы Лян Фа! Такой серьезный и важный, словно его живое воплощение!
Наследник хотел уже ответить в том же ключе, но его внимание привлек сидящий рядом кот. Животное будто из-под земли появилось, недовольно смотрело в их сторону и все виляло хвостом.
«Это же тот самый кот с моста!» – подумал про себя У Чан и заметил, как два желтых глаза злобно протирают дыру в панно западного бога войны.
Мэн Чао помахал перед мордой животного рукой, пытаясь привлечь его внимание.
– Что с этим котом?
У Чан отвел товарища в сторону. Немного пройдя, Мэн Чао остановился у полотна с изображением благородного цветка хризантемы, выбранного Востоком своим символом – символом зрелой красоты, целомудрия и вечной жизни. Рассмотрев картину, У Чан уже открыл рот, дабы поинтересоваться: «И это ты желал мне показать?» – как Мэн Чао вновь махнул рукой и прошептал:
– Сейчас-сейчас, все увидишь…
Юноша уже потянулся к полотну, как к ним подбежал тот самый желтоглазый кот и вцепился в ногу У Чана. Мэн Чао бросился на помощь, схватил кота за холку и, оторвав от ноги, легонько откинул в сторону.
– Я говорю, с ним что-то не так! – увидев, как животное идет обратно к ним, Мэн Чао топнул перед его мордой ногой.
– Наверное, – хватаясь за ноющую от царапин ногу, ответил У Чан, – это из-за меня. Не могу объяснить… Просто коты меня с детства не любят.
– Настолько! – немного помешкав, Мэн Чао добавил: – Пойдем.
Он подошел к широкой ткани с изображением символа Востока и приподнял ее, обнажив дверной проем. Затем Мэн Чао окинул взглядом коридор и только после пригласил войти в странное помещение. Опустив тяжелую завесу, за которой оказался тусклый павильон, Мэн Чао обернулся и, не успев воскликнуть: «Смотри! Какая красота!» – замер. Проводя У Чана, он и предположить не мог, что тот в восхищении застынет перед первым же изображением.
– Да ты прям, как тот кот, сверлишь взглядом панно божества! – подметил Мэн Чао.
После он повернулся к довольно старому, но еще не выцветшему от лучей солнца изображению и аккуратно спросил:
– Красиво, не правда ли?
У Чан никак не отреагировал на его слова. Он был в неописуемом изумлении от работы, написанной в черных и белых тонах с вкраплением красных оттенков, и пришел в себя, только опустив глаза к алтарю с одиноким подсохшим фруктом.
– Почему портрет этого бога висит тут один?
– Ну как же один, ты если голову повернешь, то увидишь еще нескольких…
Разглядеть все вокруг из-за тусклого света было довольно сложно, заметить сразу, войдя из хорошо освещенного коридора, – еще сложнее. У Чан повертел головой по сторонам, осмотрев небольшое помещение, и переспросил:
– Почему все эти боги тут?
– Все очень просто. Тот, – Мэн Чао указал рукой в плохо освещенный угол, – некогда считался богом огня, но люди в нем разочаровались и давно отказались прославлять его. Этот, – юноша повернул голову в обратную сторону, – был богом западных морей, но также стал нелюбим народом. А этот бог, – вернув взгляд на панно перед У Чаном, – звался богом дождей и гроз. Он так разочаровал свой народ, что его прозвали люди богом непогод, а после стерли из своих сердец.
– Почему так случилось?
– Причина тому – происхождение этого бога и решение Юго-Запада скрыть от лиц смертных их позор. Прошло очень и очень много лет с того момента, когда его изображения на юге, а после и на западе уничтожили, а возведенные алтари и храмы разрушили. Однако он еще не пропал со страниц «Сборника небожителей», неужели ты его не узнал?
– Нет, я не так давно изучал страницы, но его вижу впервые…
– Зовут этого повелителя белых туч, что плачут над Поднебесной, Го Бай.
У Чан перевел взгляд от алтаря на панно и, словно вновь впервые видя изображение бога, принялся его рассматривать: восточной внешности мужчина, с тонкими чертами лица и прикрытыми длинными ресницами глазами будто парил над землей, касаясь ее лишь кончиком носка сапога. Его длинные темные волосы, нарисованные черной тушью, как и штрихи ясного лица, казались живыми: каждая прядь витала в воздухе и обрамляла лик бессмертного тонкой волной. Лицо божества по задумке художника ничего не должно было выражать, быть ровным, как гладь озерца, без доли эмоций, но внутренний уголок брови, видимо, от дрогнувшей руки мастера, был слегка приподнят вверх, и это придавало Го Баю мученический вид. Несмотря на то что небожителей обычно изображали безэмоциональными, бог непогод, или бог дождей и гроз, будто всем сердцем переживал за судьбу каждого смертного. Его белые одеяния парили вокруг него, как облачко, кружащее рядом с его телом. На поясе среди развевающихся тканей просматривалось оружие, а вот что находилось в ладони небожителя, неизвестно, так как рисунок был достаточно старым. Поэтому можно было лишь предположить, что это цветущая веточка фотинии, которая издревле считалась символом священного, чистого и нетронутого. Ныне богов изображают величественно, со сложенными в специальных жестах пальцами, и поэтому на фоне забытой традиции вручения смертным растения, произрастающего в пагодах, изображенный мужчина с расцветающей веточкой в руках казался особенным, исключительным. Как одна из древних статуй во дворе храма Вечной памяти – такой же забытый и загадочный.
Это сравнение заставило сердце У Чана сжаться. Юноша жалел этого бога и скорбел вместе с ним, на его лице даже отразились переживания Го Бая за смертных: бессознательно он приподнял внутренний уголок брови и сложил губы в полуулыбке, которая выражала то ли спокойствие и умиротворение, то ли горечь и боль, – точь-в-точь как бог непогод на портрете.
У Чан почтительно поклонился, открыл глаза и, немного собравшись с мыслями, поинтересовался:
– Раз южане решили скрыть этого бога ото всех, почему его изображение все еще висит здесь, в храме?
– А вот тут, как я уже тебе рассказывал, корни ведут прямиком к нашей вере: на Востоке никогда не забывают богов. Ни одного. Даже если история небожителя, его имя и наследие затеряются, при виде любого изваяния или изображения мы поклонимся ему, несмотря на мнение других, – Мэн Чао хлопнул по плечу стоявшего перед ним и воскликнул в свойственной ему манере:
– Посмотри! Разве хотя бы один из этих богов достоин того, чтобы его забыли? Разве не ради людей они отказались от своей земной жизни и поднялись в небесный чертог? Так почему смертные вдруг решили, что могут взять в свои беспомощные руки власть над своими же покровителями? Восток такое не одобряет. Мы спасли этих богов, даруя им свою веру и продлевая этим их бессмертное могущество… – Мэн Чао вновь заглянул в лицо У Чана и увидел на нем тень недовольства. Видимо, подумал он, от хлопка по плечу. – А теперь, когда ты увидел Го Бая, скажи… Если бы Лян Фа предложил тебе стать его преемником, ты бы все еще согласился? – У Чан уже намеревался ответить на довольно сложный для него вопрос, как Мэн Чао погрозил ему указательным пальцем и добавил: – А-па-па! Зная при этом, что служение под крылом повелителя белых туч будет нелегким из-за его славы! Он же чуть не потопил всю Поднебесную!
Бровь на лице У Чана поднялась:
– Из твоих уст это звучит так, словно я боюсь трудностей!
– Нет-нет, что ты, но… этот юный господин, который сейчас стоит передо
