— Добираться пешком?! — поразился я. — По этому полю белого ванильного мороженого? Да вы в своем уме?
— Ты будешь делать то, что я скажу! — рявкнул Шлегель таким же голосом, каким он говорил с капитаном.
— А если нет? Что вы тогда доложите своему грозному начальству? Что я переел булочек с корицей?
— Ферди! — окликнул Шлегель.
Ферди, с интересом слушавший разговор, вдруг вскочил на ноги, скороговоркой пожелал нам спокойной ночи и поспешил из каюты. Когда мы остались одни, Шлегель стал ходить взад-вперед по каюте, механически включая и выключая вентилятор и светильники.
— Значит, ты не веришь, что контр-адмирал Ремозива прибудет на встречу?
— За всю свою службу я уже досыта наслушался подобных историй, — возразил я. — Но если даже поверить во все это вранье, которое я слышал, и к этому прибавить объективные предпосылки и то, что я сам знаю, то можно почти с уверенностью сказать, что это скорей всего дохлый номер.
— Предположим, что ты меня убедил. — Он опасливо оглянулся, не подслушивает ли кто наш разговор. — Допустим, я сказал тебе, что это радиосообщение вынуждает нас теперь продолжать операцию, даже если мы сами уверены, что это фальшивка. Что ты на это скажешь?
— Я хочу знать весь сценарий.
— Это как раз то, что я тебе рассказать не могу. — Он провел ладонью по лицу и оттянул уголки рта, словно испугавшись наступления припадка истерического смеха. — Я скажу тебе лишь одно: если завтра нас всех перебьют, а Ремозива не прибудет, то даже такой исход будет удачным.
— Но для меня — вряд ли, — ответил я.
— Ты не понял, приятель, — сказал Шлегель. — Потому что если русские там завтра выкинут какую-нибудь штуку и возьмут тебя живьем, то они все равно многого не добьются.
Я улыбнулся, стараясь изобразить мрачную ухмылку Шлегеля. Я всегда хотел этому научиться, тем более у меня было много причин улыбаться таким манером.
— Патрик, я серьезно говорю. В этом деле есть секретные инструкции, по которым мне лучше быть убитым, чем взятым в плен. То же самое касается Ферди.
— А есть ли в этом деле секретные инструкции, согласно которым вы бы побежали и сообщили Ферди: все равно, попадет ли он сам в мешок, а вот меня нельзя оставлять живым?
— Да, любезный. У тебя не голова, а калькулятор. И где ты столько ума набрался? — Он недовольно покачал головой, но возражать не стал.
— Хочешь жить — умей вертеться. Таков естественный отбор в природе.
Глава 20
«Специфика военных игр такова, что не все проблемы, возникающие в ходе игр, могут быть решены в соответствии с правилами. Поэтому посредничество и контроль за играми должны носить консультативный характер. Контролирующим лицам не рекомендуется самим решать такие проблемы — до тех пор, пока все участники военной игры не изучат данные проблемы адекватным образом».
Примечания для участников военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.
Мы стояли на центральном посту, одетые в утепленные белоснежные маскхалаты, что казалось нелепым среди офицеров в рубашках с короткими рукавами. Гидролокатор показывал над нами открытую лагуну, но капитан продолжал стабилизировать подлодку против течения и бороться со своей нерешительностью.
— Полковник, посмотрите сюда. — Капитан стоял около перископа. Его тон стал почтительным. То ли из-за последнего скандала со Шлегелем, то ли из-за письма из Пентагона, то ли потому, что капитан уже не ждал нашего возвращения обратно. Трудно сказать почему. Шлегель подошел к перископу и настроил резкость. Он с минуту смотрел в окуляры, кивнул и затем предложил взглянуть в перископ. Я смог увидеть только неясные очертания бледно-голубого цвета.
— Это с прибором ночного видения? — спросил я.
— А вот так — без него, — сказал кто-то и отключил прибор. В окулярах стало совсем темно.
— Ничего не видно, — ответил я.
Ферди тоже взглянул в окуляры.
— Это просто лунный свет, — насмешливо произнес он и рассмеялся. — Ты думаешь, русские для нас фонари понаставят?
Это разрядило обстановку, и даже Шлегель улыбнулся.
— Это лед? — спросил капитан. — Мне наплевать на освещение, но это лед или нет?
— А что, на гидролокаторе его не видно? — спросил я.
— Тонкий слой льда гидролокатор может и не показывать, — ответил рулевой офицер.
— Всплываем, капитан, — сказал Шлегель.
Капитан кивнул:
— Перископ вниз. Готовность ко всплытию.
Подводная лодка закачалась, когда ухнули цистерны, и всплытие закончилось. Удар об лед был таким, словно кузнечный молот со всего размаха опустился на стальную обшивку корпуса, сжатого со всех сторон. Капитан закусил губу. Все смотрели на капитана. Стало ясно, что подлодка получила существенные повреждения. Но было очевидным и то, что наше всплытие, несмотря ни на что, продолжалось. Мы поднялись на поверхность, словно скала, взметнувшаяся из водоворота взбаламученной воды. Капитан уже поднимался вверх по трапу. Я последовал за ним. Высиживать внизу было нечего, мне хотелось посмотреть на все своими глазами. После яркого света флуоресцентных ламп внутри подлодки я все же надеялся хоть как-нибудь рассмотреть бескрайние просторы мерцающего льда. Но мы были в зоне полярной ночи, и только слабый лунный свет освещал темноту и серый туман. Ледяной ветер прорезал мои легкие, словно острый скальпель.
Только лишь привыкнув к темноте, я смог разглядеть дальнюю оконечность лагуны, где темные воды превратились в пепельные нагромождения льда. Капитан, изучив вмятины на корпусе перископа, посмотрел на огромное ледяное поле, расколовшееся при нашем всплытии на мелкие льдины, которые качались на волнах.
— Дело плохо, Дэйв? — спросил капитан у начальника электромеханической службы, который отвечал за все — от атомного реактора до рабочих отсеков.
— Все находится в герметичных отсеках, капитан. Надеюсь, что ничего не пострадало.
— Все равно нужно все проверить.
— Понял.
Шлегель взял капитана за локоть и сказал:
— Я рассказал вам официальную версию. А сейчас я хочу, чтобы вы запомнили самое главное.
Капитан наклонил к нему голову, чтобы лучше слышать.
— Сынок, ты за свою посудину не беспокойся. И на всякие там инструкции тоже наплюй. Но если ты скроешься отсюда и уплывешь, оставив здесь хоть кого-нибудь из нас, ты наживешь себе врага. Врага в моем лице. Тогда я очень разозлюсь, достану тебя хоть из-под земли и кастрирую. Вот это и есть самое главное для тебя, и постарайся это осознать.
— Просто не стоит заваривать кашу, которую приходится расхлебывать флоту, — сказал капитан. Шлегель громко расхохотался. Капитан раскусил Шлегеля гораздо быстрее, чем я. Шлегель любил разыгрывать из себя этакого грубоватого варвара, чтобы проверить реакцию своих компаньонов. Интересно, удастся ли нам отделаться так же легко, как это удалось капитану.
— Полковник, ваши ребята готовы к высадке?
— Давно готовы. — Но легче было сказать, чем сделать. Высокий борт и обтекаемый корпус атомной подлодки усложняли высадку с нее, а высадиться можно было только с прочного выступа или с катера. Мы слезли по складному трапу вниз, перемазавшись об обшивку и задохнувшись от перенапряжения.
Труп мы взяли с собой. Мы вытащили его из металлического цилиндра, из которого пахнуло испарениями искусственного льда. Труп сидел на грубом деревянном сиденье, которое мы отвязали от него и отправили обратно на подлодку. Потом тело было привязано к двум полозьям, и мы начали свой путь по льду.
После постоянного флуоресцентного дня в подводной лодке мы оказались в темноте долгой зимней полярной ночи. Облачность была низкой, но сквозь нее все же пробивался лунный свет, который освещал окрестности слабым голубым светом, словно включенный и забытый телевизор в покинутом магазине. Морозный воздух и твердый лед делали каждый звук неожиданно гулким. Даже отойдя от подводной лодки больше километра, мы могли слышать приглушенный разговор сварщиков, изучающих помятый перископ.
На следующем километре пути все уже почувствовали усталость. Мы остановились и вытащили радиомаяк, который был перестроен на аварийные частоты русского Северного флота. Мы оглянулись на подводную лодку, когда ее палуба снова начала скрываться в пучине.
— Похоже, они его так и не отремонтировали, — сказал Шлегель.
— Да, наверное, — согласился я.
На какой-то момент воцарилась тишина, а затем черное блестящее тело подлодки медленно стало уходить в темные воды Арктики. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас. Мы были совершенно одни на целом континенте, полностью состоящем изо льда, плывущем по северным водам.
— Давайте пройдем еще немного, — предложил я, — а то на этот радиомаяк очень легко настраиваются ракеты с головками радионаведения.
