Шлегель должен нас найти. Я был в этом уверен. Несмотря на его скотский характер, он нас не бросит на произвол судьбы.
— Ферди! — Он зашевелился и застонал. — Луна была на северо-востоке, так, Ферди?
Ферди попробовал кивнуть головой, но не смог. На его лице отразилось, что он со мной согласен. Я снова посмотрел в небо. Сквозь просветы в низких облаках проглядывала луна. Было видно даже несколько звезд. Осталось только найти созвездие Большой Медведицы и по нему найти правильное направление.
— Подводная лодка, Ферди.
По его лицу было видно, что он понял.
— Ты хочешь сказать, что подлодку нужно искать в этом направлении?
Он не отрываясь смотрел на луну и на мою руку, которую я поднес к его глазам. Ветер гудел так громко, что мне пришлось придвинуться ухом к самому его рту, чтобы услышать его слова.
— Дальше, — видимо, сказал он. Держа свою руку перед его глазами, я стал поворачивать ее, пока он глазами не подтвердил правильное направление. Потом я медленно поднялся на ноги и осмотрел себя и Ферди. Он был в полубессознательном состоянии, но его лодыжка была, по-видимому, единственным повреждением, которое я смог обнаружить. Поставить Ферди на ноги оказалось делом трудным и долгим, но боль в лодыжке постепенно вернула его в реальный мир.
— Оставь меня, — прошептал Ферди, когда я начал почти волоком тащить его, стараясь поднять на руки. Своими руками он ухватился за мою шею и изредка пытался помочь идти своей здоровой ногой.
— Оставь меня и дай мне спокойно умереть, — твердил Ферди.
— Послушай, Ферди, — разозлился я, — ну-ка соберись, а то я тебя сейчас так соберу!
— Оставь меня, — сказал Ферди и издал долгий стон боли и утомления.
— Правой-левой, правой-левой, правой-левой, — громко командовал я. Он вряд ли был в состоянии слушать меня, тем не менее мои усилия не пропали даром, и он время от времени стал опираться на левую ногу.
Я ошибся, считая, что нужно идти до видимого горизонта.
Дотащившись до этого места, я убедился, что подводной лодки нигде не было. Я остановился. Но удерживать Ферди прямо оказалось намного сложнее, чем я ожидал.
— Шлегель наверняка нас уже ищет, — сказал я. Ферди застонал, словно отвечая, что лучше умереть здесь, чем быть спасенным этим отвратительным Шлегелем.
— Правой-левой, правой-левой, правой-левой, — продолжал я. Иногда влажный густой туман окутывал нас так, что приходилось останавливаться и ждать, пока ветер раздует его с нашего пути.
— Ради бога, Ферди! Ты хоть иногда перекладывай свой вес на здоровую ногу.
— Булочки с корицей… — прошептал Ферди.
— Ты совершенно прав, — ответил я, — это все из-за проклятых булочек с корицей.
Иногда мне приходилось останавливаться не только из-за тумана. Я останавливался перевести дыхание, и по мере нашего продвижения мои остановки становились все чаще и чаще. Но во всяком случае Ферди уже не требовал оставить его в арктических просторах. Это было хорошим знаком, думал я. Тем более что он еще пробовал шутить о булочках с корицей.
Со временем становилось все темнее и темнее, и я стал опасаться, что теряю чувство ориентации, так же как и чувство времени.
Однажды мне показалось, что кто-то свистит. Я остановился:
— Слушай, Ферди! Свистят! — Но это был всего лишь свист ветра в ледяной гряде.
— Правой-левой, правой-левой.
Я говорил не столько Ферди, сколько самому себе. Я давал команды своим собственным ногам давить этот бесконечный снег.
Становилось все темнее и темнее. И я все чаще натыкался на ледяные глыбы, которые вдруг выступали из мглы. Словно корабли, плывущие сквозь туман.
— Тут еще одна глыба, Ферди, — сказал я. — Правой-левой, правой-левой, правой-левой. Только бы не отклониться с пути. Вот так, молодчина.
Когда я видел ярко-красные вспышки впереди себя, то это, видимо, был еще один корабль. «Правой-левой, правой-левой, правой-левой». А свистел только ветер. Ферди и я упорно продирались вперед. Даже когда ледяные глыбы делали боевой разворот, чтобы протаранить нас. Или когда ледяные корабли цеплялись и рвали нашу одежду.
— Правой-левой, правой-левой. Да убери же ты свою чертову ногу! Ферди, ты — последняя скотина! Ты мог бы для разнообразия свой вес перекладывать и на здоровую ногу. Это же целый центнер булочек с корицей.
Со всех сторон нас окружили торчащие глыбы льда. Пройти между ними стало еще труднее. Я вытянул вперед руку, чтобы удержаться на ногах. Как вдруг почувствовал, что лед сам встал перед моими глазами.
— Еще немного, Ферди, — подбадривал я его, — я уже чувствую запах этих чертовых булочек.
— Они оба сошли с ума. — Это был голос капитана.
— Правой-левой, — твердил я, прокладывая свой путь по льду. Но он не давал мне идти. И я почувствовал, что топчусь на одном месте.
— Помогите мне снять здоровяка. — Это был голос доктора.
— Он мертв, причем уже давно.
Голос Шлегеля:
— Был без очков — вот и ослеп от снега, да еще контужен. Доктор, у вас шприц с собой?
Где-то неподалеку от меня я увидел еще одну сигнальную ракету. И увидел совершенно четко. Я вырывался, чтобы освободиться.
— Зря старался, — послышался голос Шлегеля, — тащить его все это время. Представляю, в каком он состоянии.
— По всей видимости, он еще был жив, когда они пошли.
— А может, и нет, доктор.
— Отцепись от Фоксуэлла! — Это опять рявкнул голос Шлегеля, а его лицо появилось всего в нескольких сантиметрах от меня. — Я кому говорю, дубина! Отцепись от него!
Глава 21
«Распечатка (на листах розового цвета) производится в конце военной игры. Второстепенные, общие и непрерывные действия, не включенные в распечатку, не являются частью военной игры».
Правила ведения военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.
Несколько раз я почти возвращался в туманный белоснежный мир эфира и антисептических средств. Через окно яркое солнце освещало темно-зеленые сосновые леса, деревья, осевшие под снежным покровом.
Кто-то приспустил шторы, и комната наполнилась мягким светом без теней. На столике в передней лежали фрукты, цветы и газеты. Читать газетный шрифт было трудно. На краю кровати сидел человек, которого я узнал. На нем был темный костюм, а лицо казалось постаревшим и немного расплывчатым.
— Он пришел в себя.
— Патрик!
Я застонал. Теперь еще одна фигура попала в поле моего зрения, выплыв из-за очертаний спинки кровати, словно сонное, туманное солнце поднялось над бескрайними просторами Арктики.
— Просыпайся, любезный. У нас еще и других дел полно.
— Я налью ему немного чая, — сказал Доулиш. — Ничто так не взбадривает, как добрая чашка чая. Разве здесь могут готовить настоящий чай?
— Где я? — спросил я. Мне не хотелось говорить, но я хотел узнать, где я нахожусь.
Шлегель ухмыльнулся.
— В Киркенесе, в Норвегии. Норвежский вертолет доставил тебя с подводной лодки несколько дней тому назад.
— Это правда? — спросил я у Доулиша.
— Да уж мы постарались, — ответил Доулиш.
— Еще бы вы не постарались, — сказал я, — я застрахован правительством на десять тысяч фунтов.
— Ему уже стало лучше, — заметил Шлегель.
— Если ты хочешь, мы уйдем… — предложил Доулиш.
Я очень осторожно помотал головой, словно боясь, что она упадет и закатится под кровать, и ее придется выкатывать оттуда палкой.
— Где Ферди?
— Ты знаешь, где Ферди, — сказал Шлегель. — Ты сделал для него все, что смог. Но Ферди умер.
— За что? — спросил я. — Черт возьми, во имя чего?
Доулиш разгладил английскую газету. Я увидел заголовок большими буквами: «ГЕРМАНСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ ЗАКОНЧИЛИСЬ, КОГДА КРАСНАЯ КАТЯ ВЫШЛА ИЗ ИГРЫ».
Доулиш сказал:
— Вчера утром люди Стока арестовали сестру Ремозивы. Единственное, что они смогли сделать.
Я переводил свой взгляд то на Доулиша, то на Шлегеля.
— Так вот из-за чего была заварена вся эта каша — из-за воссоединения Германии.
— Они загубили все дело, — сказал Доулиш. — Они никак не могли поверить, что адмирал собирается перейти к нам, пока не увидели труп, который вы туда притащили. Все они циники. Совсем как ты, Патрик.
— Бедный Ферди.
— Скажи спасибо полковнику Шлегелю, что тебя спасли, — ответил Доулиш. — Это он додумался подключить к поиску локатор. Да еще заставил капитана пойти на риск и использовать локатор прямо под носом у русских.
— Грубое нарушение мер безопасности, полковник, — заметил я.
— Мы принесли тебе фрукты, — сказал Шлегель. — Хочешь виноград?
— Нет, спасибо, — ответил я.
— А я вам говорил, что он не захочет, — сказал Шлегель.
— Он все равно еще поест, — ответил Доулиш. — А я, пожалуй, все же попробую. — Он быстро отправил в рот одну за другой две виноградины.
