От шока у меня голова идет кругом. Это должен быть тот парень, которого я никогда не смогу получить, но он просто обращался со мной как с какой-то бесценной вещью. Он приехал сюда и чертовски меня шокировал.
Но… откуда он узнал, что я буду здесь, на аукционе?
Меня внезапно охватывает ярость, когда эта мысль приходит мне в голову, и я понимаю, что он вел себя как классический Доминик и, вероятно, шпионил за мной или делал что-то в этом роде.
Черт его побери, и черт меня тоже за то, что я влюблена. Это нехорошо. Все в беспорядке. Как я теперь спрошу Жака о Ричарде Фенмуаре? Черт… Я даже не знала, как я это сделаю раньше, но я надеялась, что эта идея придет мне в голову, когда я сближусь с Жаком.
Я жду, пока мы спустимся к подножию лестницы, и только потом отстраняюсь от Доминика.
— Как ты смеешь это делать? — огрызаюсь я.
Его сердитый взгляд заставляет меня следить за своим тоном.
— Ты издеваешься? Нам с тобой есть о чем поговорить, — рычит он. — Какого хрена ты делаешь, Кэндис? Какого черта ты, черт возьми, делаешь?
Этот вопрос заставляет гнев и смущение столкнуться в моей душе. Волна жара обрушивается на меня, сгущая мою кровь. Это делает мою голову легкой и путает мысли в моем сознании. Я не могу придумать, что сказать ему, чтобы объясниться.
Какого черта я, черт возьми, делала?
Я продавала себя. Вот что. Вчера я сказала этому человеку, что не могу быть с ним, потому что не хочу снова страдать, а через двадцать четыре часа он нашел меня на сцене, торгующей своим телом.
Внезапно из-за столкновения эмоций мне захотелось уйти от него как можно быстрее, несмотря на то, что я испытываю благоговейный страх от того, что он считал меня стоящей пятнадцать миллионов долларов.
— Кэндис, расскажи мне, какого черта ты сделала? — требует он.
— Мне не нужно перед тобой объясняться. Я перед тобой не отвечаю, — говорю я глупо, как будто это вообще имеет значение. Однако это то, что приходит мне на ум и срывается с моих губ.
Я делаю ровно один шаг влево и замираю на полпути, когда вижу Массимо, стоящего прямо перед нами. Тристан рядом с ним.
— Зато отвечаешь мне, — напоминает мне Массимо, и все, что я могу сделать, это поднять на него глаза.
В трусиках и на каблуках, с накинутой на плечи курткой Доминика, я похожа на дешевую шлюху, держащую в руках платье, которое едва ли можно назвать платьем. И я чувствую себя таковой.
Я чувствую себя шлюхой.
Шлюха.
Это слово… оно ошеломляет меня, и то, что я чувствую дальше, напоминает мне о том, как я себя чувствовала в прошлом.
Шлюха.
— Иди с Домиником. Сейчас же, — приказывает Массимо.
Я смотрю на Тристана, и его лицо еще более каменное, чем у его братьев.
Униженная, я поворачиваюсь к Доминику. На этот раз он даже не берет меня за руку.
Когда он жестом приглашает меня идти, я иду.
Глава 23
Доминик
Я веду Кэндис в свою квартиру, благодарный, что она не пытается спорить. Она вообще ничего не говорит. Одно это должно мне все сказать.
Она в одном из своих настроений. Это значит, что сегодня я ничего от нее не добьюсь. Я ожидал, что она хотя бы спросит, почему я не отвез ее обратно в ее квартиру, но она все время молчала.
Я выхожу из машины первым и помогаю ей, проклиная себя, когда смотрю на ее стройные ноги, выставленные напоказ, и на ее задницу в этих кружевных трусиках. Мне следовало заставить ее надеть платье. Послушала бы она? Наверное, потому что сейчас она выполняет приказы. Не мои. Массимо.
Я почти ревную, но я скажу свое слово очень скоро, и ей придется меня выслушать, нравится ей это или нет. Я не думаю, что она пока что осознает, что те пятнадцать миллионов, которые я только что заплатил, говорят о том, что я фактически владею ее прекрасной задницей. Так что она может дуться сколько угодно.
Я хочу выяснить, что здесь происходит, но я не собираюсь приниматься за хорошего человека и просто отпускать ее. Я планирую использовать этот наш небольшой провал в своих интересах.
Массимо и Тристан должны быть на пять или десять минут позади нас. Я хочу затащить ее внутрь и допросить ее, прежде чем они придут сюда и начнут допрашивать меня. Я знаю, что они не ожидали, что я выброшу столько денег.
Я тоже не ожидал, что сделаю что-то подобное, но я бы сделал это снова, чтобы увидеть выражение лица этого долбаного ублюдка. Жак Бельмон не понял, что его, черт возьми, ударило, когда он посмотрел на меня. Этот тупой ублюдок действительно думал, что я позволю ему перебить мою ставку. И на чертовой яхте моей семьи тоже. Но у него есть яйца. Я должен отдать ему должное. Этот придурок выглядел так, будто он будет играть всю ночь, но тайная угроза не получить посвящение в Синдикат — вот что его подкосило.
Если бы я не знал планов Массимо на его счет, я бы позволил ему сделать следующую ставку, а затем прикончил бы его.
Что касается присутствия Массимо и Тристана. Я взял их с собой, потому что знал, что Кэндис отбила бы меня. Я также сделал это в знак того, что прояснил ситуацию и не имею никаких секретных дерьмовых вещей между нами. Я пошел на аукцион, чтобы выиграть, так что было лучше, чтобы они пришли и увидели, что происходит, чем услышали это и сходили с ума по моей заднице.
Кэндис держит голову прямо, пока я провожаю ее в лифт, и прислоняется к стене, пока мы поднимаемся.
Ее щеки краснеют, когда я приковываю взгляд к ее телу, и она натягивает мою куртку на себя плотнее, прикрывая грудь. Как будто это единственная часть ее тела, которой я хочу восхищаться.
Я намеренно опускаю взгляд на ее задницу. Как бы она ни была совершенна, я не думаю о ее заднице. Я думаю о ее киске. Она была тугой той ночью. Девственно тугой.
Она бросает на меня взгляд, граничащий с холодным, жестким, как будто это должно заставить меня перестать смотреть на нее.
Не заставит. Здесь я буду напоминать себе, кто я, что я и чего я хочу.
Я продолжаю смотреть, пока лифт не
