северным ежом, цепляющим на колючки эмоциональный мусор. Алик, перевоплощаясь, шел по пляжу и в конце него наткнулся на почти безлюдный платный участок с зонтиками и шезлонгами. Он отдал деньги, быстро скинул одежду и зашел в еще теплую, хотя и почти октябрьскую, воду…
– Ты куда исчез? – именно этими словами на следующий день агрессивно атаковала Алика веселая жизнерадостная толстушка с пышной грудью Макова. – Ты почему не был на открытии съезда?
– На море был, – бесхитростно ответил Алик, – не люблю я этот официоз. В помещениях мы и на Севере насидимся.
– Ну, ты даешь! – Макова переменилась в лице от неожиданности, словно выронила из рук дорогую посуду. Она даже слегка шарахнулась от Алика, как шарахнулись бы овцы, распознав в соседях замаскированного под овцу волка, или – как чиновники от протянувшего им руку оппозиционера.
«Неужели Департамент отслеживает поведение участников. Это будет катастрофа. Я же в командировке. Еще донесет…», – не успел додумать Алик, как Макова выпалила:
– Да тебя Богданнов так расхваливал перед всем съездом журналистов, что дальше некуда! Он даже вызывал тебя на сцену, – укорила Макова так эмоционально, что без дополнительных разъяснений стало понятно – она считает, что такие возможности надо использовать на все сто процентов, чтобы засветиться, зацепиться и войти в круг, приближенных к персоне.
«Войти в этот круг – мечта всех карьеристов, но я к этому не стремлюсь. Зря я сказал про официоз, поймет, что я не их человек», – подумал Алик, но сказал:
– И что он говорил?
В его душе быстро поднимались два ростка: неутоленное желание услышать вживую похвалу его книге, и радость от того, что избежал публичности – этой обработки сотнями глаз.
– Он зачитывал цитаты из твоей книги, даже стихотворение прочитал, – рассказывала Макова. – Ни о ком он столько не говорил. А потом сказал, что видимо ты не смог приехать, потому что тебя уволили из газеты за эту книгу. Тебя же не уволили…
– Перепутал. Я ему говорил, что ушел из газеты на телевидение. Да какая разница? – сказал Алик первое, что пришло в голову, которая словно бы отделилась от тела и витая в облаках начала с ними поигрывать.
– Ты обязательно встреться с Богданновым, – раздался словно бы издалека голос Маковой. – Обязательно.
– Хорошо, – бросил Алик, наблюдая за ангелами, устроившими на облаках полноценную театральную постановку о том, какую неоценимую помощь они оказали в подготовке книги.
– Ты еще скажи, что не видел, как Союз журналистов оформил фойе Дагомыса. Какой там плакат вывешен, – неуверенно, словно врач при постановке сложного диагноза, произнесла Макова.
– А что там? – вернулся на землю Алик.
– Нет, ну ты даешь, – уже возмутилась Макова. – Там все украшено только цитатами из твоей книги и стихотворениями, правда, ошибок много. Сходи, посмотри.
– Прямо сейчас и пойду, – сказал Алик и поспешил, да что поспешил – полетел ко входу в гостиницу…
А там всю площадь больших витринных стекол налево от входа в гостиницу «Дагомыс» действительно занимал огромный плакат, на котором размещалась фотография Богданнова и цитаты из книги Алика, написанные на большущих нарисованных стопах лежащих на пляже людей. Его стихи, словно бы татуировки, испещряли обнаженные спины. Под всем этим художеством располагались его имя и фамилия.
***
Капли счастья, словно золотые огоньки автомобильных фар, двигавшиеся по извилистой приморской трассе к Дагомысу, непрерывно проникали в сердце Алика, устроившего себе совсем нескучный одинокий праздник в теплой темноте сентябрьского вечера на высоком балконе гостиничного номера. Он наблюдал за движением огней и размышлял.
На пустом чиновничьем месте, где обычно витают лишь дорогие высасывающие души призраки, вдруг нашлись люди, которые, не зная всех перипетий в судьбе Алика, помогли ему в сложный момент. Его настигло то, что называют удачей. Трудовой, но – удачей. Она пришла, когда Алик перестал о ней настойчиво думать, мечтать и звать, перестал волноваться и тревожиться по ней, а стал ее упорно добиваться.
«Все может случиться совсем не так, как ты предполагаешь», – говорит судьба.
«Ты безнадежно упорен, так получи», – говорит судьба.
«Ты слишком жаждешь, слишком хочешь, а я тебе этого не дам», – она может сказать и так.
Иногда нужно отстраниться, чтобы приблизиться к истине. Уйти, чтобы стать ближе.
«Зачем и почему случайности выходят на мою дорогу, словно давно ждали меня?» – спросил он себя, потому что не верил в случайность, он более верил в мистику.
«Видимо, судьбе угодно», – последовал расхожий ответ, исходивший опять же от него самого.
«Как собака чует след, так надо чувствовать и веления судьбы, иначе не найти пути к цели, в погоню за которой нас выпустили на свет», – предложил Алик новую тему для внутреннего собеседника.
«Отказавшись от цели, не кляни судьбу, – последовал ответ, – но помни, что непредсказуемость – девиз жизни».
«Тогда, если мы не в силах понять систему взаимосвязей, в которой пребываем ежесекундно, нельзя ругать то, что доставляет неприятности, – продолжил свое странное общение Алик. – Каждая неприятность – в чем-то приятность одновременно. Всегда есть лучшая сторона. Важно ее разглядеть. Когда случается неприятность, надо благодарить судьбу, по крайней мере, за то, что она не случилась в более неподходящее время, а мой сегодняшний праздник может обернуться будущей трагедией…»
«Огонь горит лучше в месте, закрытом от причуд судьбы, в низинах, а ты поднимаешься наверх, где ветра…»
– Малинки, малинки… – загремело снизу.
Ритмичные удары музыки развеяли поток счастья и мыслей, движущийся свет далеких фар потерял очарование, и Алик ушел в номер.
***
Демонстрационный зал средств массовой информации пестрел и гудел. Над некоторыми стендами значимо сияло название партии «Единая Россия».
«Школа политолога», – узнал Алик.
В этом зале, где никого и не надо было убеждать, где были лишь представители убеждающей сферы, такой плакат смотрелся как прямой упрек, тем, кто проигнорировал «Единую Россию»:
«Смотрите, как мы выслужились, а вы-то не догадались. Все сливки достанутся нам. Нас могут заметить и доложить наверху, что мы первые».
Богданнов сидел в фойе Дагомыса в окружении многих незнакомцев.
– Здравствуйте, – поприветствовал Алик Богданнова, все еще смущаясь его громкого начальственного титула. Ему всегда было проще ругаться с чиновниками, чем входить с ними в близкие отношения.
– О! Привет, привет, – добросердечно отозвался Богданнов. – Присаживайся рядом. А мне сказали, что тебя нет.
– Нет, я приехал, – отозвался Алик.
– А почему не вышел на сцену? – спросил он.
– На море был. Разгильдяй, – показательно поругал себя Алик, считая, что если Богданнов – чиновник, то он вполне мог обидеться, за невнимание к организованному им мероприятию.
– Да понимаю, у вас, наверное, холодно, – неожиданно сказал Богданнов. – Хочешь, я предоставлю тебе слово на закрытии
