но непривыкши врать по пустякам, ответил вопросом.
– А зачем? – рассмеялся он с такой легкостью, что вселил в Хамовского сомнения.
– Не знаю, – начал отвечать Хамовский на вопрос Алика, но вернулся к первоначальной теме. – Ну, не надо воевать. Вы же средства массовой информации…
В голосе Хамовского проскользнули отеческие интонации.
– Почему всегда виноват я? – спросил Алик. – Вот пришли к вам Клизмович и Квашняков. Доносят. Стучат на меня. Вы их слушаете. Мне нервы треплете. Я не понимаю.
Здесь Алик, конечно, обманул. Все он понимал. Хамовский слушал тех, кто был полезен лично ему, город тут ни при чем. Против Алика работала и книга…
– Депутаты не любят, когда их критикуют. Они не прошли школу испытаний, – принялся объяснять Хамовский. – Ты их щипаешь, а у них накапливается отрицательная энергия против тебя. Они думают, что они такие грамотные, умные, а ты их немножко на место ставишь. За это, допустим, тебе большое спасибо. Но сейчас не то время, чтобы… Зачем ты идешь в бой? Тебе бой нужен?
Хамовский говорил здраво, как человек, понимающий журналиста и разделяющий его позицию. Но Алик знал по прошлым встречам с Хамовским, что такие диалогические подачки предшествуют атаке.
– Нет, – осторожно ответил он, а сам подумал: «Почему крыса, уносящая лишь то, что сожрет, повсеместно уничтожается, а чиновник, который мало того, что жрет, еще и уносит, повсеместно благолепствует?»
– Клизмович мне сказал, что ты обращался и к Матушке, – укорил Хамовский, потряхивая жирными щечками.
– Да-да, обращался, – почти неразборчиво прошипел Клизмович.
При упоминании о депутате государственной Думы Ямала Матушке, в дань былых конфликтов с нею, у Хамовского проявлялась устойчивая форма неисследованной эпилепсии.
– Обращался по оборудованию… – изобразил праведный гнев Алик.
– Ну, она дала тебе?! – тряся головой, прорычал Хамовский. – Она городу хоть копейкой помогла?!
– Если не поможет – я так и сообщу, – ответил Алик.
– Я понимаю, – внезапно успокоился Хамовский под нудное низкое хрипение Клизмовича, завершившееся словами:
– … и на радио…
Хамовский брезгливо взглянул на Клизмовича:
– Клизмович – человек мнительный. Имей ввиду. Не надо обижать людей. Я хочу договориться. Если раньше ты был свободным парнем, сейчас – начальник. Найди компромисс между журналистскими делами и этими задачами. Зачем город-то расшатывать?
Хамовский опять выглядел вполне разумно, если бы не фраза насчет «договориться». Какой договор должен быть между чиновником и журналистом? Чиновник платит, чтобы журналист не замечал. Журналист может не заметить, потому что ума не хватит, потому что трус или потому что заплачено. Суть одна. Это плохой журналист.
– Что от меня требуется? – спросил Алик, чтобы записать предложение Хамовского на диктофон.
– Я прошу по-хорошему, брось ты херней заниматься, – продолжил Хамовский. – Работай нормально, как раньше. Если мы начнем воевать – ты проиграешь.
«Раньше надо мной стоял Квашняков, чистивший мои материалы не хуже гайдаевской собаки, выедающей колбасу и оставляющей таблетки. Сейчас я сам себе хозяин, и вся неискренность ляжет на мою совесть», – раздумывал Алик под слова Хамовского.
– … Теперь давай так: Клизмович, что нам нужно?
– Нам надо, чтобы он публиковал депутатов, как и раньше, – хрипло пробурчал Клизмович.
– Нет, давайте составим положение, чтобы у каждого депутата были равные права на выступление. Примерно как у кандидатов в депутаты, – ответил Алик.
Хамовский поднял бумагу, лежавшую на столе.
– Прошу воздержаться от выступлений, чтобы не усугублять ситуацию…, – продекламировал он.
– Какую ситуацию? – возмущенно спросил Клизмович.
– Какая ситуация? – повторил Хамовский.
Хамовский зачитал цитату из письма Алика к Клизмовичу, в которой речь шла о равенстве депутатов на эфирное время. Равенство обеспечило бы присутствие разных мнений.
– Сейчас некоторые депутаты не выступают на телевидении. Квашняков прав, – твердо ответил Алик. – В этом меня можно обвинить. Можно сказать, что я их не допускаю, но это неправда. Чтобы такого не было, давайте составим положение, чтобы у всех были равные возможности.
– Нет… ты… слышь, – возмутился Хамовский. – Как ты разговариваешь с Думой в ультимативной форме!? Я с ними так не разговариваю. Я их в жопу иногда лижу, депутатов этих. Понимаешь? Ты их в жопу тоже… тоже должен полизывать.
Клизмович расплылся в улыбке, ощущая прикосновения множества языков.
– Они же могут дать, а могут не дать, – продолжал Хамовский. – У них-то прав-то до арех. Я с ними на равных работаю и средства массовой информации считаю за равных.
Клизмович нудно и мерзко повторил, чуть ли не козлом проблеял:
– За равных считаем.
– За равных, – подтвердил Хамовский эмоционально, будто с трибуны. – Не нужно выпячиваться. Ты сам – еще дурачок, администратор …уевенький. Народ твой что говорит: …уевенько иногда. Телеоператор после заседания Думы говорит, что ты должен был раньше вопросы по телецентру решить. Понимаешь? Поэтому, у каждого до арех ошибок. Почему же ты ищешь в других бревно, а своего бревна, на котором сидишь ьдялб, ты не видишь?
«Весь коллектив – стукачи. Где Куплин их нашел?» – горестно подумал Алик.
– Семен Петрович, вы меня укоряете, что я его рекомендовал, – начал оправдываться Квашняков, сидевший до этого молча.
– Ну, конечно же! – весело сказал Хамовский. – Ты тоже.
– Дело в том, что пока он ведет себя как профессионал, он работает нормально, – продолжил оправдываться Квашняков. – А как только в нем просыпаются желчные нотки, начинается эта ерунда…
«Профессиональное отношение к делу погубило немало людей. Профессионально стреляя в затылок, лишаешь жизни наверняка. Желчь тоже нужна, чтобы перерабатывать жир и истреблять глистов, в частности. Но дело в том, что каждый вкладывает в свои слова лишь известный ему самому смысл, – раздумывал Алик, пока ему дали передохнуть. – О чем они говорят? Сами-то понимают?»
– Ты как этот ьдялб – авантюрист-заводила. Понимаешь? – обратился к Алику Хамовский. – Они завелись ьдялб на тебя. Этот завелся, этот завелся, и пошла ьдялб и дали тебе повод ьдялб. И большой был повод?
– Прокуратура пишет,…. – опять испустил Клизмович нечто неразборчивое, когда Хамовский завершал надоевшую ему беседу.
– Да на яух это? Бе твою мать, – обратился Хамовский не иначе как к Богу. – Что там?
Клизмович заговорил так глухо, словно зашептал из канализации:
– Мы главе дали поручение создать комиссию для проверки телерадиокомпании. А он скорей в прокуратуру, что, дескать, не имеем права. Прокуратура давай нас.
Алик готов был уже встать и уйти, предварительно послав всю эту компанию ко всем чертям.
– А что, распоряжение есть по комиссии? – спросил Хамовский.
– Нету его. Вы ж его должны издать! – прикрикнул Клизмович.
– Давайте так! – рявкнул Хамовский. – Денег ему не давайте на йух. Не приглашайте его на Думу и весь вопрос ьдялб. Приглашаем с соседнего города телегруппу, готовим фильм и крутим на йух. Аккредитации лишите его и все цедзип ьдялб, и
