Через два года Лёва умер от туберкулёза в следственном изоляторе, родители куда-то сгинули без суда и следствия, а Зою с ребёнком вытряхнули из квартиры прямёхонько на улицу. Вот тогда-то она и устроилась в домоуправление дворником. Зарплата была маленькой, каморка под лестницей — без окна, но с батареей парового отопления. Именно это убогое жилище и явилось для бездомной матери островком спасения. Днём она старательно, как делала вообще все, что ей поручали, махала метлой из берёзовых прутьев, ночами, когда малыш спал, мыла в подъездах бесконечные лестничные марши. Она никогда нс считала ступенек, чтобы не сойти с ума, а старательно протирая мокрой тряпкой углы и стены возле мусоропровода, читала вслух стихи: Свободы сеятель пустынный// Я вышел рано, до звезды... Шлёп, шлёп половой тряпкой. Рукою чистой и безвинной// В порабощённые бразды// Бросал живительное семя. Шлёп, шлёп.,. Но потерял я только время//Блате мысли и труды. За лестницы платили тоже мало, но дополнительно. Важно было сохранить, вырастить и дать юридическое образование единственному потомку Бачслисов, духовному наследнику Лёвушки. Так Зоя понимала свою миссию.
О новом замужестве она нс мечтала, хотя претенденты нашлись быстро: слесарь-сантехник, от которого несло перегаром, разбавленным с утра свежей струёй алкогольного запаха, и пожилой счетовод жилконторы, сильно пьющий только по праздникам, а по будням - в меру. Счетовод один обладал двухкомнатной квартирой - дети выросли и разъехались, жена умерла, а стирать и готовить он нс умел, поэтому намеревался жениться вторично. Жить иод лестницей Зое было тяжело и тоскливо, но совершенно непонятно, как чужой грубый мужик может заменить нежного и стеснительного Лёвушку, да ещё оказаться хорошим отцом Юрочке. Так, напрягая жилы, и тащила Зоя в одиночестве воз забот и ответственности за жизнь сыночка, баловала его, как могла, во всём себе отказывая и думая только о главной цели - поставить Бачелиса-младшего на крепкие ноги юриста,
Чтобы мальчик не чувствовал себя ущербным, мать, отказывая себе в необходимом, покупала ему дорогие вещи и игрушки, без которых он вполне мог бы обойтись, но это позволяло ему хвастать перед теми, кто хвастался перед ним. Испортить ребёнка подарками Зоя не боялась: хорошего нс испортишь, а Юрочка казался ей замечательным. Правда, по дому не помогал, иногда мусор вынесет, наморщив нос, так ведь мужчина. Да и откуда ему время взять? Учился он на одни пятерки, шахматный кружок посещал и делал успехи, потом, правда, бросил, променял на спортивную секцию.
На вопрос классного руководителя, где работает мама, юный Бачелис, нс моргнув бархатным глазом, ответил: в бухгалтерии домоуправления — самая низкая должность, которую он мог придумать, чтобы не слишком кривить душой, но и не самая стыдная, а дворничиха - звучало отвратительно. Если бы Зоя и прослышала об этой лжи, то наверняка оправдала сына - ребёнок защищается от презрения сверстников, которым лишь бы за что-нибудь зацепиться. Сам обороняется, маму на помощь нс зовёт — гордый и независимый. Это лучше, чем слабый и ябеда.
Мальчик рос некрасивым, за оттопыренные уши его дразнили зайцем, но недолго - Юра начал заниматься боксом и научился давать отпор даже старшеклассникам, причём бил ие до первой крови, как полагал неписаный кодекс школьной чести, а до до тех пор, пока противник не попросит прощения. Без унижения врага он не чувствовал себя победителем. На мелкие тычки и обидные слова сразу никогда нс отвечал, напротив, делал вид, что не обращает внимания, он сам выбирал удачный для мести момент и тут уж старался расквитаться по полной, чтобы навсегда отбить у забияки охоту дразнить и задевать его, Юрия Бачелиса.
К наукам Зоин сынок оказался способным и окончил школу с медалью, а институт с красным дипломом. В выборе профессии уступил желанию матери, впрочем, его самого привлекала юридическая казуистика. Но из-за пятого пункта поступить оказалось проще в ленинградский вуз. Зоя в память о принципиальном Левушке записала сына евреем - в те годы в паспорте имелась графа «национальность», позволявшая не только более или менее грамотно вести статистику, но потомкам сохранять историко-культурную идентификацию с братьями по крови и гордиться предками. Заносчивый Юрочка, воспитанный на культе отца, ощущал себя скорее евреем, чем русским. Возможно, еврейская половинка подавляла русскую потому, что русская являлась обычной, ничем не примечательной, вполне уверенной в себе, а у еврейской были проблемы, и она нуждалась в защите. А может, это было нечто более сложное и высокое, и Юра, как представитель народа, рассеянного по миру, бессознательно испытывал давление исторической предопределённости.
После успешного окончания института новоиспечённый юрист несколько раз менял работу, не находя приложения своим талантам и амбициям. Чтобы вырваться вперёд, он, втайне от матери, провернул с институтскими приятелями аферу — создал небольшую недолговременную пирамидку, мифическую финансовую группку «Полная чаша», юридически вполне законную в беззаконную эпоху первоначального накопления капитала на постсоветском пространстве.
Общество арендовало пару небольших комнатёнок в одной из почивших в бозс государственных контор, и занимало деньги у населения под огромные проценты, якобы для вложения в ценные бумаги и производство. Обыватели (можно назвать их глупыми и жадными, но правильнее - несчастными гражданами своей большой и безалаберной державы), которые прежде никогда ни о каких ценных бумагах, кроме государственных облигаций, не слыхали и банковских структур кроме сберкассы не видели, давились в очереди, чтобы отдать свои кровные в руки мошенников. Очень существенно, что проценты выплачивались ежемесячно. Из окошка во дворе, запруженном людьми, первые счастливчики уже получали реальные деньги, что действовало лучше всякой рекламы, создавая нездоровый ажиотаж. Получившие дивиденды как настоящие игроки не останавливались, нс прятали деньги в карман, нс уносили с собой, чтобы закрыть брешь в семейном бюджете, а тут же, не отходя от кассы, снова отдавали их в рост. За два года работы группа «Полная чаша» принесла устроителям баснословные суммы и растворилась в неконтролируемой массе подобных махинаторов, оставив разогретых вкладчиков с носом. Они взывали к любимым властям, но те лишь пожимали плечами: во-первых, вы не одни такие дурные, во-вторых, деньги отдавали добровольно.
Сколотив капиталец, Юрий Львович вернулся в столицу, где долго присматривался к обстановке, пока не встретил Большакова* Два честолюбца, целеустремлённые, мыслящие конструктивно и малощепетильные, быстро нашли общий язык* Однако Бачслис, более молодой, чем его начальник, лучше чувствовал возможности нового времени и смотрел дальше. Вместе с тем он хорошо понимал, что плод должен созреть и выдержка - важная составляющая успеха* Умение глубоко скрывать свои намерения, приобретенные ещё на школьной скамье, оказалось бесценным качеством.
Деньги и положение преобразили Юрия Львовича. Высокий, стройный, одетый дорого и красиво, он вёл себя легко и раскованно, руки держал в карманах брюк, небрежно зажав локтями иолы расстёгнутого пиджака и выставив на обозрение традиционную для еврейского костюма жилетку* Жилетки он заказывал у лучших портных, в больших количествах и самые разнообразные, а относился к ним, как английская леди к шляпкам. Ещё до выхода очередного номера мужского глянцевого журнала мог назвать, какой узел и рисунок галстука будут нынче в моде. Регулярно посещал фитнес-клуб, синагогу, слыл вегетарианцем и любителем русского бильярда.
Бачелис не был вовсе лишён чувств, чувственности, даже в какой-то мере чувствительности* Но над эмоциями всегда брал верх разум: его характер, очень цельный, лепился вокруг стержня рациональности. На поведение наложили отпечаток учёба и работа в городе на Неве. Народец там, что ни говори, особый - питерское интеллигентское чистоплюйство не тянет против столичной спеси. Юрий Львович был приверженцем правил, но верный подход применял с умом. Как на рентгене, видел конструкцию законов и дыры, оставленные в них депутатами иод давлением лобби или собственных интересов. Использовать эти лазейки на благо компании считал делом чести. Блестящий профессионал, он свободно ориентировался в политических нюансах и биржевых показателях. Казалось, нет вопроса, на который Бачелис не знал ответа, но в голове держал только то, что опасно хранить в компьютере. Он пользовался благосклонностью и полным доверием хозяина, который и себя-то проверял постоянно. Это исключение из правил отец объяснял дочери так: «Я могу надавить, прихлопнуть, заплатить, а он владеет более тонкими комбинационными схемами и великолепно их реализует.
Этот молодой человек для меня незаменим, поэтому получает самую высокую зарплату, чтобы не переманили».
