Пока Ричард ожидал прибытия лифта на двадцатый этаж, его переполнял страх, что сейчас этот пузатый коротышка выскочит и выхватит из его рук небольшой чемоданчик с долей оговорённой суммы. Однако до выхода на вечернюю улицу его не ожидали никакие приключения. Крепко прижимая к себе новообретенную ношу, он решил пройти пару мрачных кварталов, чтобы сполна отдышаться после душного кабинета, где просидел добрый час. О том, что за ним может последовать «хвост», мысли не возникало. Главное, проветриться. Вечер стоял ясный, и что больше всего радовало, прохладный. Однако вряд ли даже это помогало ему обрести ясность ума и душевное спокойствие. Несмотря на данное обещание, он не был готов лишить жизни кого бы там не было, даже последнего уголовника. Хотя поздно пятиться назад – укором твердили ему принятые банкноты. Что им двигало в момент совершения сделки? Жажда жизни? Возможно. Деньги? В меньшей мере. Ему казалось, что главное дать согласие, а там как пойдёт. Встав на углу перекрёстка, Ричард отметил, что на светофоре горит красный цвет, учитывая редкий поток мимо проезжающих машин. Только так он определял разрешение на пересечение дороги, если рядом не было никого. Можно было бы проскочить и на красный, но нарушать правила дорожного движения не являлось излюбленным хобби. Чтобы не стоять в скучном ожидании, он стал оглядываться по сторонам. Слева от него в ожидании сигнала стояла тёмная машина с закрытыми окнами. В них отражалось высокое освещаемое здание, а в центре одного из двух окон – переднего – сам Ричард. Шрам под нижней губой, полученный в драке двадцать лет назад, усталый взгляд глубоко посаженных глаз исподлобья, длинный нос, что сильно выделялся на фоне измождённого лица. Видавшие виды шляпа скрывала верхнюю половину головы. И всего этого оказалось достаточно, чтобы Ричард невольно отпрянул. Ему стало гадко от себя самого. «Кто я такой, чтобы считать своё жалкое существование более ценным, чем жизнь той леди?» – Ричард, не отрываясь от своего отражения, сильнее прижал к себе чемодан. – Мистер, дайте на хлеб, пожалуйста! – донеслось откуда-то снизу. – Я сегодня ничего не ел. Прошу, не дайте мне умереть с голоду! Голос, полный отчаянной мольбы и робкой надежды, принадлежал мальчишке лет пяти, если судить по его росту и телосложению. Однако заношенный и заметно великоватый пиджак, достававший до самых колен, и такие же брюки, скрывавшие обувь или её отсутствие, указывали на то, что бедняжке могло быть и все восемь. Как для пятилетнего у мальчишки был чересчур осмысленный взгляд. Голодные глаза жадно впились в Ричарда. Тот машинально полез в карман своих единственных целых брюк, откуда вытащил несколько центов. – Вот, возьми. Худая ручонка молниеносно схватила монеты, и мальчик дал деру, не удосужившись поблагодарить. Однако Ричарда больше волновало не это. Ослабив хватку от чемодана, он удручённо пошёл по дороге, то и дело бросая взгляды назад. Ответом служили нетерпеливые гудки от двух автомобилей. Ричард корил себя за проявленное малодушие. В тот момент, когда его руки нащупывали мелочь, ему на миг почему-то захотелось отдать аванс. Те деньги превращались в непосильную ношу, которую так и хотелось сбросить куда подальше. В нем боролись два «я», но победу одержал тот, кому хотелось потрогать руками хрустящие купюры, по праву принадлежавшие ему. «По праву»… Определённо, не каждому дано быть героем, спасающим голодающих детей, как и тем, кто лишает жизни чужих супруг. Вступив на порог своей затрапезной квартиры, где он жил последние три месяца, Ричард не включая свет, по памяти прошёл прямиком в спальню. Дорога в неё пролегала через небольшую гостиную, где стояли только продавленный диван и квадратный стол без скатерти, но зато с двумя крепкими стульями. В спальне он швырнул чемодан под односпальную кровать с несвежим бельём. Недолго думая, он скинул с широких плеч заношенное пальто и затем лёг на кровать словно брошенный мешок. Глаза тут же закрылись, и он уснул беспокойным сном. Утро следующего дня выдалось отнюдь не ясным, что, впрочем, не редкость для этого города. В небе властвовали тяжёлые тёмные, как мысли Ричарда, тучи. Из старого приоткрытого окна дул промозглый мартовский ветер, от чего проснувшегося била мелкая дрожь, несмотря на его неснятый ранее шерстяной костюм-тройку. Его зубы стучали друг о друга, а руки едва слушались. Окно кое-как закрывается, но требовалась ещё помощь горячего питья. На кухне, как всегда, из еды не было ничего, кроме пары сырых яиц и ломтика чёрствого хлеба, купленного невесть когда. Кофе закончился ещё позавчера, и поэтому запивать наспех приготовленную яичницу пришлось стаканом малоприятного кипятка. Недостойный завтрак для человека, который получил на руки приличную сумму. Набравшись сил и согревшись, Ричард полез под кровать за брошенным чемоданом. Но прежде следовало задёрнуть шторы, чтобы избежать случайных свидетелей из такого же высокого дома напротив. Тысячи купюр. Купюры принадлежали ему и только ему. Потом сиюминутная радость сменилась горьким осознанием того, что они достались не за красивые глаза, чем Ричард уж точно не обладал. «У неё такой мудрый взгляд. Словно прожила долгую жизнь, хотя по ней не скажешь» – и Ричард с отвращением захлопнул чемодан. «Мамино разочарование» – так называли его в школе, замечая за ним нежелание грызть гранит науки и следовать строгой дисциплине. Та же ситуация складывалась и дома. Отец погиб ещё до его рождения в печально известной битве на Сомме, причём будучи одним из первых. Несмотря на то, что тот большую часть жизни прожил в Нью-йорке, имея приличный годовой доход в качестве коммивояжёра, его британские корни не давали о себе забыть, когда пришла новость о масштабной войне в Европе. Правда с его стороны спешка не была замечена, но потом что-то щёлкнуло в его голове и он отправился на фронт. Вот так и внезапный необъяснимый патриотизм довёл его до преждевременной смерти под вражескими пулями. В 31 год от роду. Не рекорд, конечно, учитывая, что там легли и более молодые парни, некоторые даже школу не окончили. Однако вряд ли это облегчало семейное горе. Несчастная новоявленная вдова осталась одна с пятью детьми, среди которых Ричи был самым младшим. А ещё болезненным, туго соображавшим, неспособным к физическому труду. Не обладая мощным здоровьем и силой, в деревне, куда брошенная на произвол судьбы семья переехала сразу после получения печальной вести, ты становишься обузой и объектом насмешек для местных хулиганов. И что самое печальное – и для родных. Родители матери смотрели на своего внука и качали головой, приговаривая: – В семье не без урода. Несмотря на подобное отношение к себе, Ричард не
