Когда Настя пришла с работы, оказалось, что Леша уже давно приехал и ждет ее, и это было приятным сюрпризом. Но тут же, по закону чересполосицы, возник сюрприз неприятный.
В центре комнаты, прямо на полу, стояла огромная ваза с разноцветными гладиолусами чуть ли не в метр длиной. Гладиолусы Настя не любила, просто терпеть их не могла, но Лешка так редко дарил ей цветы, что она обрадовалась самому факту.
— Солнышко! — радостно закричала она. — Спасибо тебе! Какие красивые!
Леша молча подошел к ней и остановился рядом. Потом нагнулся и поправил несколько цветков, чтобы букет смотрелся симметрично.
— Красивые, это точно, — спокойно подтвердил он. — Но не от меня.
— А от кого же? — удивилась Настя.
— Это у тебя надо спросить.
— То есть?
— Когда я пришел, цветы в вазе стояли на лестничной площадке возле нашей двери. Там и записочка была, тебе адресована.
— Где записка?
Алексей протянул ей аккуратно сложенный вдвое белый листок, на котором красивым шрифтом было напечатано: «Самому верному другу и надежному человеку».
— Я не знаю, от кого это, — тихо сказала Настя, прекрасно зная, кто прислал эти цветы.
— Не ври, — вполне миролюбиво ответил муж. — Знаешь ты все. Нового поклонника завела?
— Ну Леша… — с упреком произнесла она. — Ну какие поклонники? Ты с ума сошел?
— А тот, который тебе недавно звонил? Ты потом всю ночь не спала, ворочалась. Думаешь, я не заметил?
— Это не поклонник, это гадость. Пойдем поедим, а?
— Пошли, — согласно кивнул Алексей.
Он приехал незадолго до ее возвращения с работы, поэтому ужин еще не был готов. Картошка только-только закипела, а на столе лежали вымытые овощи, приготовленные для салата. Чтобы не обсуждать неприятную тему, Настя быстренько повязала фартук и принялась делать салат, преувеличенно громко рассуждая о том, что как бы ни ругали новую экономику, а свежие овощи теперь есть круглый год и вообще есть все, проблема что-либо достать умерла окончательно и это существенно экономит время и силы, которые в прежние времена тратились столь непродуктивно на беготню по магазинам и стояние в очередях. Леша сидел за столом и насмешливо наблюдал за ней, но встречных реплик не подавал. Настя понимала, что ситуация ему не нравится.
— С чем будем салат? — спросила она, закончив резать овощи. — С майонезом или с кукурузным маслом?
— Со сметаной, — ответил он. — Майонез кончился, я уже проверил.
Он снова умолк, и ей стало совсем тошно. Нужно, наверное, объясниться с ним, сказать ему правду, но так не хочется заставлять его волноваться и беспокоиться.
— Лешик, — осторожно начала она и запнулась.
— Да?
— Лешик, я, кажется, опять влипла.
— И куда на этот раз?
— Да все туда же, куда я обычно влипаю. В неприятности.
Она сняла фартук, повесила его на крючок возле раковины и только тут почувствовала, что в квартире холодно. Надо же, подумала она, я так распсиховалась из-за этих цветов, что даже мерзнуть забыла.
Она вышла в прихожую и через несколько секунд вернулась с теплой шалью в руках. Закутавшись в нее поплотнее, Настя уселась за кухонный стол напротив мужа, достала сигареты и зажигалку.
— Не кури перед едой, — сказал Леша. — Аппетит перебьешь. Лучше расскажи, как это тебя снова угораздило.
— Если б я сама знала! — в сердцах бросила она. — Это опять те же люди, из-за которых мы с тобой, два года назад взаперти сидели. Помнишь?
— Ну как же, — усмехнулся Алексей. — Незабываемые воспоминания. Особенно приятно вспоминать, как твой коллега Ларцев здесь пистолетом размахивал и грозился всех пострелять прямо насмерть. Так что, старушка, нам опять предстоит сидеть дома и вести тихую супружескую жизнь?
— Ой, Леш, не знаю. — Она протяжно вздохнула и глубоко затянулась сигаретой. — Они пока ничего не требуют, только напоминают о себе. Чтоб не забывала, надо полагать. Поэтому я прошу тебя, солнышко…
— Ага, я понял, — перебил ее муж. — Быть осторожным и внимательным, с незнакомыми дядьками на улице не разговаривать, переходить дорогу только на разрешающий сигнал светофора. Ася, мы с тобой знакомы двадцать лет. Когда ты наконец научишься ничего от меня не скрывать?
— Ну хорошо. В общем, я боюсь, что это связано с Денисовым. Но я не понимаю, каким образом и почему.
— И снова ты врешь. — Алексей протянул руку и щелкнул ее по носу. — Убавь огонь под картошкой. Если бы ты не знала, каким образом и почему, ты бы не была такая смурная.
— С чего ты взял?
— А с того, Асенька, что, когда тебе что-то непонятно, в тебе просыпается азарт и тебе хочется непременно решить очередную задачку. У тебя тогда глаза горят и голос звенит. А сейчас ты как в воду опущенная и лица на тебе нет, из чего старый мудрый Чистяков, твой законный супруг, делает вполне обоснованный вывод, что ты все прекрасно знаешь и это знание тебя не устраивает. Оно тебя угнетает и портит тебе настроение. А теперь докажи мне, что я не прав.
— Ты прав.
Она сидела, уставившись на голубое пламя под кастрюлей и опустив плечи, закутанные в теплую черную шаль.
— Ты прав, — повторила она грустно. — Наверное, картошка уже сварилась. Давай будем ужинать.
— Нет, Асенька, мы не будем ужинать до тех пор, пока ты мне не расскажешь, что происходит. Я не могу смотреть, как ты мучаешься, и не понимать, что у тебя случилось. Я понимаю, у тебя, может быть, нет потребности делиться со мной, ты девушка самостоятельная и независимая. Но у меня-то есть потребность быть в курсе если не твоих дел, то хотя бы твоих переживаний. Это тебе понятно?
Она молча кивнула, не отрывая взгляда от синего пламени.
— Последний раз мы с тобой остановились на том, что тебе не понравилась просьба Денисова помогать этому сыщику с битой рожей. Ты пошла на поводу у своих эмоций, и в результате возникло опасение, что из-за затянувшихся поисков какая-то женщина может погибнуть. Я правильно излагаю?
Настя снова кивнула. Ровный тон мужа ее успокоил, она сумела немного расслабиться и поняла, что жутко хочет есть. Это было хорошим признаком.
— И что же было дальше? Из-за чего ты так дергаешься?
— А дальше я увидела, что есть кто-то, кто очень не хочет, чтобы мы нашли эту женщину. И у меня есть сильное подозрение, что этот кто-то — Денисов собственной персоной.
— Вот это номер! — охнул Леша. — Он что же, играет в четыре руки против тебя?
— Похоже. Вот и представь себе, что выйдет, если против меня будут играть Денисов вместе с этой чертовой конторой. Есть у меня шансы?
— Ни одного, — категорически ответил Леша. — И не мечтай. Ноги бы унести — и на том спасибо. Может, тебе уволиться?
— Куда? У меня выслуги — тринадцать лет. Что ж мне, без пенсии оставаться?
— Ну не совсем уволиться, а перейти в другую службу, где поспокойнее.
— Все равно достанут. — Она безнадежно махнула рукой. — Им на любой службе люди нужны. Что мне делать, Леш? Посоветуй что-нибудь, ты же умный.
— Господи, Асенька, ну как я могу тебе советовать? Была бы ты мужиком, я бы знал, что тебе сказать.
— Ну скажи. Забудь, что я твоя жена, считай, что я просто работник уголовного розыска без половых признаков.
— Если так… — Он задумался на мгновение. — Не позволяй никому управлять собой. Не позволяй собой манипулировать. Как реагировать на обман — это личное дело каждого из нас, но не видеть обман и позволять себя обманывать мы не должны. И если уж тебе суждено этот раунд проиграть, а ты его наверняка проиграешь, то сделать это нужно так, чтобы о тебе никто не сказал: «Вот дурочка, как легко мы ее сделали».
— А что должны сказать?
— «Она достойный противник и билась до последнего».
Ей вдруг стало смешно, и она почувствовала, как уходит из груди тоскливая тяжесть.
— Лешка! Ты соображаешь, что говоришь? На что ты меня толкаешь? На войну с этими монстрами? Я одна — против них? Ты мечтатель, миленький.
— Во-первых, не тебя я толкаю, а условного оперативника без половых признаков. А во-вторых, ты не одна. Есть Гордеев, есть твои друзья на работе. И, между прочим, есть я, о чем ты, конечно, регулярно забываешь. Ася, пойми меня, лично я не хочу, чтобы ты начинала войну с мафией, это дело бесперспективное и дохлое с самого начала. С мафией воюют целые государства со всей своей правоохранительной системой, а что-то у них не больно-то получается. Но я не хочу, чтобы ты сломалась. Я не хочу, чтобы ты перестала себя уважать, чтобы ты начала сама себя стыдиться. Я собираюсь прожить с тобой до глубокой старости, и мне совсем не хочется доживать свой век рядом с нравственным калекой. Пусть тебя лучше с работы выгонят, пусть ты останешься без пенсии, в конце концов я много зарабатываю, и пока я могу выходить на трибуну и читать лекции, пока мне платят за научное руководство аспирантами, деньги в нашей семье никогда не будут проблемой. Да на худой конец я приму это дурацкое приглашение в Стэнфорд, буду там преподавать, а ты будешь моей переводчицей. Не помрем с голоду-то, не бойся. Но я хочу, чтобы ты сохранила свою личность, которую я люблю и ценю, иначе зачем же я столько лет ждал, пока ты выйдешь за меня замуж? Все, старушка, кончай хандрить, сливай картошку, она уже готова.
