— Моя понимай, понимай, — закивал головой толмач и рукавом кожуха вытер взмокший лоб. — Моя передавай… Все передавай!.. Моя повертай домой…
— Вот и ладно… А теперь можете ехать!
6
Войдя в войсковую канцелярию, Семён Палий, Арсен Звенигора и Роман Воинов поклонились седоусому кошевому, а затем вытянулись, замерли перед ним. Серко обнял каждого, внимательно осмотрел. От его зоркого взгляда не укрылись ни глубокая тоска, затаившаяся в померкших глазах Арсена, ни исхудавшие, обожжённые морозными ветрами казацкие лица, ни сосредоточенная озабоченность во всем облике Палия.
— Вижу, приехали не с пустыми руками, — сказал он. — Новости привезли?.. И похоже, не только добрые?
— Ты угадал, батько, — грустно ответил Арсен.
— Ну-ну, не вешай голову! Давай-ка рассказывай.
Арсен тяжело вздохнул и коротко сообщил об исчезновении невесты и сестры.
Видно было, что это известие расстроило кошевого. Он закусил кончик седого уса и долго молчал. Потом поднял глаза.
— Так ты говоришь, они в Крыму? Где именно?
— Скорей всего, в Ак-Мечети… В ту ночь уезжал из Немирова ак-мечетский салтан Гази-бей. И трудно поверить, чтобы он вернулся домой с Украины с пустыми руками…
— Правда, трудно…
— Но клянусь всеми святыми, я доберусь до него и отомщу! — воскликнул Арсен, сжимая в бессильной ярости кулаки.
— Мы вместе отомстим! — продолжил Роман.
— Погодите, хлопцы, погодите! — прервал их Серко. — Об этом мы поговорим после… А сейчас садитесь, рассказывайте. Мне нужно знать все.
Казаки сели к столу. На звонок колокольчика молоденький джура внёс большой деревянный жбан душистого пенистого мёда, расставил расписанные узорами высокие глиняные кружки с ручками, наполнил их.
Палий толково рассказывал о поездке на Правобережье, о произволе Юрия Хмельницкого в Немирове и о его бесчеловечной жестокости, о немировском гарнизоне и намерениях турок летом начать новый поход на Украину, на этот раз на Киев, о приказе султана напасть на Левобережье, о встрече с калмыцкими послами к султану Магомету и о желании Калмыцкой орды перекочевать с Чёрных земель на Правобережье. Серко слушал не проронив ни слова. Только по тому, как у него блестели глаза, а правая рука то и дело охватывала подбородок и поправляла усы, можно было понять, что услышанное потрясло кошевого до глубины души. Палий живо рисовал страшные картины запустения, всенародного горя и нищеты, которые казаки видели во время своей поездки. А в конце сказал:
— Братоубийственные жесточайшие войны между левобережными и правобережными гетманами, беспрестанные набеги ордынцев, нападения шляхты, а особенно турецкое нашествие разорили нашу дорогую отчизну, привели её к пропасти. И кажется мне, лишь один ещё удар — и она низвергнется в неё… Речь идёт о том, что Правобережье может стать чужой землёй, если мы не заселим его своими людьми, если не поднимем из руин города и села. По всему видно, гетман Самойлович, несмотря на то, что он много сил приложил для защиты Чигирина от турок, не понимает такой необходимости и заботится только о сохранении своей власти над Левобережьем и о том, чтобы сделать её наследственной, то есть передать свою булаву одному из сыновей, которых он уже назначил полковниками. А если б понимал, то не задерживал бы насильно на левом берегу беженцев с Правобережья, возвращающихся в родные места, не посылал бы своего сына Семена — полковника переяславского — перегонять их снова за Днепр и сжигать Ржищев, Корсунь с прилегающими сёлами, чтобы никто в них не мог жить… Нужно всячески препятствовать Юрию Хмельницкому, который вместе с ханом устраивает походы на Левобережье, выводит оттуда людей на свою сторону, чтобы заселить её. Наш народ добровольно никогда не пойдёт под власть турецкого султана. К сожалению, Юрий не желает считаться с этим. И отступать ему поздно: слишком много крови пролил он, очень много горя принёс своему народу, чтобы мог надеяться на его прощение, а тем более — на уважение и любовь… Остаётся одна сила, способная защитить Правобережье, — Москва. Опираясь на её явную или тайную — в зависимости от обстоятельств — поддержку, запорожцы смогут и должны возвратить его в лоно нашей матери-отчизны. Иначе его захватят иноземцы…
Все долго молчали под впечатлением сказанного Палием. Даже Арсен и Роман, которые не раз уже слышали своего товарища и видели все, о чем он только что рассказал, лишь сейчас представили себе, в какое трудное время они живут и какие тяготы возлагает на их плечи жизнь.
Наконец, вздохнув, Серко поднял седую голову и тихо произнёс:
— Спасибо тебе, казак, за твои искренние, правдивые слова, за твою душевную тревогу об отчизне и за многотрудное путешествие… Действительно, живём мы в страшное время. Судьба уготовила нам тяжкие испытания и тяжелейшее из них — смертельная опасность с юга, со стороны ханского Крыма и султанской Порты. Это они вытоптали уже пол-Украины и посягают на то, что ещё осталось. Против них и обязаны мы направить все свои силы… И покуда конь людолова топчет нашу родную землю, покуда хищный аркан душит нежные шеи девчат-полонянок, мы обязаны крепко держать в руках сабли! На том я стоял и стоять буду, пока жив… Но собственных сил для этого у нас маловато. Только сообща с Москвой, сообща с нашим братом — народом русским выстоим и победим в этой смертельной борьбе. Только так! Иначе быть не может! Пройдёт какое-то время — и вновь поднимутся по всему Правобережью села и города, заколосятся житом, пшеницей широкие нивы, зазвучат от порогов до Карпат и Полесья наши песни и наша речь!..
— Дай-то боже! — сказал Палий. — За это мы не пожалеем и самой жизни! Счастье, что у нас такой военный предводитель, как батько кошевой. Будем надеяться, он завершит все задуманное и то, за что боролся всю свою жизнь!
— Э-э, сынок, старого хвали, да из дому веди! — остановил его жестом Серко. — Завершат, должно, другие, а мне бы ещё разок разгромить супостата Мюрад-Гирея, отомстить ему за прошлогоднее нападение на Сечь, за разорение земель наших, за слезы люда православного!.. А главное — дать ему по зубам так, чтоб отпала охота пройтись летом по Левобережью!
У Арсена радостно заблестели глаза. Он вскочил.
— Батько, значит, будет, будет поход на Крым?.. Когда же?
Серко обнял казака, усадил рядом с собой.
— Понимаю тебя сынок… Но не торопись — всему своё время!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«КРЫМ НЕЩАДНО ТРЯХАНУТЬ!»
1
Серко вёл на Крым двадцать тысяч запорожцев. Столько воинов одновременно Сечь не выставляла никогда. В морские походы обычно ходили тысяча или две, в сухопутные — шесть-восемь тысяч казаков. Сейчас же на клич прославленного кошевого отозвались все, кто мог держать саблю в руках. А таких после турецкого нашествия на Правобережье в запорожских владениях оказалось немало. Кто потерял в эту смутную пору семью, кто не хотел гнуть спину на левобережную старшину, которая загордилась, забарствовала и начала насаждать выгодные для себя крепостнические порядки, тот бежал в Понизовье и пополнял сечевое войско.
