как он яростно схватил ведьму за плечи и принялся оттаскивать в сторону. Ведьма вывихнула шею до хруста и попыталась укусить участкового за руку. Её гнилые зубы вывернулись из лунок и посыпались со стуком на пол.
Василий продолжал тянуть её на себя, что было мочи. Тело её студенисто дрожало и в то же время не двигалось с места, точно вросло в пол.
Ветхая одежда угрожающе затрещала по швам и осталась в руках участкового. Он потерял равновесие и грохнулся на пол.
Старуха тем временем приблизилась к Владке почти вплотную, обдав её лицо могильным холодом. Сначала у девушки онемели губы, затем горло, потом холод спустился в лёгкие.
Участковый вскочил на ноги и, бешено шаря глазами по комнате в поиске предмета поувесистей, увидел свой пистолет. Быстро хватая его с пола, он передёрнул затвор и, подбежав к ведьме, разрядил всю обойму ей в спину.
Пули вошли в неё, как в тесто, она даже не шевельнулась.
Василий бросил пистолет на пол и принялся, что было мочи, колотить её в спину. Лицо его исказилось, выражая сосредоточенную жестокость. Удары градом сыпались куда попало.
– Отпусти её, – кричал он, задыхаясь. – Я тебе её не отдам.
В какой-то момент её туловище начало расти, прямо на глазах Василия увеличиваясь в объёме. Оно напоминало большой мешок из зеленоватой кожи, хаотично разрисованный мелкой сеткой синих капилляров. Внутри него, что-то шевелилось и булькало; повсюду выпирали пульсирующие бугры, точно огромные нарывы, грозящие в любую минуту прорваться и залить участкового дрянью. По бокам этого громадного мешка болтались, на удивленье маленькие, атрофированные ручки.
– Давай, повернись ко мне, – взбешённо орал Василий, обливаясь потом.
Удары с каждой секундой слабели. Он уже едва держался на ногах:
– Забери меня вместо неё.
Старуха не реагировала ни на побои, ни на мольбы, ни на угрозы. Оторвать её от девушки было невозможно.
Сквозь монотонный шум в ушах до Владки долетел слабый голос участкового:
– Отпусти её. Она нужна мне.
Эти слова молнией полыхнули в её уплывающем сознании. Она хотела подняться, оттолкнуть ведьму, но жизнь уже покинула её тело. Единым усилием воли она разжала онемевшие губы и проговорила задавленно в мёртвое распухшее лицо старухи:
– Оставь меня. Ты мне больше не нужна. Я не одна!
Ведьма отпрянула назад. Невероятной величины туша её скоротечно оплыла в ноги. Она покачнулась и упала на спину, сотрясая квартиру страшным грохотом.
Участковый проворно отпрыгнул к стене и теперь ошеломлённо наблюдал за ведьмой.
Быстро высохший труп старухи, выгибало дугой. Она цеплялась скрюченными пальцами за половицы, оставляя глубокие борозды, и исторгала жуткий звериный вой.
В следующую секунду комнату тряхнуло так, что в рамах треснули стёкла; люстра под потолком качалась, как маятник. Стены дрожали, местами осыпалась штукатурка. Нарастающий вой забивал уши.
Доски пола под ведьмой начали проседать, образуя продолговатое углубление, похожее на могилу. Хлопнула входная дверь, треснувшие стёкла осыпались на подоконник, шторы затрепало и потянуло сквозняком. Вместе с потоком холодного ветра в комнату несло уличную пыль и мусор.
Василий потерял счёт времени, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пелену пыли заволакивающую глаза.
В какой-то момент всё закончилось, и наступила тишина.
Сначала ему даже показалось, что он оглох. Ноги дрожали и подгибались в коленях. Он сделал неуверенный шаг и услышал, как захрустело под подошвами битое стекло.
Он хотел позвать Владку, но из пересохшего рта вырвался лишь хрип.
Оставляя следы на густом слое пыли, он, покачиваясь, подошёл к выросшему посреди комнаты, вытянутому холмику.
Полный ненависти взгляд его скользил по прелым листьям, соломе, яичной скорлупе, окуркам и фантикам. Сквозь ворох мусора невозможно было разглядеть самой ведьмы, и Василий не стал зря терять драгоценное время.
27
Задрав голову вверх, Данил вглядывался в окно на втором этаже. Шею скрутило, но он не обращал внимания, надеясь увидеть хоть какое-то движение в узкий просвет между бьющихся штор.
Сильный порывистый ветер насквозь пронизывал его гимнастёрку.
Он крепче прижал к груди завёрнутого в лохмотья малыша. Ребёнок не спал. Осмысленно хлопая испуганными глазёнками, он вздрагивал всем тельцем.
Вдруг ветер утих так же внезапно, как начался. «Ну, всё»! – подумал Данил устало.
Ему было страшно возвращаться с ребёнком в эту квартиру. Но сердце не давало покоя, тяжело ворочаясь от сознания своей вины.
«У меня не было выбора», – вслух оправдывался он, поднимаясь по лестнице: «Бабка Нюра сказала, бери ребёнка и беги. Я всё сделал правильно».
Он толкнул ногой дверь. В квартире царил полумрак.
– Живой кто есть? – крикнул он отчаянно, почему-то не надеясь на ответ.
Приглушённый голос Вадима донёсся из кухни:
– Мы здесь.
Данил остановился в прихожей, не решаясь ступить дальше.
Навстречу ему, пошатываясь, вышла Катя, а за ней и Вадим. Они растерянно тёрли заспанные глаза, не сразу понимая, где находятся.
– Вы уже приехали? – удивлённо спросил Вадим, – а где Влада?
Данил посмотрел невидящим взглядом на него, на Катю. Не сказав ни слова, вложил ему в руки ворошащийся свёрток и медленно пошёл в гостиную.
Больше всего его пугала тишина.
Ему казалось, что сейчас он с радостью воспримет любой звук, но холодное безмолвие скупилось раздавать шорохи и стуки.
В щель между плотными шторами проникала робкая полоска утреннего света, освещая сухую веточку на пыльном полу.
Данил наклонился, поднял её и покрутил пальцами. Её сухие парашютики напоминали кустик укропа.
«Любисток!» – озарило его догадкой.
Ему вдруг стало так легко, как никогда не было раньше.
Ну конечно, бабка Нюра обещала ей, что она будет жить долго и счастливо! Она не могла обмануть её в такой момент!
Слёзы просветления и нечаянной радости скатились двумя дорожками на бурый подбородок.
Сломя голову Данил бросился в дальнюю комнату.
Он настолько увлёкся своей радостью, что не слышал звука стёкол, лопающихся под ногами, не видел гору мусора посреди комнаты, и только тёмные-тёмные, отчаянные глаза участкового заставили его остановиться.
Застигнутый врасплох невыносимой болью, стывшей в его глазах, Данил глупо улыбнулся и растерянно перевёл взгляд на кровать.
Раскинувшись в синем шелку собственного платья, Владка походила на большую прекрасную бабочку. Её широко распахнутые фиалковые глаза, недвижно смотрели ему прямо в душу. И хотя мозг Данила уже осознал страшную правду, сердце, всё ещё продолжавшее надеяться на чудо, заставило его произнести:
– Она жива?
– Нет, – ответил Василий бесцветным голосом.
Эпилог
Моросил холодный дождь.
Данил ссутулился, чувствуя, как из окна вслед ему глядит участковый и всё ускорял и ускорял шаг, время от времени перепрыгивая чистые прозрачные лужи. В какой-то момент он вспомнил, что в руке у него веточка
