— Но… почему ты так поступил? Ты мог… воспользоваться этим, — с трудом выдавила она. Майлз попытался придвинуться к ней, но Гермиона отпрянула, забиваясь в угол.
— Это было искусственное чувство, ненастоящее, — ласково заговорил он. — Я заставил тебя думать обо мне, заставил посмотреть, заинтересоваться. Но так нельзя. Это было неправильно, нечестно. Если бы ты знала, как это больно — отказаться от тебя. Отказаться, чтобы поступить правильно.
Они сидели молча. Треск камина был таким уютным, но он не мог их согреть.
Майлз смотрел на её окаменевшие черты. Этот холод болезненно резал душу на тонкие рваные полоски. Он чувствовал, как она уходит, отдаляется.
— Однажды… — вдруг шепнула она. — Ты услышишь то, что не должен слышать. Всё рухнет. Всё закончится. В любом случае.
— Нет, Гермиона… — с надеждой шепнул он. — Не делай этого!
Он придвинулся ближе, целовал её ледяные руки.
— Ты уже слушаешь меня? Хочешь узнать, что я думаю?
— Нет. Я не слушаю. Но я вижу, что дело не только во мне. Что такого ты скрываешь? Что так ранит твою душу? Просто доверься мне! Станет легче! Ты увидишь! Ты всегда была такой смелой, неужели сейчас просто уйдёшь, даже не попытаешься…
— Попытка провалилась, — с дрожью в голосе произнесла она. — Есть необратимые вещи. Ты не виноват. Разве что в том, что я не справлюсь. Возьмёшь вину на себя? — с горечью усмехнулась Гермиона.
— Я готов к любым жертвам, ты же видишь! Я справлюсь, и ты справишься…
Она резко отняла свои руки, поднялась, надела туфли. Её взгляд пронзил болью, отчаянием и решимостью.
— Прости меня. Ничего не выйдет. Я пыталась, но… есть обстоятельства, которые сильнее меня. Я не смогу тебя забыть, но у меня есть друзья. Я попрошу их помочь. Это слишком больно.
— Что ты говоришь? Опомнись, прошу тебя, — Майлз вскочил, но её палочка уткнулась в его грудь.
— Поверь, так будет лучше, — безнадёжно произнесла она. — Просто отпусти меня.
Майлз сделал шаг назад. Он смотрел на неё так, словно не верил в то, что происходит. Гермиона сама не верила. Боль уничтожала её сердце. «Я люблю тебя!» — кричало её сознание. Но он не слышал. Она видела — он не слышит. Гермиона отвернулась и трансгрессировала.
Синие глаза заволокла пелена. Она ушла.
========== Глава 18. Момент истины ==========
— Здорова, Грейнджер! — весело выпалил Драко и замер на пороге. Его улыбка растворилась, а брови сдвинулись над переносицей. Он тихо закрыл дверь и просто смотрел на её дрожащие пересохшие губы, впалые щёки, круги под глазами. Он подошёл чуть ближе и тихо спросил: — Кто-то умер?
Гермиона подняла на него покрасневшие от долгих слёз глаза. Никогда в жизни Драко не видел её такой. Даже после пыток в его доме, в её взгляде не было такого отчаяния, безнадёги. Она горько ухмыльнулась, опуская глаза и вращая давно высохшее перо в руках, и безразлично спросила:
— Зачем ты пришёл?
Драко нервно сглотнул.
— Думал, мы помирились…
Её ухмылка стала ещё шире, отчего холодок пробежал по его спине.
— Помирились. Конечно, — согласно шепнула она. — С чего бы нам ссориться? Мы же друзья.
— Грейнджер, ты меня пугаешь. Что случилось то? — участливо спросил он, снова делая шаг к ней ближе. Но её взгляд, брошенный исподлобья, пригвоздил его к месту. Ненависть? Грейнджер не может так смотреть. Просто не умеет. Что это?
— Тебе лучше уйти, Малфой. Ты — последний человек на этой планете, кого я хотела бы видеть.
Драко взволнованно передёрнул плечами, почесал, а потом пригладил волосы на затылке.
— Гермиона, ты можешь объяснить, что происходит? В газетах…
— Ты ничего не увидишь в газетах, Драко. Признать поражение — для меня равноценно смерти. Но ты можешь созерцать это индивидуально. Это твой приз! Смотри! — она широко раскинула руки, запрокидывая голову. — Одинокая Гермиона Джин Грейнджер. То, о чём ты так мечтал!
— О чём ты говоришь? — в недоумении выдохнул он, глядя на неё, как на сумасшедшую. — Я никогда этого не хотел…
— Правда? — наигранно удивлённо вскинула она брови. — Не хотел? А чего ты хотел, Драко? Чего хотел, когда шантажировал меня? Когда каждую минуту старался опорочить Майлза в моих глазах?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я тебя не шантажировал! — резко наклонившись над столом, опираясь на него ладонями, выпалил Малфой. — И я не хотел тебе зла, я лишь предупреждал…
— Ты добился своего! Ведь ты знал, знал, что я не смогу ему ничего рассказать, как бы мне ни хотелось! Ты просто издевался!
— Притормози, Гермиона! Остановись, пока не наговорила лишнего, — с тем же участием говорил Драко. — Я не издевался. Ты не могла говорить, но показать могла?
— Показать?! — прошипела Гермиона, и её глаза стали невообразимо огромными, наполняясь слезами, боль отразилась на лице девушки. — Что показать?! Как ты прикасался ко мне? Как целовал? Как объяснялся в любви? Что показать? Как ты взял меня прямо на столе в своём кабинете? Как потом умолял о прощении и просил всё забыть? Так что из всего этого я должна была ему показать? Человеку, которого я люблю, показать, как я любила другого? Да ты спятил! Я ничего не могу! Ни рассказать, ни показать, ни даже намекнуть, чтобы он не думал ничего дурного, если вдруг случайно в моей памяти промелькнёт твой образ! Ты всё это время просто издевался, ковырял открытую рану, знал всё о нём и обо мне, смаковал нашу обречённость.
— Да что ты зациклилась на мне? — воскликнул Драко. — Нашла злого гения!
— А кто ты? Ты только и делал, что подначивал, подзуживал, намекал на что-то, словно тебе покоя не давало моё счастье! Я ведь не мешала тебе строить свою жизнь, ни единым словом! Знаешь каково это, видеть, как любимый человек медленно забывает тебя, как он ухаживает за другой, женится, заводит детей…
— Гермиона, тебя несёт, притормози…
— Знаешь, каково это?
— Я любил тебя! — взревел он, резко наклоняясь через стол и хватая её за запястье. — Любил, дурёха!
— Замолчи! — в ужасе прошипела она, отводя взгляд.
— Ты знаешь. Лучше всех знаешь, как больно было всё это сломать! Моя мать умирала! У меня не было выбора! Я ненавижу себя за то, что сделал! Я любил тебя!
— Я знаю… — вдруг прошептала Гермиона, отнимая у него свою руку. — Я всё знаю. Это было… страшно.
— Я не хотел, чтобы так получилось. Ты знаешь, я пытался с ней поговорить и этим чуть не убил. Вся её жизнь потеряла смысл, когда мать поняла, что бороться было бесполезно, что её единственный сын всё равно всё испортил…
— Хватит, Драко, я помню… — тихо лепетала она.
— Ведь ты всё поняла тогда. Или нет? Ты только притворилась? — с сомнением шептал он. Драко обошёл стол, присел на корточки перед её креслом. Он нерешительно взял её руки в свои. Гермиона зажмурилась, словно её резали ножом.
— У меня не было выбора, — прошептала она. — Мои чувства ни для кого не имели значения.
— Это не так, — Драко опустил голову, обессиленно вздыхая. — Просто моя жизнь мне не принадлежит. Я проклят. Я — Малфой.
Она вдруг с нежностью взглянула на его платиновую макушку.
— Ты не проклят, Драко. Астория прекрасная жена. Она тебя очень любит. Знаю, и ты любишь её. Вы оба нашли то, что искали. Но зачем? Зачем ты сломал мою жизнь? Всё сделал, чтобы я осталась одна? Ведь я больше не нужна тебе…
— Я не смогу объяснить. Не сейчас. Мне не понятно другое, — Драко взглянул ей в глаза. Она ждала, ей было страшно. — Как он мог тебя отпустить? Если он настроен так серьёзно, как тебе казалось, почему он отпустил?
Гермиона осторожно поднялась, освобождая свои руки, подошла к окну. Она смотрела на оживлённую площадь Атриума, на сияющий серебряными искрами фонтан.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Он не отпустил, — шепнула она. — Я получаю сов несколько раз в день. Они не улетают, ждут ответа. И я отправляю записку с одним лишь словом. Если бы ты знал, как он мне нужен…
— Трусиха.
— Что, прости? — она резко обернулась.
— Ты просто трусиха. Майлз не слабак. Для него не имеет значения твоё прошлое, даже если это связано со мной.
