Но не пройдет и нескольких месяцев, как все в Америке будут знать, что появился новый стиль, а на самом верху — новое имя. Одежда Томми непринужденная, но не совсем повседневная, она классическая и не всегда предсказуемая. Он называет ее «классикой с подкруткой». Три других дизайнера видят в ней конкуренцию.
Затем он выложил перед нами вторую версию, в которой использовались фотографии Ральфа Лорена, Перри Эллиса, Кельвина Кляйна и моя.
— Это вообще законно? — спросил я. — Вы можете сделать это?
Джордж, как свойственно гениям, был очень уверен в себе.
— Конечно, можно, — ответил он. — Что они могут сделать?
Когда я перевел дыхание, Мохан и Джоэл сказали:
— Потрясающая идея.
— Ты станешь известным в одночасье, — заключил Джордж. — В противном случае тебе потребуется двадцать лет и двести миллионов долларов.
Меня терзали серьезные сомнения. На самом деле я боялся. Подумал, что люди увидят эту рекламу и скажут: «Да кем он себя возомнил?» — и лишь посмеются надо мной. Опасался, что люди посчитают меня высокомерным и самонадеянным; шарлатаном, производящим вещи, которые не являются инновационными, от кутюр или высокой модой, — просто переработанные классические модели. И более того, они не будут покупать мою одежду.
Я с почтением смотрел на этих трех дизайнеров и не хотел угодить в черный список. Годом ранее я был на собеседовании у Кельвина и принял его предложение о работе, а потом отказался от своих слов. Он, наверное, решил, что я — полный псих. Я питал высочайшее уважение и почтение к Ральфу Лорену, хотя никогда не встречался с этим человеком. Он был и остается одним из самых успешных дизайнеров в мире. Он поддерживает устойчивый образ и сумел выстроить восприятие своего бренда как никто другой из модельеров. Более того, он по-прежнему сохранял верность своим убеждениям. Бизнес Перри начинал набирать силу. У него был отличный вкус, он провел крупные модные показы и рекламные мероприятия и излучал мощную энергетику. Я был знаком с Перри — он разговаривал учтиво, с легким южным акцентом, имел длинные волосы, поддерживал опрятный облик «преппи» и всегда носил чинос. На него я тоже смотрел почтительно.
Эта реклама выставляла меня таким образом, будто я верю, что нахожусь в их лиге. А я вовсе не принадлежал к ним.
Но в то же время, на уровне подсознания, знал, что Джордж в чем-то прав. Это была дерзкая возможность перейти черту.
Много раз в моей жизни я повторял: «Ладно, что мне терять? Снова начинать с нуля? Я уже бывал там и смогу выкарабкаться». Но на сей раз мне было что терять.
Дома я обсудил рекламу с Сюзи. Теперь мы жили в верхнем Вест-Сайде, на 68-й улице между Коламбус-авеню и авеню Сентрал Парк Уэст, рядом с нашими магазинами. Мне недавно исполнилось тридцать четыре года, и у нас родился ребенок, Александрия (Элли), которой еще не было и года. Наша жизнь наладилась — готовы ли мы рискнуть всем? Я беспрестанно размышлял и ходил взад и вперед, что мне не свойственно. Джоэл сказал, что он относится к этому хорошо, и я испытывал такое доверие к нему и Мохану, что был склонен решиться на этот шаг.
Я обрадовался, когда Сюзи поддержала идею. По ее мнению, задумка была немного дерзкой, тем не менее это может сработать и мое имя прозвучит. Мы одобрили рекламу. Объявление появилось в журналах и на рекламном щите на Таймс-сквер, «нагло размещенном поперек улицы возле офисов тряпичных королей», по выражению Джорджа Луиса. Как говорится, или пан, или пропал!
Телефон начал звонить.
Разумеется, люди высказывали свое мнение. Мы услышали все — от «кем, черт возьми, он себя возомнил» до «вы не дизайнер!» (видимо, это звание было закрыто для меня, потому что я не учился в школе дизайна. Но и Ральф, да и Перри тоже не окончили школу дизайна и прекрасно обходились без ученой степени). «Нью-Йорк Пост», «Нью-Йорк Таймс», «Нью-Йорк Мэгэзин» — все газеты и журналы в основном писали, что Ральф, Кельвин и Перри были прирожденными дизайнерами, и как я посмел поставить себя в один ряд с ними. Да еще этот двухэтажный билборд! На месте Ральфа, Кельвина или Перри я бы удивился, кто этот выскочка, и не слишком стал бы тревожиться по этому поводу. Но, видимо, они были настроены воинственно.
Почти сразу мы ощутили возросшую узнаваемость бренда по посещаемости нашего магазина на Коламбус-авеню. Мы начали набирать обороты еще до публикации объявления, но оно, безусловно, всех раззадорило, и это вызвало еще большее раздражение у некоторых персон в индустрии моды.
Мохан удвоил ставку, поручив Джорджу сделать десяток-другой рекламных роликов, в которых герой глубоким баритоном говорит: «Сначала были Джеффри Бин, Билл Бласс и Стэнли Блэккер. Затем Кельвин Кляйн, Перри Эллис и Ральф Лорен. Сегодня это Томми». Это было как вишенка на торте или последний гвоздь в гроб.
Прошло совсем немного времени, и представители модной прессы стали воротить носы. В «Нью-Йорк Таймс» Кэрри Донован писал: «Не думаю, что кто-то принимает его всерьез как творческую силу». Они, возможно, находили мою линию неполноценной, но полагаю, беспокоились о том, как бы не разозлить боссов. Кельвин и Ральф были «Битлз» и «Роллинг Стоунз» в мире моды — возможно, я тянул на группу Byrds. Но в конце концов их преподносили как «американских „Битлз“». Считаю, что журналистов и редакторов беспокоило другое: если они поддержат меня, то реакция «большой двойки» будет безжалостной.
Я подходил к профессиональным дизайнерам, но никто из них не смотрел в мою сторону и не хотел, чтобы другие люди увидели, как он со мной разговаривает. (Исключение составил Оскар де ла Рента[72], настоящий джентльмен, всегда очень сердечный.) В 1986 году журнал «Нью-Йорк Мэгэзин» опубликовал статью под заголовком «Томми Кто — фигер?», в которой говорилось: «Мир моды раздраженно взъерошил перья при виде того, как некое ничтожество пытается быть кем-то, сравнивая себя с несравненными». Джек Хайд, ведущий консультант по маркетингу мужской одежды и моды Технологического института дизайна, сказал журналу: «Это то же самое, как если бы Пиа Задора[73] поместила себя в один ряд с Барброй Стрейзанд и Лайзой Миннелли… Томми Хилфигер не дизайнер, он — творение. За сорок лет работы в этом бизнесе я еще не видел столь наглой и безвкусной рекламной кампании. В его продукции нет ничего плохого. Все остальные успешно работают с образом в подобных стилях, так почему он не может? Однако почему бы просто не выступить и сказать, мол, мы выставляем на рынок успешную линию? К чему все эти песни и пляски про нового великого дизайнера? В мире моды
