кем-то ещё. Ему хватало ума понять, что она неизбежна, но чувство преждевременности было ещё сильнее.
Ко многим шумам, передающимся через воду, добавился дробный топот. Спустя несколько секунд раздались голоса:
– Это кто?
– Кажется, капитан.
– Живой?
– Неясно ещё, тяните, там разберёмся. Соберите всех.
– Боже, вода красная от крови.
– Их раздавило. Они все мертвы.
Васнецова подняли. В глаза ударил яркий свет фонаря. Капитан с трудом шевельнул глазными яблоками.
– Живой! Бегом отогревать!
Теперь можно было закрыть глаза и отдаться во власть обстоятельств. Васнецов почувствовал приятные тёплые руки, державшие его за кисти и ступни, топот ног и мелькание коридорных светильников. Он слышал хлюпанье воды под ногами спасителей и шум работающей помпы. Его занесли в медицинский блок, положили на кушетку, сняли одежду и вогнали в сгиб локтя иглу. Капитану стало так хорошо, и он отправился в забытьё, похожее на сон.
Возвращение в реальный мир сопровождалось дикой ломотой в ступнях и кистях. Пальцы выворачивало из суставов. Капитан хотел закричать, но услышал чьё-то мычание, доносившееся со стороны.
– Капитан пришёл в себя, – раздался взволнованный женский голос. – Что, болит?
Теперь Васнецов догадался, что мычание принадлежит ему, вернее, его телу, ощущаемому отстранённо. Только боль была его. Он попытался ответить, но только изменил тембр звука.
– Я вам вколю анальгин, сейчас отпустит немного.
Сергей приоткрыл отёкшее веко. Сквозь слёзы, стоящие в глазах, он смог различить врача Кунашеву Лейсан, шприцом загоняющую обезболивающее в физраствор капельницы. Капитан хотел спросить у неё про тех, кто остался с ним на мостике, но не смог. Тело не слушалось. Ему казалось, что его губы стали огромными, как после укуса пчелы. Владеть ими совершенно не получалось.
– Всё хорошо, Сергей. Переломов у вас нет, только ушибы и обморожения. Ваше выздоровление – дело времени, – врач замолчала. – Если только это закончится когда-нибудь.
Фоном слышались удары льдин о корпус корабля. Васнецову было интересно узнать, кто управляет ледоколом. В кормовой части, непосредственно у рулей, имелась такая возможность, но каким образом прокладывали курс, выдерживая его поперёк движения огромных волн?
Сергей был не в том состоянии, чтобы размышлять. Мысли терялись, пропадали, перескакивали с одной на другую. Временами ему казалось, что он проваливается в кратковременные обморочные состояния. Боль постепенно затихла. Осталось ощущение жжения на коже и лёгкая ломота в суставах.
В коридоре раздались резкие кратковременные звонки.
– Опять! – раздался голос врача. – Сергей, если можете, возьмитесь за края кушетки, приближается большая волна.
Капитан с трудом развёл руки, до этого безвольно лежащие вдоль тела. Нащупал края кушетки и попытался ухватиться. Толстые, как сардельки, пальцы, не хотели гнуться.
– Ладно, я вас привяжу, – врач туго притянула его простынёй к кушетке. – Так будет лучше. Пойду, помогу остальным.
Сергей повернул голову набок. Рядом с ним лежали ещё несколько человек, но из-за непроходящей влаги в глазах, он не смог их опознать. Кажется, они были без сознания.
Вестибулярный аппарат подсказал, что ледокол пошёл вверх. Затрещали конструкции, испытывающие нагрузки от большого угла наклона. Секундная заминка на пике подъёма, а затем случилось то, чего подсознательно ждал Сергей. Волна обрушила на судно очередную порцию льда. Ледокол задрожал под его ударами, затрясся всем корпусом. Коридоры наполнились звуками скрежета, рвущими барабанные перепонки.
Спустя несколько секунд послышался шум бегущей с хорошим напором воды и крики людей. К счастью, это были не крики паники, а призывы к борьбе со стихией. Из положения капитана, борьба могла показаться напрасной. Сколько ещё таких ледяных атак мог пережить ледокол? Три-четыре, а затем надстройку сравняет с палубой, обнажит путь воде в машинные отделения. А если волна окажется ещё больше, то ледокол может просто похоронить под водой, накрыв его массой льда. Возможно, на краткий момент, «Север» даже сейчас уходил в воду ниже бортов.
Рядом заурчала помпа. Её звук дарил успокоение. Сергей уставился в потолок и закрыл глаза. В теле отдавались все удары и вибрации судна передаваемые через кушетку. Они затихали. Волна ушла, и в этот раз ледокол вышел победителем. Капитан закрыл глаза и отключился.
Пришёл он в себя, когда почувствовал, что ему втирают что-то остро пахнущее в руки. Это была Лейсан, в приросшей к её образу повязке и белом колпаке. Наморщив лоб, она методично втирала мазь в кожу.
– Привет, – шёпотом поздоровался капитан, с удовольствием обнаружив, что губы уменьшились в размерах.
– Ох, – врач сделала вид, что испугалась, – Вы пришли в себя, Сергей.
– Кажется, я не был в отключке, просто спал.
– Тогда вы крепко спали, раз не почувствовали, как напрудили под себя.
– Что? Правда?
– Да. Да, но в вашем положении это нормально. Организм из-за переохлаждения какое-то время не функционировал привычным образом, Вы отекли, а потом, когда всё нормализовалось, почки включились в работу. К тому же вам влили большое количество глюкозы.
– М-м-м, Лейсан, обещайте, что эта история останется между нами.
– Хорошо, Сергей, я вам её не подмочу, – даже сквозь повязку было видно, как она улыбалась.
– Спасибо. Гиппократ гордился бы вами.
– Несомненно. Я вас переверну, надо натереть спину.
– Я сам, Лейсан, я уже в силах, – капитан попытался перевернуться, но от усилий у него потемнело в газах. – Или ещё нет.
Крепкие, но заботливые руки, умело перевернули его и принялись растирать спину. Это было приятно, больше от мысли, что о нём есть кому позаботиться. Кожа на спине горела, и прикосновения отдавались лёгкой болью. Однако это был сущий пустяк после болей в отмороженных суставах.
– Сколько прошло времени с того момента, как мы попали под ту первую мощную волну? – поинтересовался капитан.
– Полтора дня, – ответила врач.
– Сколько? – Васнецов был уверен, что счёт идёт на часы, максимум десять часов.
– Да. Вот уже полтора дня мы боремся со стихией, пытающейся нас утопить.
– Я всё пропустил, – капитану стало стыдно за то, что он в сложный момент оказался таким беспомощным.
– Нет, Сергей, мне кажется, вы ещё ничего не пропустили. Люди между собой говорят, что это надолго. Климат будто бы скачкообразно поменялся и теперь
