А доктор между тем подвел их к лифтам, но вызвал почему-то — Ирина как-то сразу не обратила внимания — служебную кабину. Она и спросила, когда кабина уже пришла и они вошли в нее.
— Но это же служебный лифт, да? А зачем?
— Так нам удобнее, — кратко ответил доктор и нажал на кнопку.
— Подождите… — У Ирины что-то не складывалось в ее логических построениях. — Знаете что, доктор, мы с Васей, наверное, лучше в парке погуляем. Ты как хочешь, Вася?
— Вы будете делать так, как я скажу, — резко ответил доктор и сурово посмотрел на женщину.
Ну да, как же! Если с Ириной Генриховной, когда ей вожжа попадала под это самое место, не мог справиться даже Турецкий, то что говорить о посторонних? Но госпожа Турецкая не знала, с кем имеет дело.
Доктор неожиданным коротким движением ударил ее указательным пальцем в шею, и Ирина Генриховна медленно сложилась и опустилась — с помощью того же доктора — на пол грузовой кабины. Вася немедленно заверещал, но смолк, едва доктор тоже слегка нажал ему двумя пальцами под подбородком. А тут и лифт остановился. Раздвинулись двери, открыв взору длинный, слегка наклонный коридор, отделанный светлым кафелем.
Подхватив одной рукой Ирину, а другой мальчика, Грозов быстрым шагом отправился вниз по коридору.
— Вот так, — приговаривал он при этом, — тихо-тихо-тихо… Антон, ты слышишь меня? Ты уже приступил к работе или еще чего-то ожидаешь? Начинай. Вася — вот он, под мышкой у меня. Как и та дама, что о нем так заботится… А ты, вижу, не теряешь даром времени, Антон? Молодец, я всегда верил в тебя… Итак, начинай собирать все то, что ты успел разобрать…
Наклонившись на Плетневым, Щеткин внимательно наблюдал, как тот, уже изучив взрывное устройство, нашел наконец укрепленный на нем радиомаячок и, аккуратно сняв его, оставил лежать на том месте, где находилась девочка, а ее, скованную поясом с взрывчаткой, отнес за угол, в коридор, где никого постороннего не было. Пальцем указал Петру, чтоб тот стоял над маячком и не сдвигал его с места. А сам начал осторожно освобождать пояс. Но он был надет надежно, да к тому же еще и обмотан изоляционной лентой, которая крепила к нему металлические баночки, плотно набитые шурупами. Ну да, это чтоб зона поражения была шире…
Нож у Плетнева был, но просто разрезать несколько слоев изоляции было мало, пришлось отдирать ее от кожи самого пояса.
И раздался треск. Совсем негромкий. Плетнев решил, что Грозов вряд ли мог его расслышать.
Но тут подсунулся еще и Щеткин и торопливым, яростным шепотом затараторил, наклонившись к самому уху:
— Все! Я увожу детей!.. Надо срочно милицию вызывать…
Вскинув на него почти белые от бешенства глаза, Плетнев показал ему кулак и сделал зверское выражение лица. А пальцем снова ткнул в то место, где на полу лежал маячок. И показал на свой наушник. Затем резким движением руки отправил Петра на место: сторожить сигнал…
Оказалось, что звук Грозовым был услышан.
— Антон, а зачем ты пытаешься снять пояс? Это у тебя не получится. Мы так не договаривались. Снимешь, мне придется самому кое-что отделить от твоего сынка. Для начала, понял? Так что и не думай… Давай, то, что ты успел испортить, быстро чини, у меня нет времени тебя уговаривать! Будешь тянуть, мне придется транслировать для тебя крики Васи, ну и дамочка, что лежит тут, передо мной, ему поможет. Тебя устроит такой дуэт?
— Ты — ненормальный! Что ты творишь, Чума?
— Ну вот, сам же и назвал меня правильно. А что творит Чума? То и творит. А ты мне помогаешь. Ну, все еще хочешь послушать, как кричит твой Вася?
— Прекрати!!! Ты же видишь, что я…
— Вижу, потому и говорю с тобой пока спокойно. Действуй, Антон…
Плетнев, поняв, наконец, что Грозов пользуется только звуковыми источниками, яростно прижимал, глядя на Щеткина, палец к губам и медленно, сантиметр за сантиметром, отсоединял от девочки плотно сидевший на ней пояс. Это ж надо так сделать?!
— Ну ладно, — тяжело дыша, бормотал Антон, чтобы его состояние слышал Грозов, — провода я, пропади ты пропадом, сволочь, соединю… Но только в самый последний момент. Это моя гарантия… А еще дай мне сына, я хочу его слышать.
И снова раздался непредвиденный треск изоленты. Грозов живо отреагировал:
— Ты зачем снимаешь пластид?! Сделай все, как было!
«Ага, не видит, но все слышит…»
— Ничего я не снимаю… — продолжал напряженно бормотать Плетнев. И в следующий момент готов был убить этого тупого ментяру, инициативного болвана Щеткина! Где их, таких, только делают?!
Тот, видимо, изнемогал уже от невыносимого напряжения и попробовал привлечь внимание Антона жестами и междометиями. Антон потряс кулаками, показывая, что он сейчас с ним сделает. А Грозов, мерзавец, похоже, что-то все же уловил.
— Эй, Антон-Питон, а ты не жульничай! Детей я не разрешаю никуда выводить. Я должен слышать постоянно их голоса, до самого конца, ты меня понял?… И давай, работай! Что-то ты лениво копаешься…
— А ты почем знаешь, — обозлился Плетнев. — Иди сюда и сам смотри… твою мать!.. Видит он…
— С тех пор, Антон, когда мы с тобой виделись в последний раз, прогресс ушел далеко вперед!.. Так что я и отсюда могу все прекрасно наблюдать и руководить твоими действиями, понял? Вот то-то, поторапливайся!
— Дай мне поговорить с сыном.
— А-а, то-то… Ну что, Антон, чья чаша весов перевесила?
— Повторяю, я должен поговорить с сыном… А потом еще и с женщиной.
— Да? А заодно переспать с ней не хочешь, а?… Ладно, черт с тобой, все-таки не чужой ты мне, поговори… Ну-ка, Вася, скажи что-нибудь папе… Только не кричи, негромко…
— Папа, ты где? — услышал Плетнев сдавленный голос сына.
— Вася… Вася… — Голос у Антона сорвался. — Я скоро буду… Ты как?…
— В порядке, не волнуйся, папа…
— А тетя…
— Все, Антон! Достаточно. Бойкий у тебя парень… Работай, Питон, времени у нас с тобой совсем мало…
Плетнев взглянул в сторону Щеткина, но того не было на месте… Ну что ты скажешь?!
А в это время на пышную администраторшу, которая с удовольствием наблюдала, как резвятся дети, но была озабочена отсутствием артистов, напирал Щеткин:
— Вы меня слушаете, Софья Ивановна? Я говорю, быстро и осторожно уводите из зала детей. Не кричать. Всех — во двор…
— Да что это все значит? — возмущенно воскликнула дама и осеклась, увидев «страшные» глаза «тигра» без головы, которую катали по залу дети, играя ею в футбол.
— Я из уголовного розыска, — настойчиво шипел ей в лицо Щеткин. — В зале находится опасный преступник. Мы его задерживаем. Никуда не звоните. У вас две минуты… Только пригласите всех тихонько, не орите… Вам понятно?
— Да… — То, что она испугалась, было видно, но вот поняла ли — это большой вопрос.
Но Щеткин уже нашел новое, возможное решение проблемы. Он подбежал к музыканту, сидевшему за синтезатором, и начал быстро говорить, почти кричать ему на ухо:
— У тебя фонограмма есть?… Ну там, шумы, крики, аплодисменты? Детские голоса? Ну, хоть что-то может эта твоя бандура?
— Есть, — ответил тот, продолжая играть. — А зачем?
— Покажи, где чего нажимать?
— Да вот… Овации, восторги… А зачем? Мы что, площадку меняем?
— Тихо, парень. Уголовный розыск. Включай все кнопки и отваливай отсюда. Молча…
И уже через минуту Щеткин освоился с «хитрой» механикой. Стоя у синтезатора, он кричал в микрофон:
— А теперь, ребята, смотрите, как Маугли попал в плен к обезьянам! — А синтезатор выдавал возгласы, восклицания, дружный смех и аплодисменты.
Родители с детьми, путаясь и создавая дополнительный шум, который приходилось перекрывать «овациями», спешно покидали зал.
— Ну вот, видишь? — как бы комментировал Грозов. — Все можешь, Антон…
— Все так все, — безнадежным тоном пробормотал Плетнев. — Осталось соединить контакты.
Пояс с девочки был уже снят и лежал в углу.
— Когда ты отпустишь моего сына? И женщину?
— Нет, погоди, о сыне был разговор. Но о женщине? Она же не твоя жена? Какое тебе до нее дело?
— Все равно, ты обоих взял в заложники, обоих и отпускай!
— Ну, допустим, я тебе дам честное слово… Солдатское честное слово! Но ты же мне все равно не поверишь… Лучше соедини контакты — и можешь быть свободен. Я даю тебе время для отхода. Минуты вполне хватит.
— Нет, так не пойдет, Чума. Мне нужны гарантии.
— Ну ты — дурак! А у тебя разве есть выбор?
— Скажи, зачем тебе это нужно? Вот лично тебе? Мы ж с тобой были в деле, знаем цену и жизни, и смерти. Зачем ты этого хочешь для детей?
— У них нет будущего. Как и у тех, кого мы учили убивать, там, в Африке. Ты разве забыл?
— Но тогда был приказ!
— А я о чем? Ты ведь привык выполнять приказы? Вот и выполняй! Я тебе приказываю, потому что имею на это право. Твоего сына, Антон, я, так и быть, не трону. Обещаю…
