— Ну, допустим, я тебе дам честное слово… Солдатское честное слово! Но ты же мне все равно не поверишь… Лучше соедини контакты — и можешь быть свободен. Я даю тебе время для отхода. Минуты вполне хватит.
— Нет, так не пойдет, Чума. Мне нужны гарантии.
— Ну ты — дурак! А у тебя разве есть выбор?
— Скажи, зачем тебе это нужно? Вот лично тебе? Мы ж с тобой были в деле, знаем цену и жизни, и смерти. Зачем ты этого хочешь для детей?
— У них нет будущего. Как и у тех, кого мы учили убивать, там, в Африке. Ты разве забыл?
— Но тогда был приказ!
— А я о чем? Ты ведь привык выполнять приказы? Вот и выполняй! Я тебе приказываю, потому что имею на это право. Твоего сына, Антон, я, так и быть, не трону. Обещаю…
— Я тебе не верю.
— Ну, как тебе еще объяснить? Ухо ему отрезать?
— Только посмей! — взорвался в крике Плетнев, заглушив «счастливые детские крики»…
«Доктор… доктор…» — продолжал твердить про себя Турецкий, ерзая в кресле. Взгляд его невольно упал на тумбочку, точнее, на лампу, стоящую на ней. На лампу, на которой больше НЕ БЫЛО черного амулета! Не висел он на привычном месте!
— Юрий Александрович! — вдруг осенило его. — Юрий!! Кретин!.. Вот зачем этот «доктор» захотел посмотреть его температурный лист!..
Резко развернув свою каталку, Александр Борисович подъехал к кровати и вытащил из-под матраса пистолет, оставленный ему Головановым. Привычным движением передернул затвор, заслав патрон в патронник, сунул ствол в карман пижамы, в другой сунул так ничего и не ответивший ему мобильник и покатил к выходу в коридор.
Медсестра на своем посту «читала» толстую книгу. Турецкий подкатил к ней, не увидев в коридоре ни одной живой души.
— Сестра! — разбудил он ее, та вскинулась, зло посмотрела на больного в коляске и в свою очередь заговорила, боясь повысить голос, но тон у нее был сварливым:
— Нечего тут орать! Больной у себя в палате болеть должен!
— Быстро! Где охранник? — Турецкий ткнул пальцем туда, где видел его днем.
— Почем я знаю?! — Пожилая медсестра тоже повысила голос. — Отошел! Я чего, следить за ними обязана? Я не обязана!
— Отвечай! — резко, как он умел, «громыхнул» на эту дуру Турецкий. — Врач с женщиной и мальчиком в какую сторону проходили?
— Никто здесь не проходил! — возмутилась сестра. — Нечего на меня орать! Если каждый тут будет…
Но Турецкий уже все понял. Это не тот уровень разборок. И быстро покатил обратно, в сторону лифтов. У приоткрытой двери он вдруг почему-то остановился и попытался выкатиться на площадку. Но этого делать не пришлось, потому что он увидел мужские ноги в черных брюках и ботинках, лежащие на полу.
Откатившись назад, он закричал:
— Тревога! Человека убили!! — И когда медсестра подскочила на стуле, как ужаленная, он закричал еще громче: — Ах ты, стерва старая! Не видела она! Чего сидишь?! Звони дежурному! — И быстро покатил дальше, торопливо перебирая ободья колес руками. Сердце стучало так, словно готово было выпрыгнуть из груди.
В голове бился вопрос: «Сколько времени прошло? Минута? Две? Пять?…» Ну сколько он думал, идиот несчастный, пока не ударило — Юрий! Тот же негодяй даже и не маскировался. Бородку, гад, прилепил! Пассажирский лифт был на верхнем этаже, а грузовой — в подвале.
Где? Он сказал, игротека внизу. Наверх Ирка бы не поехала, хай подняла. Или?… А подвал — он и есть подвал, дорога на тот свет… И он вызвал грузовой лифт. И сразу все понял, увидев на полу в углу бумажный самолетик… Вот он куда их… Та еще игротека…
Лифт шел вниз. Турецкий ощупывал рукой оружие. Тяжело дышал, будто бежал кросс. Двери открылись. Перед ним был длинный коридор. Он понял, куда должен привести такой вот коридор, и, оттолкнувшись от задней стенки лифта, выкатился на площадку. А дальше его коляска, увеличивая скорость, уже без помощи рук катилась, все убыстряя ход.
Правая рука достала из кармана пистолет. Он лег на колени, прикрытый пижамной полой…
Ирина пришла в себя… Было очень холодно. Даже странно, что летом бывает такой мороз, мелькнула у нее мысль. Повернув голову в сторону, вскрикнула в ужасе. То есть хотела бы это сделать, но рот ее был плотно залеплен пленкой. Руки и ноги тоже были прочно связаны. А справа от нее на таком же, наверное, ледяном, как и у нее, столе лежало нечто, напоминающее тело человека, но прикрытое простыней. Она почувствовала, как у нее в буквальном смысле волосы встают дыбом. С трудом повернув голову в другую сторону, она увидела сидящего на стуле и привязанного к нему коричневым скотчем Васю. Рот у мальчика был тоже залеплен. Ну да, значит, этот «доктор» попросту спеленал их упаковочным скотчем, каким обычно перетягивают «челноки» свои ящики и сумки…
Вася мог вертеть головой и смотрел на нее жалобными глазами. Бедный ребенок!..
Она попробовала сама изогнуться, приподняться, но ничего не получилось. А сидящий ближе к двери на табуретке перед своим прибором, с которым он ходил, «доктор» обернулся на шумное ее ерзанье и строго погрозил пальцем. Слава богу, не догадался уши еще залепить! Поэтому она слышала, что он говорил в какую-то блестящую коробочку, висевшую у него на груди.
— Ты ведь привык выполнять приказы? — убеждал снисходительным тоном «доктор». — Вот и выполняй! Я тебе приказываю, потому что имею на это право. Твоего сына, Антон, я, так и быть, не трону. Обещаю…
«Антон?! — Ирина уже вообще не понимала, что происходит. Но если собеседником этого „доктора“ был Плетнев, то… а что — „то“? Что происходит? И почему Вася тут? Ну, она — это как-то объяснимо, угрожали ведь. Не далее как сегодня, и вот, вероятно, исполнили свою угрозу… Ничего, не в первый раз, обходилось… В беспечности Ирине Генриховне нельзя было отказать, тем более что всякий раз, когда ее похищали из мести Турецкому, Славка Гряз-нов с Шуриком разбивались вдрызг, но ее выручали…
Что ответил Антон, Ирина, естественно, не слышала, но увидела, что «доктор» начинает злиться.
— Ну как тебе еще объяснить? Ухо ему отрезать?
Видимо, Антон заорал, потому что «доктор» и сам крикнул:
— Разговоры кончились, Антон! Мне надоело тебя уговаривать. Соединяй контакты. Я считаю до пяти… Раз… Два…
Ирина услышала, как за дверью с нарастающим стуком, или лязгом, будто катилась тележка, что-то приближалось. Новые звуки привлекли внимание «доктора», тот прислушался, обернулся, грозно посмотрел на нее с Васей и, жестом приказав им не шуметь, поднялся. Сказал негромко:
— Минутная готовность, Антон. Не снимай пальцы с контактов…
Достал из кармана складной нож, раскрыл его и подошел мягкими, кошачьими шажками к двери. Прислушался. А там что-то двигалось, приближаясь сюда.
У Ирины сразу появилась уверенность, что к ней едет спасение, и она замычала, задергалась. Не оборачиваясь, «доктор» показал ей кулак с зажатым в нем ножом. И вдруг, рывком распахнув дверь, выпрыгнул в коридор. Ирина только услышала его злорадный смех и брошенную фразу:
— А что здесь делает лежачий больной?
В ответ громко хрястнул выстрел…
Турецкий мчался по коридору на коляске, даже и не мечтая уже остановить ее. Несмотря на кажущуюся больничную чистоту, пол в коридоре был неровный, и коляска подскакивала на невидимых бугорках. Больше всего он сейчас боялся, что коляска опрокинется или, не приведи господь, выпадет из руки пистолет. Нет, не опрокинулась, и не выпал. Более того, удалось почти до самого конца сохранить в тайне наличие оружия. Потому что когда «доктор» выпрыгнул из-за двери, выкинув вперед руку с ножом, которым только что наверху зарезал человека, он, этот Грозов, или как там его, один хрен — ничтожество! — видя приближающуюся коляску с больным Турецким, уже заранее праздновал победу. И появление в руках больного оружия, его, понятное дело, разочаровало. Он хотел вильнуть в сторону от направленного ствола, но Александр Борисович успел. И попал, хотя коляску в очередной раз встряхнуло. Турецкий увидел, как убийцу швырнуло в сторону, и он, упав на спину, замер.
А коляска, пролетев еще с десяток метров, ткнулась в дверной косяк, едва не вышвырнув своего ездока на пол. Удержался. И торжественно, если это можно так назвать, въехал в морг.
Вася был ближе, и его первого освободил Турецкий. Надо было взять нож этого мерзавца и просто перерезать скотч. А так пришлось разматывать клейкую ленту. Хорошо, что Грозов торопился и не намотал много.
Затем то же самое пришлось делать и с Ириной. Сперва рот, потом руки. Но когда дело дошло до ног, которые, уже сидя на столе, спустила вниз Ирина, а Турецкий принялся искать конец скотча, сзади раздался крик Васи и топот его ног.
Александр Борисович резко поднял голову и увидел, что глаза его жены замерли в ужасе. Обернувшись, он, в который раз в своей жизни, понял, что никогда, ни при каких условиях нельзя оставлять дела не доделанными до конца. Но эта мысль мелькнула и пропала, не задерживаясь. Над ним уже нависал «доктор» с кровавым пятном на белоснежном халате, как раз посредине груди, а в занесенной его руке был нож. Тот самый, в котором так нуждался Александр Борисович.
