– Тут недалеко лагерь, – Лаурыч кивнул в сторону леса. – Я нашел! С утра пошел погулять возле ручья…
– Ты что, тоже стихи пишешь? – капризным голосом спросил Пятахин.
– Нет, не пишу…
– А зачем у ручья гуляешь? – ревниво спросил Пятахин.
– Да так… – Лаурыч улыбнулся. – Хотел поглядеть, как ручей в реку впадает, тут вроде недалеко. А там как раз они.
ОНИ. Выпучив глаза, вывернув губы.
– Бобслеисты? – вкрадчиво спросил Пятахин.
– Нет! – искренне ответил Лаурыч. – Нет совсем! Я так потихонечку подкрался, слышу, как позвякивает, дай, думаю, посмотрю, думал, коза заблудилась…
– Так там коза… – протянул Пятахин. – Коза – это не бобслеисты…
– Да кто они-то? – занервничал Жмуркин. – Кто они?
– Урки! – сообщил Лаурыч. – Там…
Лаурыч махнул рукой.
– Там пять палаток с урками!
Мы все посмотрели в указанную сторону.
– Да ему приснилось просто, – сказала Жохова. – Он же валенок, все знают…
– Нет! – горячо возразил Лаурыч. – Нет же! Там урки!
– Откуда тут урки? – Снежана перестала раздувать самовар.
– Может, из зоны сбежали, – предположил Герасимов.
– С палатками? – усмехнулся Листвянко.
– Да нет, они не взрослые урки, они молодые!
Пятахин набрал воздуха и гадским голосом спел:
– А на скорбной скамье, на скамье подсудимых, молодая Устинья и какой-то уркан…
– Я тебе сейчас покажу уркана, – Жохова отложила книгу и взяла топор. – Ты давно напрашивался, гадина.
– Значит, так, – серьезно сказал Жмуркин, начальственно сказал, чтобы до каждой бестолочи дошло. – Если в лесу действительно…
Слово «урки» ему не нравилось, наверное, его не очень жаловали в молодежном правительстве области, какое-то оно неполиткорректное, особенно перед зарубежными гостями.
– Если в лесу действительно девиантные подростки, – сказал Жмуркин. – Если в лесу действительно стоят лагерем трудные подростки, то нам надо держаться… осторожнее. Вот и все. Не стоит разводить панику, ничего страшного не произошло.
– Я рядом с урками жить не стану, – тут же сообщила Жохова.
– Да! – Пятахин хлопнул в ладоши. – Вот сейчас они дружно соберутся и все придут к тебе в гости!
– Да знаю я таких урок, – Листвянко тут же принялся поглаживать костяшки. – Знаю вдоль и поперек. Они все дрисливые, я могу их только так раскидать, влегкую!
Снежана окончательно забросила самовар, слушала с тревогой. Листвянко продолжал храбриться. Жохова поигрывала топором, я отметил, что вполне себе умело, точно уже работала им.
– Они только стаей могут, – повторил Листвянко. – Я влегкую могу …
– И не думай! – Снежана тут же схватила его за руку. – Даже не пытайся! Даже не смей!
– Попишут, как мочалку, – заметил Пятахин.
– Я видел у них топор! – зловеще протянул Лаурыч и посмотрел на Жохову.
– Так это хорошо! – заметил Пятахин. – У Жоховой тоже топор! Пусть она к ним пойдет, как-нибудь обзовет, что ли… Пусть на топорах рубятся! Как викинги!
Стало тихо-тихо. Листвянко еще шире и еще воинственнее расправил плечи, Снежана повисла на нем крепче.
– Пять палаток, – напомнил Лаурыч. – А из одной вышел такой амбал, просто Шварценеггер…
Лаурыч подпрыгнул, чтобы показать, какого роста был амбал.
– Настоящий богатырь, – продолжал Лаурыч. – Пересвет!
– Как раз для Жоховой противник! – ввернул Пятахин.
– Я таких Пересветов пачками рвал, – никак не унимался Листвянко. – Мне этого Пересвета…
– А если они на нас нападут? – спросила Жохова.
– Они не нападут, – уверенно сказал Жмуркин. – Наверняка у них есть руководитель, вожатые, которые за ними присматривают.
– Конвой, – добавил Пятахин. – Овчарки. Надувная колючая проволока.
Умник такой.
– Кто такие урки? – спросила Александра.
– Урки? – переспросил я. – Урки – это зэки. Заключенные. Те, кто сидит в тюрьме. В Гулаге, короче.
– Они сбежали? – насторожилась Александра.
– Нет, не сбежали, их выпустили. Это что-то вроде терапии. Ну, прекрасная русская природа смягчает самые суровые сердца, так еще Некрасов говорил.
Капанидзе хмыкнул. Я видел, как пальцы у него мелькали, сплетая светлые волосы Александры в красивенькие косички.
– А если они на самом деле сбежали? – услышала нас Жохова. – Если они нас на пики посадят?
Я чуть не поперхнулся языком. Конечно, от Жоховой можно ожидать всего, что угодно, но чтобы она была знакома с уголовной терминологией…
– Жохова, а ты, случаем, сама не того? – поинтересовался Пятахин. – Двушечку не мотала? Помню, тебя как-то долго в городе видно не было…
– Да она в психушке лечилась, – сказала Снежана. – Это все знают.
– Я не лечилась…
– А надо было, – хихикнула Снежана. – Укольчики поделать…
– Я тебе… – начала заводиться Жохова.
Жмуркин брякнул кружкой по столу.
– Успокойтесь! – велел он. – А ну-ка немедленно успокойтесь все! Ничего страшного не произошло, а вы уже впали в истерику. Все в порядке. Надо спросить…
Жмуркин повернулся к Капанидзе.
– Чего? – зевнул Капанидзе, не отрываясь от Александровых косичек.
– В лесу кто-то еще есть? – спросил Жмуркин строго. – Кроме нас?
Капанидзе пожал плечами.
– В лесу всегда кто-то есть, – философски заметил он. – Туристы, грибники, рыбаки. Многих тянет на природу. А с чего вы взяли?
– Вот Павел, – Жмуркин кивнул на Лаурыча. – Павел видел возле речки палатки.
– А, эти… – беспечно почесался Капанидзе. – Ну да, палатки. Вчера по реке прибыли. Вроде как плывут куда-то. Или идут. У них кто-то заболел, решили переждать.
– А руководитель у них есть? – спросил Жмуркин.
– Не знаю. Да они безобидные, – отмахнулся Капанидзе. – Посидят да уедут.
– На чем? – сощурившись, спросила Снежана.
– Уйдут тот есть, – поправился Капанидзе. – Они пешком, кажется. Но лодка тоже есть, кажется.
– А может, самим напасть? – предложил Пятахин. – Пока они сами не напали? Давайте на них с утречка с дубинами…
– И подожгем! – с воодушевлением перебила Жохова.
Все поглядели на нее.
В глазах у Жоховой сиял азарт и какое-то горение, и я подумал, что Жмуркин был прав, ну, когда говорил, что Жохова походит на святую Бригитту. Что-то есть. Кольчугу, меч и факел, ряды гугенотов дрогнут, когда наша Иустинья помчит на них на горячем боевом коне.
– Всё! – Жмуркин притопнул ногой. – Хватит! Никаких нападений! Никаких поджогов! Потом я пойду поговорю с их руководством. А до этого никто не дергается! Всем ясно?
Жмуркин обвел всех и каждого предупреждающим взглядом.
– Особенно тебя! – Жмуркин уставил палец на Пятахина. – Смотри у меня, дернись только!
Пятахин кивнул.
– И ты, – Жмуркин поглядел на Жохову.
Жохина кротко потупила взор.
– И вообще, чтобы тихо!
– Готово!
Капанидзе погладил сложившиеся косички Александры. Красиво получилось. Необычно. Александра словно приобрела какое-то народное качество, инородность исчезла, и теперь она стала какой-то совсем нашей, в автобусе я бы и место ей не уступил. Даже взгляд поменялся.
Дитер тут же стал рисовать ее.
– Все! – сказал Жмуркин. – Снежана, чай скоро?
– Скоро, – ответила Снежана. – Хочу еще хлеба пожарить.
Снежана проверила самовар и отправилась жарить хлеб, остальные разбрелись по сторонам, Александра взяла меня за руку и отвела в сторону. Дитер тащился за нами и рисовал Александру с новой прической.
Александра остановилась у колодца и уселась на перевернутое ведро, опять же вполне по-русски.
– Кассиус – он в воде понимает, – сказала она.
Кассиус – это Болен, перевел я для себя. Он понимает в воде, это мы знаем, заслуженный дайвер ФРГ, как нырнет – мало не покажется. Кстати, его самого что-то до сих пор не видно.
– У него папа… – Александра задумалась. – Водный специалист. И сам Касси тоже очень воду знает. Он считает, что родник забило. Родник там, где болото, в котором Влас вчера тонул.
– Полелюев колодец, – пояснил я.
– Да, колодец. Он говорит, этот бочаг можно спустить, а потом выкопать на дне глиняную пробку – и родник снова потечет. И эти… Колодцы. Они тоже прочистятся.
Неплохая идея. Болен, кажется, тоже толковый парень. Не говоря уж про Дитера. Однако немцы – люди для человечества, кажется, вполне полезные, даже обидно за своих, то «Настурции страсти», то «Апрельский пал», то на крышу с гусем, то в канаву с молитвой.
А Александра вполне себе еще и красивая. Особенно с косичками.
– Он хочет нырнуть, посмотреть, – сказала она. – Кассиус.
– Нырнуть?
– Да. В тот колодец. Посмотреть, как там. Он говорит, что этот колодец легко спустить, что он может найти… Пробку.
– Не знаю. Мне кажется, это не очень хорошая идея. Я имею в виду нырять. Это опасно…
– Он уже ныряет, – улыбнулась Александра.
Я рванул за Жмуркиным.
Начальство уже сидело за столом и пило чай вприкуску. Перед ним стояло сразу три железных кружки и небольшая горка белого и неровно колотого сахара, я такого даже и не видел. Наверное, Капанидзе из каких-то своих запасов притащил. Жмуркин увидел меня и сразу все понял. Спросил неприветливым голосом:
