богов и миром людей резко подчеркивает представление об «отдаленности» Апполона в сравнении с другими греческими богами. Двойное имя, по представлению греков, указывало на две стороны божественности Аполлона. Феб — светлый и Аполлон — имя, уже в древности разъясняемое в смысле «губитель». Эта двойственность выражена и в подборе священных животных Аполлона; светлая чистота — в лебеде, беспощадность — в волке[36]. Если Аполлон натягивает свой лук, взор его страшен. Даже боги приходили в ужас, когда он с серебряным луком за плечами и с колчаном, в котором звенели стрелы, проходил по олимпийскому дворцу Зевса. Все вскакивали со своих мест, только Латона оставалась спокойной. Она отбирала оружие у сына, закрывала колчан, ослабляла натянутую тетиву лука и вешала все это на золотой гвоздь одной из колонн. Потом она подводила Аполлона к трону отца и усаживала его, Зевс протягивал ему нектар в золотом кубке, и лишь тогда остальные боги осмеливались сесть. И Латона, счастливая, видела, что ее сын, носитель лука, — суровый бог. В так называемом Аполлоне Бельведерском дан образ бога, обладающего пронзительным взглядом меткого стрелка из лука. Но руке Аполлона привычен не только лук, ей подходит также и лира, потому что Аполлон — руководитель хора муз — именуется Мусагетом. Согласно представлению греков, лук и лира — родственного происхождения. В руке мастера натянутая тетива лука зазвучит так, как звенят струны лиры, когда их перебирает певец-мастер, тетива издает музыкальный звук, напоминающий пение ласточки, и в то же время хорошая песня попадает в цель так же, как стрела меткого стрелка. Лук и лира, оба они — натянутая жила, и оба — инструмент для дали. Один из них несет издалека губительную стрелу недруга, другая — вызывает далекие красоты, весьма отличные от осязаемости сходных с землей картин и статуй, вызывает звучащую вдалеке музыку. Оба относятся к божественной сущности «отдаленного».
Таким образом, не вся музыка находится в ведении Аполлона, а только музыка струнных музыкальных инструментов; их чистое, ясное звучание в восприятии греков находилось в прямой противоположности с более мягким и более расплывчатым звуком флейты. Последняя относилась к восточным, варварским инструментам, внутри Греции ее правомерность признавалась только в мире Диониса. Аполлону, богу лиры, во всяком случае, противоположен Марсий, мифический флейтист, которого миф считает то фригийским, следовательно восточным, пастухом, то сатиром — следовательно, спутником Диониса. Флейту изобрела Афина Паллада; когда она стала на ней играть, Гера и Афродита высмеяли ее раздувшееся лицо, почему Афродита и забросила этот уродующий лицо инструмент на гору Иду. Там нашел ее Марсий и до тех пор играл на ней, пока не осмелился вызвать на соревнование Аполлона. Аполлон победил — музы и Афина Паллада были судьями — и заживо содрал кожу с дерзкого Марсия. Это соревнование было не только соревнованием Аполлона и Марсия, но и двух музыкальных инструментов. Аполлон доказал превосходство лиры над флейтой следующим образом: если лиру держать перевернутой, то все-таки можно играть на ней, в то время как на флейте можно играть, только дуя в один конец; далее, перебирая струны лиры, можно петь при этом, в то время как совершенно невозможно одновременно играть на флейте и петь. Второе доказательство в особенности заслуживает внимания. Ценность лиры в аполлоновом мире интеллектуальной чистоты подтверждает также то, что звуки лиры, сопровождающие человеческую песню, рациональнее, чем флейта, не обращающаяся к словам. (Странно, что часть художественных памятников, а именно изобразительное искусство, все же дает в руки Марсию лиру.) В мифе о Мидасе лира Аполлона защищает свое первенство, выступая против невзыскательного музыкального инструмента пастухов — тростниковой свирели. Этот варвар, царь Фригии, сын богини Кибелы, проявил алчность, достойную лишь варвара. Когда Мидас привел к Дионису его любимого учителя Силена, заблудившегося во владениях Мидаса, обрадованный Дионис обещал Мидасу исполнить все, что он пожелает. И Мидас пожелал, чтобы все, к чему он прикоснется, превращалось в золото; поэтому до тех пор, пока Дионис не освободил его от чар, Мидас не мог ни есть, ни пить, потому что пища и питье превращались в золото, как только он протягивал к ним руку. Когда Пан, козлоногий, козлорогий бог-пастух, гордясь своей пастушьей свирелью, вызвал Аполлона на соревнование, один только этот глупый варварский царь отдал предпочтение свирели Пана перед лирой Аполлона. Он понес за это кару: по слову Аполлона у него выросли ослиные уши.
Аполлон-«дальновержец» насылает заразные болезни и внезапную смерть, но как Пэан, то есть целитель, он дает также и лекарства. Его сын Асклепий — бог врачебного искусства, а дочь Асклепия, Гигия, — богиня здоровья. Аполлон вообще приносит исцеление от болезней, в особенности же приносит просветление и исцеляет от безумия; по представлению греков, состоянием, подобным безумию, было сознание тяжести совершенного кровавого преступления; Аполлон избавляет от преследования Эринний, змееволосых богинь, пробуждающих угрызения совести; избавление это приходит путем «очищения» — катарсиса.
Признанным центром культа Аполлона были Дельфы, а в средней Греции — южный склон Парнаса. Здесь, где, согласно преданию, был «пуп земли», первоначально Гея посылала полные значения сновидения тем, кто здесь засыпал. Потом ее дочь Фемида — богиня закона — давала здесь предсказания. Фемиду вытеснила вторая дочь Земли — Феба, мать светозарной Латоны, и здесь она предсказала рождение своего внука. Аполлон, носящий имя своей бабки — Феб, уже четвертый бог, дающий предсказания на этом месте. Только ценой тяжелых битв Аполлон смог овладеть перешедшим к нему от бабки наследием. В пятидневный срок он убил преградившего ему путь дракона по имени Пифон и в воспоминание о победе учредил возле святилища повторяющиеся каждые пять лет игры-состязания — Пифийские игры. Аполлон, принявший образ дельфина (как Аполлон Дельфийский), привлек сюда критских моряков, чтобы они служили ему как сословие жрецов. (Народная этимология этим мифом объясняла название Дельфы.) Эти моряки первыми стали петь пэаны — песнопения, восхваляющие чудодейственную силу бога Аполлона. Одержавши победу над драконом Пифоном, Аполлон поднялся к Зевсу на Олимп. Отец богов и людей по просьбе Аполлона сам перестал посылать пророческие сны, чтобы этим усилить уважение к любимому сыну; люди, желающие узнать будущее, собирались теперь вокруг трона Аполлона и доверчиво ждали предсказания.
Дельфы были самым чтимым местом прорицаний в Греции; не только греки, но также и варвары и их правители стремились туда, принося за предсказания богатые дары — трехногие золотые сиденья и котлы, священные сосуды и другие подобные же предметы. Прорицательница Пифия, прежде чем начать пророчества, молилась не только Аполлону, но и Зевсу, ибо Аполлон как бог-прорицатель объявляет волю
