Рейтинговые книги
Читем онлайн Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей - Иван Цуприков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 ... 54

Глаза Гавриловны наполнились слезами и покатились по щекам. Она слезы не вытирала, словно их и не было. Вновь прижала сидушку плотнее к себе. Долго молчала, я ее не беспокоил. Я чувствовал неловкость, что стал свидетелем ее слез. Попытался ее успокоить:

– Не расстраивайтесь, Гавриловна, погостите удочери и вернетесь к мужу. Не плачьте.

– Я плачу? – спросила она меня.

Ладонью провела по лицу, посмотрела, увидела влагу слез на руке, удивилась:

– И… правда, плачу. Откуда они? Я перед разлукой все слезы выплакала.

Вытерла слезы. Надолго замолчала. Сидела спокойно, прикрыв глаза. Я решил, что она уже ничего не скажет, хотел прилечь, но Гавриловна заговорила:

– Слышала я в юности от стариков, что есть такие слезы, которых сам плачущий не замечает. Говорят, что это душа плачет. Плоть человека сама от себя устает, успокаивается, и уже нет ничего больнее того, что человек пережил, и потому не плачет человек. А душа чувствует боль, и слезы души текут из глаз сами по себе. Просто текут, и их человек не чувствует.

Еще раз Гавриловна вытерла слезы. Вздохнула глубоко, произнесла шепотом: «Прости, господи, нас, грешных».

Я спросил ее:

– Что же вас заставило поехать к дочери одной, без мужа?

– Беда заставила. Старость и болячки наши заставили. Злыдни заставили, проникшие к нам в дом. Состарились, болеем, а лекарства дорогие стали, очень дорогие. С продуктами трудно. Сын без работы, устроиться негде. Тяжело сыну, у него трое детей. Жене в глаза смотреть стыдно. Стесняется даже за стол садиться. Невестка одна работает на компрессорной станции. Денег дают мало, в магазине продукты получает по списку. Получается, что на одну зарплату семь человек. Пенсия у нас маленькая, даже на лекарства не хватает. Очень нам трудно. Вот и решили семейно, что Петенька останется у сына, а я поеду к доченьке. Вот нас судьба и разлучила. Вот я и еду. Как плохо получилось… ох, как плохо…

В купе появилась проводница, она держала четыре стакана в ажурных подстаканниках, чай в стаканах был крепкий. Спросила своим простуженным голосом:

– Будете?

В тон ей я ответил:

– Два.

Проводница поставила на столик два стакана чая.

– В вагоне прохладно, подтопили бы, – попросил я проводницу.

– Сама хотела бы подтопить, да топливо кончилось. Норму угля маленькую дают. Этих нормировщиков повозить бы в холодных вагонах по Северу, может, неразумные головы просветлели бы, как снег в Приобье. В Нижнем Тагиле дадут, затопим.

Пригласил Гавриловну к чаю. Она отказалась.

Я не спеша пил чай, надеясь согреться, и слушал рассказ Гавриловны. Были у нее и темные стороны жизни, и счастливые, и все связаны с Петенькой. Вся жизнь ее предстала предо мной. Счастливой была Гавриловна. Невзгоды, которые были в жизни у нее, – это лишь слепой дождь среди ясного неба. И самое горькое – это расставание с мужем, связанное с новыми демократическими реформами, которые пропаганда представляла как сказочное, в красивой упаковке, счастливое, богатое бытие, с яхтами, самолетами, замками и обильной едой. Мало кто задумывался, что богатств на всех не хватит и яхт тоже не хватит, а самое главное, что никто не даст эти богатства, и мало того, если захочешь взять – дадут по рукам, а настойчивым пустят пулю в лоб – контрольный выстрел богатства.

Вспомнил эпизоде красивой упаковкой. Николай Кошенко, не владеющий английским языком, сторонник западных и заморских товаров, купил паштет в красивой упаковке под названием «Вискас». С благоговением намазал на хлеб, ел, хвалил: «…для людей приготовлено, красиво упаковано, приятно в руки взять и приятно кушать…». А оказалось, что этот паштет – кошачий корм. Смеялись над Николаем, досаждая больному его самолюбию. А он огрызался: «…там, на Западе, кошкам готовят лучше, чем нам». Но корм для кошек больше не ел.

Гавриловна все рассказывала, облегчая душу, все сокрушалась о своем горе, о наступившей трудной жизни.

– …мне бы только остаться с Петенькой, мне много не надо, хлеба немного, да воды, да тепла… – говорила Гавриловна.

Я прочувствовал огромную ее боль, все равно что боль отвергнутой любви. Между Гавриловной и ее Петенькой пролегла глубокая пропасть, которая, возможно, никогда не соединит их вместе, и эту пропасть затапливает море слез. Боль ее души взметнулась, как проснувшийся вулкан. Боль разлуки рвала ее сердце, как хищник зубами рвет жертву, но кому до этого дело? Тишина кругом… Сколько боли и горя людского наделали «демократические» реформы! Сколько семей разрушено, людских гнезд! Прислушайтесь – и вы услышите плач людских душ! Для чего все это сделано, кому это нужно? Неужели для обогащения алчущих? Разлуку двух жизней, накрепко соединенных судьбой, не могут оправдать миллиардные богатства всех олигархов…

А боль разлуки из уст Гавриловны все лилась и лилась, говорила, спешила, словно боялась заплакать навзрыд. Подумалось: «Вы, жадные рыцари, зачем вам богатства? Что бы вы ни употребили, все равно из вас выйдут отходы – такие же, как и из самых бедных, отвергнутых, от выкинутых вами объедков, найденных ими в мусорных баках. Есть ли у вас другая любовь, кроме любви к деньгам, власти и разврату? Когда вы состаритесь, поймете, что вы – нищие с миллиардными состояниями на счетах в банках мира и белокаменными дворцами, а юные жены будут мечтать отравить вас. Богатейте, обворовывая себя и свою жизнь!»

Замерзшие колеса и сцепки вагонов заскрипели сильнее на крутом повороте. За окном плавно меняются зимние пейзажи один краше другого. С шумом промчался встречный поезд, поднимая облака снежинок.

– Извините, разболталась я… – сказала Гавриловна и больше уже не говорила.

Вновь ее взгляд устремился вдаль, и из глаз снова потекли слезы. Так она просидела до самого Нижнего Тагила, А где-то в городке Ивделе страдала другая душа – душа ее мужа с устремленным вдаль взглядом. Мне казалось, что эти два человека видят друг друга сквозь сибирские просторы и говорят друг с другом.

Я прилег, задумался и спросил себя: «Ты любил или любишь?..»

Поезд продолжал свой путь, приближаясь к железнодорожному вокзалу Нижнего Тагила. Там, в зале ожидания, прячась от холода в теплой шубке, ожидала поезда красивая женщина с прекрасными выразительными глазами. Ее имя было – Лиля.

4

– Пассажиры, туалет будет закрыт, санитарная зона, через полчаса будет Нижний Тагил, – проводница, протискиваясь через проход вагона, повторила фразу неоднократно.

Пассажиры оживились. Кто-то спешил в туалет. Кто-то нес сдавать постельные принадлежности. Доставали вещи с багажных полок. А некоторые, проснувшись от шума, переспрашивали: «Это будет Нижний Тагил?» В соседнем купе – возмущенный женский голос:

– Вставай! Ну, вставай…

Затем – тише, с горечью в голосе:

– Скотина, опять напился.

В ответ раздалось мужское ворчание, которое трудно было понять. Захныкал ребенок. Наконец мужчина членораздельно, но пьяным голосом проговорил:

– Не кантуй, змея дорогая… Причалили? Ну что, встану – дай глотнуть.

В другом купе одевали ребенка, он плакал и не хотел одеваться. В проходе вагона молодые и пожилые женщины и мужчины снимали с багажных полок пустые ящики, огромных размеров сумки из полосатой ткани, ручные тележки. Это зашевелился малый бизнес, который снабжал Север продуктами и промтоварами. Они, как пыль от ветра, разлетятся по Нижнему Тагилу в поисках товара, и затем – вновь на поезд, на Север. Там, на Севере, продадут товар в два-три раза дороже. Они бойкие, толкают друг друга, громко говорят, разговор только о том, где купить и где продать.

Стала собираться и Гавриловна. Я помог достать ее вещи с полки. Гавриловна оделась. Слезы перестали течь.

Женщина, как солдат перед атакой, приготовилась к выходу из вагона в заснеженный, морозный, неприветливый и чужой для нее Нижний Тагил. Она волновалась, озиралась по сторонам и никак не могла пристроить сидушку к своим немногочисленным вещам.

Поезд медленно катился вдоль перрона, пассажиры, выходящие в Нижнем Тагиле, столпились в тамбуре. Я помог Гавриловне вынести вещи и ждал остановки поезда. Наконец поезд последний раз дрогнул и остановился.

Трудно Гавриловне спускаться по ступенькам вагона, но тут подоспела молодая красивая женщина. Это была Лиля. С настороженной и скупой улыбкой она помогла матери сойти на перрон.

Встреча Гавриловны с дочерью внешне была радостной. Они обнялись и одновременно что-то друг другу говорили. Я мог разобрать только слова «мама» да «доченька». Гавриловна улыбалась. Подошел мужчина, обнял Гавриловну – это муж Лили. Затем он взял вещи, и все пошли к зданию вокзала. Гавриловна не рассталась с сидушкой, она висела на ее руке. Сделав несколько шагов, Гавриловна обернулась. Провела взглядом по вагонам поезда, в котором она приехала. Затем наши взгляды встретились. И в этот момент ее лицо с застывшей улыбкой, с печальными глазами выражало глубочайшую тоску. Она с поездом прощалась, как будто с живым, дорогим ей человеком. Поезд – единственное связующее звено с ее прошлой жизнью и с неизвестной жизнью будущей. Я многое успел прочесть в ее взгляде. Как она удерживала свою боль в душе! Не хотела переживаниями своими огорчить Лилю. Она ушла, оставив в моей памяти коротко рассказанную свою жизнь, и длинную свою боль души, и необычные слезы души. Я ей желал удачи и спокойной, умиротворенной жизни около своей дочери. Хотелось, чтобы ее отмеренное жизнью время оказалось счастливым, если только возможно счастье в одиночестве. Одиночество – это не то, когда ты один. Одиночество – когда кругом люди, а ты – как в пустыне. Дай бог, чтобы Лиля относилась к матери не по обязанности, а от души, от имени добра.

1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 ... 54
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей - Иван Цуприков бесплатно.

Оставить комментарий