неясной причине, сравнила его с отцом – увидела размытое памятью папино лицо. И то, что он так же нараспашку стоял возле саней в ту зиму.
А затем вспомнила своего другого отца, приемного – Игоря Горского – Ева вдруг перенеслась мыслями в Город Гор: перед ней вспыхнуло доброе лицо, пшеничного цвета волосы и ускользающая улыбка. В следующую секунду она резко оборвала это воспоминание.
– Долго нам еще? – спросила она громко, пытаясь пересилить свист ветра.
Раскидывая снег, Марк Кассель прокричал:
– Где-то здесь должна быть развилка.
Его голос едва ли настиг Еву. Она осмотрелась и признала, что ничего похожего не видит. Признала, что не видит вообще ничего дальше вытянутой руки.
– Может мы уже проехали ее?
– Нет, – выкрикнул Марк. – Места знакомые. Я уверен, что мы близко.
Ева кивнула и отвела от него взгляд, и начала думать, что же будет дальше, когда они откопают машину – через сколько им, наконец, повезет и покажется ферма?
– Гордон, сядь обратно в салон, – прокричал ей Марк, оставив на мгновение лопату.
– Я хочу постоять, – произнесла она.
– Это не ветер, – неожиданно сказал Кассель, доставая пистолет.
В следующий миг он зарядил его и прицелился куда-то в сторону голых сосен.
– О чем ты? – Ева непонимающе всмотрелась в лес.
– Слышишь свист? Давай в машину! – скомандовал он.
Порох и сон
Ева видела впереди туман. Белую ширму снега, сквозь которую просачивались черные тени. На долю секунды ей показалось, что это преввиры. Но она ошибалась. Это были не они.
Скользнув взглядом через стекло, Ева видела четырех человек. Они продвигались неторопливо, тормозимые сугробами. В руках у них были ружья, выглядели – как потрепанные животные: на лицах длинные бороды, вместо шуб – шкуры зверей.
Голос Марка просочился будто издалека.
– На обочине… – сказал он.
Его тон оказался на удивление тихим. Ева повернулась к нему, пытаясь понять, произнес ли он это на самом деле.
– На обочине пятый, – сказал Марк Кассель четко и быстро.
Ева встряхнула головой.
За широким стволом, слишком близко к машине, она заметила того, кто свистел, подзывая остальных.
– Это кто-то с фермы? – спросила Ева.
Но Марк ничего не ответил. Машина тронулась с места – Марк начал стремительно сдавать назад.
Внезапно Ева почувствовала толчок – автомобиль затормозил, и, возникла легкая тянущая боль в спине. Она увидела, как Марк Кассель мгновенно пригнулся, прячась за приборной панелью. Она поддалась напору – его рука направила Еву вперед, заставив наклониться. По лобовому стеклу пошла большая трещина, и, Ева услышала хруст, а затем, в обратном порядке – громкий выстрел.
По лесу катилось долгое эхо. Сквозь него Ева слышала протяжный шум спускающегося переднего колеса. Она встретилась тревожным взглядом с сосредоточенными глазами Марка Касселя и на секунду выпала из реальности – она подумала о Городе Гор. Она вспомнила длинную дорогу, что соединяла город с Атой… Она видела перед собой знакомую дорогу и собиралась пойти по ней.
Ее едва ли вернул в действительность голос Марка. Ненастоящий и плоский, как и минутой ранее.
– Мы уходим, Гордон…
Она снова встряхнула головой. В левом ухе раздался писк, породивший острую боль.
Пуля с визгом отрикошетила от капота машины. Марк выругался. Он потянулся на заднее сиденье за сумкой, и, распахнув ее, извлек оттуда патроны и запасной пистолет. Передал его Еве, но ее пальцы мгновенно его выронили.
Марк поднял оружие с пола. Он упомянул о ферме, но Ева не разобрала, что именно он сказал.
– Ты меня поняла? – переспросил он.
Она неубедительно кивнула.
Марк стиснул зубы и решительно потянулся к ее сиденью и тронул ручку – в салон ворвался рой снежных хлопьев. А затем пуля со звоном ударилась о решетку на окне. И с Евой случилось то, чего он пытался избежать. И приближение чего, к сожалению, уже предвидел по ее растерянному поведению.
Ее охватило настоящее оцепенение в руках и ногах, которого никогда не бывало с ней раньше. Она наблюдала за тем, как метель медленно наполняет салон, проникающая вместе с холодом. Она смотрела на рыхлый снег у машины, пыталась понять, откуда доносятся пули, словно потеряв ориентацию в пространстве. Ей представилось, как одна из них вонзается в ее спину.
На нее лавиной обрушилась безысходность – череда событий, которые уже не изменить. Это было и ошеломлением, и замешательством одновременно. Ева сдвинула брови и смотрела в одну точку через стекло – на подходящих к ним людей: тихим неторопливым шагом. Их силуэты были расплывчаты и практически прозрачны. Это было похоже на помутнение: лес превратился в тягучую замедленную сьемку. Марк что-то кричал ей, но она не слышала.
Это было слишком много для последних нескольких дней…
– Со мной что-то не так, – чересчур спокойно произнесла она, чувствуя покалывание в пальцах рук и головокружение.
Марк Кассель сдвинул брови и отметил, что впервые в жизни она не съежилась, когда он смотрел на нее, и цвет ее лица был нездоровым, мраморно-бледным. Он осознал, что она не просто скованна страхом. Здесь было другое; он видел ее несколько раз в критических ситуациях и Гордон порой вела себя несобранно, но так, как сейчас – никогда себя не вела.
Он признавал, что она действительно была не в порядке. Это был шок, сильнейший приступ паники. И Марк понимал, что она не в себе. И у него был лишь последний шанс привести ее в чувство – создать такое потрясение, которое переключит ее из этого странного состояния.
Он заглянул ей в глаза и быстро потянулся вперед, положив ладонь ей на затылок, на случай, если она не поддастся. И поцеловал ее.
Ева Гордон ощутила, как Марк Кассель внезапно приблизился – по его горячему дыханию. В этот миг она думала о том, будто издалека глядя на саму себя, что их теплые губы соприкасаются, и о том, как отпечатываются в памяти грубые уколы щетины на щеках. И о том, что Марк не останавливается, а она будто нарочно не останавливает его. Даже не пытается вырваться.
Прошло несколько секунд, но Марк не успел отпрянуть, чтобы констатировать ее окончательную невменяемость – первее Ева Гордон потеряла сознание.
Оконная решетка зашлась от звона, и, вздрогнув, Ева распахнула глаза и увидела сначала дуло ружья, а затем и лицо, которое на нее таращилось.
Она попятилась назад и перебралась на заднее сиденье. Разожженное от холода лицо в окне, багровое, обросшее рыжей бородой, будто распалялось в оскале. Тихие удары заблокированных дверных ручек, врезались в ее сознание.
Мир
