вагю[69], указано на одном ценнике,
иберико[70],
аям цемани[71] – на другом; они достают больших склизких рыбин, здесь пахнет морепродуктами, сыром с плесенью, сырым мясом и свежим хлебом; я проталкиваюсь мимо группы мужчин в рубашках пастельных цветов, во весь голос обсуждающих цены на разные сорта омаров, я словно в Барселоне или Милане, не знала, что такие места все еще есть, что они тут были все это время.
Гейского вида официант с длинными бакенбардами улыбается мне, стоя у барной стойки, он кажется знакомым, наверное, виделись на каком-то мероприятии.
– Мелли? Помнишь меня? – он восхищенно улыбается, а в его подведенных глазах есть что-то собачье, он как будто машет хвостом. – Я всегда пишу комментарии к твоим сториз, я твой суперфан! Можно тебя чем-нибудь угостить?
Я радостно киваю и усаживаюсь за свободный столик, это именно то, что мне сейчас нужно: выпить бокальчик, потрепаться ни о чем, найти повод сразу не идти домой, я позволяю ему налить мне бокал шампанского.
– Ничего себе ударный шопинг, – воркует он. – Неплохо потрудилась! – Он заглядывает в пакеты: – Но у тебя же нет детей? Подарки кому-то приготовила?
Я с таинственным видом мотаю головой. Он подмигивает мне:
– Парень?
Я киваю:
– Типа того. Или не знаю даже.
– О, я такое просто обожаю, – мурлычет парнишка. – Кто он, как его зовут, где-как-когда?
Я пригубляю пузырящийся напиток и посмеиваюсь, в носу щекочет.
– Мы встретились много лет назад. Он подыскивал кого-нибудь для супружеской измены, а мне, наверное, надо было просто оторваться.
Сама не понимаю, почему вдруг начинаю откровенничать, я ведь совсем не знаю этого парня, но шампанское вместе с усталостью от шопинговой эйфории развязывают мне язык.
– Мы никогда не собирались заходить так далеко, но он влюбился, да и я, видно, тоже, как раз к концу истории. Он сказал, что нам надо съехаться, но потом начался коронавирус, все пошло прахом, и он остался с женой и детьми. Я ушла, и стало совсем дерьмово.
– Ты просто пропала после пандемии, – говорит официант, чуть склоняя голову набок. – Я никак не мог понять почему. У тебя же были фотографии, подкаст. Коллабы. Я все думал, что же с тобой произошло.
Я киваю:
– Вот он и произошел.
Отпиваю еще несколько глотков и вспоминаю, как вначале Дидрик всегда приходил с шампанским, становился перед гостиничным мини-баром и вытаскивал оттуда все маленькие бутылочки с алкоголем и банки с лимонадами, чтобы запихнуть бутылку; так мило, что он все старался предусмотреть ради меня: презервативы с ароматами, смазку, красные розы, пену для ванны, даже выяснял, какие я люблю конфеты. А потом мы лежали нагишом, каждый со своим бокалом шампанского, он так нервничал, что заглотил всю коробку шоколадных конфет (лимонные трюфели с лакрицей), а мне в нос попали пузырьки, и я начала хохотать, потому что все было просто замечательно, чудесно, его жена была на каком-то ланче с подружками, Витас работал, а мы прохлаждались в полулюксе, который Дидрик снял на свои бонусные баллы, устроили секс-марафон, телефоны выключены, полное присутствие в моменте, всего за три недели переписки в телефоне и за пару поспешных разговоров в укромных кафе нам удалось сточить расстояние между нами и снять все маски, и мы находились в свободной зоне, где уже совершенно ничто не могло быть уродливым, или отталкивающим, или слишком интимным, все, что мы делали, было запретно, и это было лучшее, что случилось с нами за всю жизнь.
«Когда я шел по коридору к этой комнате, мне казалось, что я иду на собственную казнь», – сказал он тихим голосом, а я ответила: «В твоем возрасте инфаркт определенно становится фактором риска, если продолжим в том же темпе».
«Мелисса, – продолжал он, посмотрев на меня с серьезным видом, – что бы ни случилось, я всегда буду уважать тебя, никогда не попрошу прощения за то, что испытываю к тебе, никогда не стану сожалеть об этом волшебном мгновении».
Потом он допил бутылку до дна и спросил, можем ли мы попробовать анальный секс, пока он не уехал встречать Вилью с продленки…
– Он со мной произошел, – повторяю я чуть громче и решительнее.
– А сейчас?
– Сейчас он все оставил и поселился в моей квартире, и все как прежде, но на самом деле нет, и я не могу вышвырнуть его.
– Почему же?
– Потому что с ним четырехмесячный ребенок.
– Чего же ты тогда хочешь?
Официант формулирует вопросы быстро, спокойно, словно на автомате, – наверняка, как все, ходил на сеансы терапии; посидишь на них несколько лет подряд, хлюпая носом и отвечая на вопросы, которые сыплются один за другим, и сам в конце концов будешь воспринимать это как наиболее очевидный способ ведения подобных раз-говоров.
– Я хочу радоваться, – говорю я, вполне осознавая, насколько убого звучит мой ответ, но не в состоянии сформулировать его по-другому. – Хочу жить весело. Работать, творить, путешествовать, встречать приятных людей. Зарабатывать деньги, тратить их. Просто радоваться. Перестать жалеть себя с такой дьявольской пробивной силой, что не могу даже заставить себя вылезти из кровати, перестать думать, что моя единственная и неповторимая жизнь так никогда и не начнется, перестать постоянно, все время…
– …испытывать боль, – заканчивает он мою мысль без особого выражения и подливает мне еще шампанского, а потом переходит к компании за другим столиком с двумя бутылками и обращается к ним: – Слушайте, у меня тут вообще-то есть южноафриканское из Свартланда 2017 года из суперлимитированной партии, я очень вам рекомендую… – Конец фразы тонет в грохоте.
Ощущение внутренней пустоты возвращается, я достаю блистер и выдавливаю еще две таблетки цитодона, после чего запиваю их большим глотком шампанского, и в ту секунду, когда ставлю бокал обратно на столик, раздается шум, как от падающего дерева, медленно ломаются ветки, сухие листья шуршат на ветру, и крик.
Меня вдруг поражает мысль, как же странно, что независимо от того, насколько шумно вокруг, насколько все галдят в таких вот местах, когда собственный голос невозможно услышать из-за окружающего гама, как только кто-то по-настоящему повышает голос, используя голосовые связки в качестве оружия, а не средства коммуникации, ты это сразу улавливаешь, это как с воплями наркомана в метро.
– …вон отсюда…
– …поганые свиньи, сидите тут и…
– …я сказал ВОН ОТСЮДА, ЧТОБ ВАС…
– …ты, блин, пасть ПРИКРОЙ…
Грубые мужские голоса, визгливые девичьи, голосов все больше, они доносятся снаружи, с улицы, эти люди движутся сюда, испуганные, злые, торжествующие, скандирующие.
– ЧТО МЫ БУДЕМ ДЕЛАТЬ? СПАСЕМ ПЛАНЕТУ!
– КОГДА? СЕЙЧАС!
– КОГДА-КОГДА-КОГДА? СЕЙЧАС – СЕЙЧАС – СЕЙЧАС!
Официант внезапно исчезает. Особо не размышляя, я мгновенно вскакиваю с места
