Многие населённые пункты годами жили в страхе перед террором мятежных уголовно-антисоветских отрядов, то и дело нападавших на неугодных им лиц, совершавших грабежи и поджоги. Так, в Томском округе в 1929 г. бандиты из мести беднякам-активистам сожгли д. Михайловку — сгорели 52 двора, председатель сельсовета (коммунист) был убит. К началу 1930 г. в Нарымском крае насчитывалось около 5.000 уголовных ссыльных и действовали 23 банды численностью до 300 чел., терроризировавшие окрестное население. Таким образом, мнение профессора Академии ФСБ А.М. Плеханова об «окончательной ликвидации повстанчества и бандитизма» к середине 20-х гг. не соответствует действительности[290].
«Заговоры» и политические репрессии 1922–1926 гг.
Политические репрессии в период после ликвидации ВЧК хотя и носили значительно более скромный характер, но характерны тем, что и тогда постоянно фабриковались дела, подчас весьма крупные, о контрреволюционных заговорах. Интенсивная фабрикация «заговоров» наблюдалась в 1922 г., когда традиции ЧК ещё проявлялись во всей силе. Согласно воспоминаниям председателя Тюменского губотдела ГПУ П.И. Студитова, возвращавшийся в марте 1922 г. из Сибири в Москву Ф.Э. Дзержинский «рекомендовал своевременно вскрывать и ликвидировать нелегальные кулацко-белогвардейские группы и организации»[291].
При этом председатель ГПУ, конечно, знал цену чекистской информации о «заговорах» и «организациях», по мере возможности следя, чтобы его подчинённые не слишком увлекались. Иные из чекистов осмеливались заходить столь далеко, что игнорировали конкретные распоряжения и самого Дзержинского. В июле 1922 г. политкомиссар курорта Боровое Н.М. Коренец сообщал секретарю Сиббюро ЦК И.И. Ходоровскому, что минувшей осенью Кокчетавское политбюро арестовало почти весь персонал курорта (23 чел. во главе с директором) по обвинению в заговоре. Но выяснилось, что многочисленные банды и оружейные базы на территории курорта «существовали только в воображении двух агентов политбюро и политкома курорта Иванова». Арестованных отпустили, но в январе 1922 г. последовали новые обыски и аресты: «Находившийся в то время в Омске нарком т. Дзержинский гарантировал курорту невмешательство кокчетавских властей… на деле эти гарантии результатов не дали». Дзержинский 5 февраля 1922 г. приказал Павлуновскому и губчека дать кокчетавским деятелям твёрдые указания о «невмешательстве во внутреннюю жизнь курорта»[292].
Сексоты Славгородского политбюро в марте 1922 г. сообщали о наличии в с. Северное Ключевской волости заговорщицкой группы из 16 чел., в т. ч. многих коммунистов и выбывших из партии, которые якобы проводили «много собраний совместно с баптистами». Из сообщений сексотов-коммунистов Николашкина, Румеги и Резниченко чекисты сделали вывод, что в южной части уезда зреет заговор и «с началом распутицы восстание [против продналога] неизбежно». При этом отмечалось, что комячейки угрожают «лишением жизни нашим сексотам», занимавшимся активной провокационной работой. в мае 1922 г. Славполитбюро арестовало 6 «заговорщиков», но уже в августе Омский губотдел ГПУ постановил прекратить дело — как целиком основанное на непроверенных агентурных сведениях[293].
В условиях подавления антикоммунистического сопротивления и неизбежного сокращения роли ГПУ в политической жизни ведомство Павлуновского предприняло решительный шаг для напоминания о своих заслугах. Чекисты Сибири, использовав некоторые старые наработки, в 1922–1923 гг. сфабриковали крупное дело, проведя в Новониколаевске большой процесс так называемой Базаро-Незнамовской организации.
Обнаружив попытку создания нелегальной организации со стороны сотрудника РКИ И.Д. Жвалова (А.Ф. Базарова), чекисты связали её со специально созданной квази-организацией во главе с бывшим колчаковским офицером, авантюристом с криминальными наклонностями (похитившим 600 млн руб. в период работы кассиром) и пьяницей А.А. Карасевичем (Л. Незнамовым). Казак и бывший коммунист Жвалов-Базаров был независимо мыслящей личностью пытавшейся мирными средствами противостоять государственному террору в отношении крестьян и бывших офицеров. Проживавшие по чужим документам Базаров и Незнамов были во всём абсолютно противоположны, но чекисты с помощью агентуры, навербованной в том числе из уголовников, объединили их в качестве лидеров повстанческой организации.
Жертвами процесса стали преимущественно жители Каинска, Барабинска и Тюмени. Базаров якобы организовал антисоветские ячейки в Тюмени и Барабинске, надеясь со временем создать Сибирскую автономную крестьянскую республику, а в начале 1922 г. встретился с представителями группы Незнамова, действовавшего в Каинске и готовившего вооружённое выступление. Всего, по версии следствия, в организации насчитывалось до 2.000 активных членов — кулаков, колчаковцев, торговцев и духовенства. Летом 1922 г. чекисты «разоблачили» заговор. Откликнувшись на инициативу Павлуновского, Сиббюро ЦК РКП(б) создало специальную комиссию «для разработки вопросов политического характера означенного процесса и для освещения их в прессе», назначив датой начала суда 21 апреля 1923 г.[294].
Базаров не смог создать группы (в том числе потому, что многие собеседники принимали его за провокатора), зато «атаман» Незнамов был успешно спровоцирован усилиями целого ряда спецагентов. Историк ФСБ А.А. Петрушин сообщает недостоверные сведения о том, что чекистам якобы просто повезло и они случайно в мае 1922 г. вышли на организацию благодаря донесению бывшего белого офицера Избышева. На самом деле, в материалах процесса вместо мифического Избышева фигурирует явный агент Избож (его не было среди подсудимых). Дело же разрабатывалось чекистами, видимо, ещё с лета 1921 г., если не раньше, когда к Незнамову в Барабинске был подставлен провокатор А. Окулич, бывший офицер колчаковской дивизии морских стрелков, выдававший себя за уцелевшего после разгрома придуманного «Сибирско-Украинского союза фронтовиков» начальника контрразведки пресловутого «дяди Вани» (И.С. Степанова).
Окулич вовлёк Незнамова в «организацию», агент Феокритов дал ему кольт и две гранаты. Одним из лидеров организации был сексот М.А. Матюшкин, матрос «Варяга», хвалившийся своим былым участием в казнях священников и офицеров в Архангельске. Впоследствии сотрудник ОДТЧК ст. Барабинск И.Л. Мерзляков, действовавший под фамилией Гусев, передавал Незнамову продукты для его «организации» и участвовал в подготовке покушения на заведующего заготконторой В.К. Балабуху, ложно обвинённого в попытке убить «атамана».
Чекисты «растили» Незнамова в качестве заговорщика не менее года. 22-летний Карасевич-Незнамов, будучи авантюристической и психически неуравновешенной личностью, отлично подходил для их целей. В 14 лет он бежал от семейных неурядиц на фронт, где участвовал в убийстве офицера. На чекистском жаргоне операция по провоцированию Незнамова именовалась использованием «втёмную», то есть без ведома объекта. Вместе с двумя сообщниками-агентами (ранее судившимся за уголовное преступление К.П. Соколовым и юнцом С.С. Ивановым-Боярским) Незнамов в окрестностях Каинска весной 1922 г. сначала застрелил своего заместителя по «организации» М.И. Островского, заподозренного в том, что он является агентом ЧК (у убитого нашли штампы ряда учреждений, в т. ч. печати отдела управления при Сибревкоме, Особого отдела и ПП ВЧК по Сибири), а затем подстерёг и тяжело ранил В.К. Балабуху. Вся история с предательством Островского, вероятно, была организована чекистами с целью отрезать Незнамову пути для отступления, ибо сведения о том, что Островский написал в Томгубчека письмо с предложением выдать организацию Незнамова за 5 млрд руб., поступили от самих чекистов и их агента С.С. Иванова-Боярского[295].
Все шестеро активистов «организации» Незнамова были агентами ЧК-ГПУ. Они убеждали контуженного на фронтах (где он получил три ордена) и с тех пор подверженного припадкам Незнамова в том, что его хотят предать и убить. Поняв, что никаких вооружённых отрядов у его сообщников нет, Незнамов заявил: «Нами торговали в розницу, хотели торговать оптом, но им не удастся» и приказал всем спасаться бегством. Самого Незнамова чекисты поймали в Андижане, избили и препроводили в Ташкент, где полпред ВЧК по Туркестану Я.X. Потере предъявил ему обвинение в связях с басмачами. Затем Незнамов был этапирован в Москву, а потом в Омск и Новониколаевск, где «в течение трёх суток я пробыл на льду, утратив способность ко всему».
По словам Незнамова, отчётливо осознавшего во время следствия и суда, что его соратники на деле представляли собой агентуру ГПУ «организация являлась спровоцированной», состояла из 7 чел. и «под моей фирмой работали другие». Всего по этому делу чекисты арестовали до 500 чел., но после долгого следствия судьям решились предъявить только 95. Например, кучер при Незнамове 16-летний Тима Гудырин был удалён из списка обвиняемых после того как показал о содержании в «тёмной» и избиениях: следователь «бил меня нагайкой раз шесть и ругался чёрными фразами»[296].
