Но так как этот день был днем приключений, мы услышали, приближаясь к новому дому, построенному еще лишь наполовину, жалобный голос какой-то женщины. Господин де Ледигьер приказал своим лакеям войти в это здание, чтобы посмотреть, что там происходит. Сами мы последовали за ними и увидели сцену, которая нас очень удивила. Мы увидели хорошо одетую девушку, с красивой фигурой и с маской на лице, которая рожала одна, с помощью лишь одной девушки, которая не выглядела большим специалистом в этом деле. Мне стало жаль эту несчастную, и я сказал несколько слов, которые многие знают, но господин де Ледигьер, который не так разбирался в этом, стал лишь смеяться над этой авантюрой, не забыв попросить девушку снять свою маску. Я даже думаю, что без меня он сам сделал бы это и наговорил бы массу всего, что было способно ввести в отчаяние любого. Мне стоило большого труда увести его, но я все же помог этой несчастной, которая никогда бы не родила без этого. Так как я видел, что она умирала от страха быть узнанной, если бы все это продолжилось дольше, она пропала бы. Из любопытства на следующий день я пошел в этот квартал, чтобы попытаться найти девушку, одетую таким странным образом или с такой фигурой. Лишь потом я узнал, что мадемуазель, о которой шла речь, была дочерью одного советника, которая считалась весьма целомудренной. Ее ребенок потом был представлен как дитя служанки. Если бы я захотел, я мог бы пролить свет на это дело, но счел, что не стоит губить бедную девушку, которая, без сомнения, совершила в жизни ошибку, и я промолчал, никому никогда не рассказав то, что рассказываю сейчас.
* * *
Однако то, что у меня произошло с Белльбрюном, дало мне повод подумать о своей безопасности, и я готов был даже пойти к господину принцу де Субизу, его начальнику, которому я имел честь быть настолько известен, что вполне мог надеяться найти справедливость. Но, подумав, я решил, что имею дело с жалким типом и мне лучше будет промолчать, но при этом быть осторожнее. Я стал приходить домой раньше, чем обычно, а если приходилось задерживаться, то я брал с собой целый отряд, который сопровождал меня до самой двери. Таким образом, я избежал ловушки и засады, которые мне могли устроить, а мой противник был слишком труслив, чтобы атаковать меня среди бела дня.
Вот уже три года, как я вновь начал участвовать в войнах, и за это время я стал таким специалистом, что сумел собрать всю свою ренту за три года, что было уникально для тех времен, когда гораздо лучше умели тратить. Еще я получал свои сто экю каждые шесть недель, положенные мне за службу, а еще я питался за одним столом с господином де Тюренном, так что денег я не считал. Однако в один прекрасный день я захотел их выгодно разместить, заговорил об этом с одним моим знакомым, и он мне сказал, что нужно идти дальше. Потом он предложил мне вариант: я даю ему деньги, а он добивается для меня части некоей ренты, которую имел один дворянин из Прованса, которому он в свое время одолжил двадцать тысяч франков, чтобы тот купил себе должность губернатора.
Вариант показался мне весьма интересным, и я сам отнес ему свои деньги, хотя до этого я хотел вложить их в какой-нибудь фонд или, по крайней мере, в муниципальную кассу города. Действительно, лучше бы я так и поступил, но моей судьбе, видимо, было угодно, чтобы я всегда оставался нищим. Короче говоря, я не получил ничего, так как должник вскоре умер, а король отдал губернаторскую должность господину де Бриссаку, майору своих телохранителей. Я так плохо продумал меры предосторожности, что вместо гарантий от того, кому я лично дал все свои деньги, я довольствовался тем, что получил человека, его замещающего. Все мои ходатайства пошли на стол к господину де л'Арбусту, члену правительства, но так как у государства и без меня было множество долгов, вся моя компенсация оказалась следующей: король обязал господина де Бриссака мне заплатить, но тот подключил своих влиятельных друзей и смог доказать, что заплатить не может. При этом мне сказали, что не стоит этим огорчать короля, который, получив от майора деньги за должность, будет тогда обязан заплатить мне из своей казны. Таким образом, мои деньги были потеряны, и я лишился всякой надежды на успех.
* * *
Возвращаясь же к моим прочим делам, скажу, что начался 1675 год, и я стал готовиться к возвращению в армию к господину де Тюренну. Он покрыл себя неувядаемой славой в предыдущей кампании. Он дал четыре сражения в таких неравных соотношениях сил, что любой другой их проиграл бы. Но его предусмотрительность и знания заменили ему нехватку солдат, и в последнем сражении он с двадцатью пятью тысячами человек прогнал за Рейн немцев, которых было как минимум семьдесят тысяч. В других местах, где шла война, она также была успешной для нас. Король захватил Франш-Конте, и господин принц де Конде, который противостоял принцу Оранскому, разбил его в кровопролитном сражении у Сенефа, а потом заставил снять осаду Уденарда. В этих боевых действиях погибло бесконечное множество людей, и мир стал выгоден обеим сторонам.
Но тут появилось препятствие, маркиз де Грана вдруг захватил принца Вильгельма Фюрстенбергского[104], нынешнего архиепископа Страсбургского, и это прервало все переговоры, которые уже шли во славу христианства. Он был переправлен в Нойштадт под хорошей охраной, а так как Леопольд I знал, что он был вовлечен в чужие интересы и считался противником империи, он решил от него отделаться. Дело в том, что этот принц был из Кёльна и действовал от имени местного курфюрста, своего друга, у которого он устроился при его дворе и стал советником во всех делах, так что желание убрать его, чтобы заменить кем-нибудь другим, уже давно созрело. Все были удивлены подобным поворотом событий, особенно в том, что касается императора, который всегда считался весьма далеким от любых насильственных действий. К сожалению, некоторые министры насоветовали ему лишить принца Вильгельма влияния, и если бы император был не таким набожным, принца бы уже давно не было на этом свете. Действительно, для решения его вопроса собрались на следующий же день. С одной стороны, хотели придать этому некоторую форму суда. С другой стороны, не желая по-настоящему рассматривать его дело, император захотел, чтобы присутствовало всего три министра, среди которых был принц Лобковиц. В результате принц Вильгельм осужден на смертную казнь с отсечением головы, но было решено, что казнь произойдет тайно, чтобы народ не видел ее и узнал обо всем, когда дело уже будет сделано.
Однако принц Лобковиц[105] не подписал это решение либо из жалости, либо потому, что он получал деньги во Франции, как утверждали его враги, либо потому, что прекрасно понимал, что эта акция будет постыдна для его хозяина. Более того, он предупредил папского нунция[106], которого он попросил встретиться с императором и пригрозить ему гневом Ватикана. Нунций, имевший приказ Римского Папы посредничать с целью освобождения принца, потребовал аудиенции у императора и очень удивил последнего своим знанием всех деталей происходившего, о которых никто не должен был знать. Император спросил его, от кого он это узнал, и сделал все, чтобы найти ответ на этот вопрос. Однако нунций ответил, что он не расскажет ничего, но при этом он еще раз попросил императора подумать о последствиях, которые может иметь это дело. Как я уже говорил, император был набожным и деликатным человеком, он не мог навлечь на себя гнев Римского Папы, и он решил отменить казнь принца Вильгельма, ограничившись тем, что оставил его в тюрьме. Этим он сослужил принцу хорошую службу, ибо тот выбрал профессию священнослужителя, чего, собственно, и хотел нунций, чтобы его спасти, доказывая императору, что тот не имеет права убивать человека, посвятившего себя церкви, и что священнослужителей может наказывать только сам Папа.
Как бы то ни было, если принц Лобковиц нашел способ спасти принца Вильгельма, то себя он погубил. Император понял, что только он мог передать тайную информацию, приказал задержать его и его секретаря, и им был задан ряд вопросов. Никто не знает, с какой степенью пристрастия их допрашивали, но тут в процесс вмешалась еще и императрица, которая не любила Лобковица за то, что он высказывался против ее брака. Действительно, он породил массу неприятностей той, кто разделяет сегодня императорский трон, и если бы она умерла чуть раньше, он, возможно, нашел бы способ выбраться из своего сложного положения. Но тогда все стали его противниками, прислуживая императрице, он был сослан в один из своих замков, где его строго охраняли, а потом, как говорят, отравили ядом.
Все эти события настолько занимали всех, что вопрос о мире отошел на второй план, война возобновилась, и никто уже и не надеялся, что она быстро закончится. С обеих сторон велись масштабные приготовления, чтобы попытаться перетянуть фортуну на свою сторону.
