почувствовал.
Брокмор обладал своего рода талантом рассказчика. Он наблюдал за мной, оценивая произведенное впечатление.
– Точно знаю, что это была кровь, – прибавил смотритель. – Сначала я ее понюхал, а потом и на язык попробовал, чтобы уж наверняка убедиться.
От одной лишь мысли об этом меня передернуло.
– Вы уверены, что тот человек был мертв?
– Сразу видно, что вы никогда стада не перегоняли, господин. Погонщик хоть днем, хоть ночью живое существо от мертвого отличит.
Некоторое время я помолчал в задумчивости, а потом стал рассуждать:
– И конечно же, вы, как и любой благоразумный, добропорядочный лондонец, позвали ночной патруль. Но когда дозорные пришли с фонарями, тела на камне не оказалось, верно?
– Тупицы. – Брокмор выразительно сплюнул. – Взяли да и заявили, что мне, дескать, померещилось! Я им говорю, тут дело ясное, к гадалке не ходи: убийца вернулся и забрал труп. Но эти придурки не верят, и все тут! Даже на следующий день слушать не пожелали, а ведь я им доказательство предъявил. Сунул им под нос руку – ту, которой мертвеца трогал. На ней кровь осталась.
– А они что?
– Сказали: ну еще бы, ты ведь свою зверюгу кормишь, целыми днями с мясом возишься, вот у тебя руки и в кровище. Буквально в лицо мне посмеялись, господин.
– Как жестоко с их стороны, – покачал я головой.
– Хохотали, точно стая макак, сэр. Но я-то знаю, что труп на камне и впрямь был. Убитый – джентльмен.
– Как вы догадались?
– По камзолу. Мой дядя был портным и научил меня, как на ощупь определять качество ткани. Сукно хорошее, не домотканое, а рубашка, хоть на целый фунт готов поспорить, из голландского полотна.
Такая одежда дорого стоит, даже если она с чужого плеча. Некоторое время мы оба молчали. Я достал последний шиллинг – больше у меня с собой не было – и сжал монету в кулаке.
– Помните, вчера юная госпожа Фэншоу увидела в вольере у Калибана платок и стала просить, чтобы его отдали ей?
– Да, господин, был платок. – Брокмор нахмурился, пытаясь сообразить, к чему я веду. – То ли багровый, то ли красный.
«Не багровый и не красный, а бордовый», – мысленно поправил его я. А вслух осведомился:
– Не знаете, долго он там пролежал?
Брокмор пожал плечами.
– Спрошу по-другому, – не сдавался я. – Когда вы в последний раз убирали в вольере? Если бы платок тогда лежал на полу, вы бы его заметили, не так ли?
Наши с Брокмором взгляды встретились. Может, он был и горький пьяница, но не дурак.
– Вроде бы в пятницу убирался, – ответил смотритель.
Я бросил ему последний шиллинг.
Так-так. А в ночь с пятницы на субботу Брокмор наткнулся на труп, лежавший на жертвенном камне.
– Только меня в это дело не впутывайте, господин хороший, – вдруг произнес смотритель. – Тут пахнет большими неприятностями.
C этими словами Брокмор развернулся и побрел обратно в свое надежное убежище – пивную госпожи Лэмбс.
Глава 27
В тот вечер я напился. Вот как это произошло.
Передумав, я все-таки решил сходить в театр вместе с Горвином. На сцене Мег Даунт пустила в ход все свои женские чары. Эту актрису трудно было назвать красавицей в общепринятом смысле слова, однако госпожа Даунт отличалась остроумием, удивительно милой улыбкой и умением выигрышно себя подать. Горвина ее выступление совершенно околдовало. После спектакля он потащил меня к ней в гримерную, где лицедейку уже ждали несколько поклонников.
В обычные дни Горвин демонстрировал безукоризненные манеры и не лез за словом в карман. Однако влюбленный Горвин – совсем другое дело. Мой сослуживец запинался, краснел, двигался неловко и скованно. Именно поэтому ему был нужен я. Мое присутствие разряжало обстановку. Я завел с Мег Даунт разговор – она оказалась весьма приятной собеседницей – и постепенно включил в беседу Горвина. Главное – дать ему время, и смущение растает без следа.
С моей подачи госпожа Даунт пригласила нас в свою квартиру на Вер-стрит. Двое поклонников отправились туда вместе с нами. Как только мы пришли, Горвин сделал то же, что и всегда, – сразу послал за вином. Каждый опрокинутый бокал придавал ему больше смелости. Я как мог отвлекал соперников, пока Горвин штурмовал заветную крепость – госпожу Даунт.
Мы заказали ужин – и снова за его счет – из «Шатлен» в Ковент-Гарден. Когда еду доставили, я лишь ковырялся в ней, стараясь не обращать внимания на чмоканье и хихиканье по другую сторону стола. Наконец остальные почитатели таланта Мег Даунт признали свое поражение и кое-как слезли вниз по лестнице. Один из них остановился на нижнем этаже, и его громко, обильно вырвало.
Я рассудил, что мне тоже пора откланяться, чтобы Горвин мог насладиться сполна, – во всяком случае, я надеялся, что его ждет именно блаженство. Было уже за полночь. Только выйдя на ночной воздух, я почувствовал, насколько пьян. К счастью, на Клэр-маркет как раз предлагали услуги два носильщика с портшезом, и я заплатил им, чтобы меня доставили в Савой.
Добравшись до Инфермари-клоуз, я барабанил в дверь, пока Сэм не впустил меня. Он уже водрузил на голову ночной колпак.
– Да пошел ты к черту, – возмутился я, хотя Сэм не произнес ни слова. – Ты мой слуга.
– Да, господин, – пробубнил он. – Знаю.
И Сэм принялся снова запирать дверь на все задвижки и засовы.
Как уже отмечалось, я здорово набрался. Однако это была не та стадия опьянения, при которой джентльмены падают на улице, как бедняга Эббот, или едва ворочают языком, или безудержно хохочут на похоронах. Нет, в тот вечер я был одним из тех пьяниц, чей мир вырастает до огромных масштабов: и радостей, и горестей в нем вдруг становится неизмеримо больше. А еще люди в подобном состоянии хотят осчастливить всех вокруг, пусть даже они и не в состоянии обрести счастье сами. Короче говоря, наступило время широких необдуманных жестов.
– Сэм! Немедленно разбуди Маргарет и Стивена. Жду вас в гостиной, всех троих.
– Прямо сейчас, ваша милость? Может, до утра отложите?
– Не смей мне перечить! – взревел я. – Дело срочное! Веди их сюда. А я сейчас приду. Да пошевеливайся, прохвост ты эдакий!
Сэм поковылял прочь, в знак неодобрения особенно громко стуча костылем об пол. Я поднялся к себе в спальню и ненадолго зашел в уборную. А когда спустился в гостиную, все трое с угрюмым видом ждали меня, завернувшись в плащи поверх ночных сорочек. Огонь в камине не горел. Единственным источником света были две свечи. Я положил на стол принесенные со второго этажа бумаги, а также писчий прибор, состоящий из
