так не спугнёте? — спросила библиотекарша. — Увидят, что деревья недавно срублены, заподозрят засаду и выберут какое-нибудь другое озеро?
Ни… — казак помотал головой. Антип мужик толковый, говорит — обустроим всё так, чтобы гляделось, как бурелом. И чтобы ни одному хранцузику и в голову евонную не пришло!
И для убедительности он постучал согнутым пальцем себе по лбу.
— Места под закладки фугасов я уже разметил. — сообщил дядя Вася. — Часть фугасов будут камнемётные, чтобы проредить конвой, а прочие — с огнесмесью. Мы их подорвём, чтобы отсечь часть колонны огненной завесой — пока супостаты будут соображать, как её обойти, мы остатки охраны перебьём и возы уведём в лес.
— Пути отхода наметили? — осведомилась библиотекарша.
— Обижаете, Дарья Георгиевна! — прогудел хорунжий. — Расчистили подходящую тропочку, и на её в трёх местах Антип с мужичками деревья заранее подрубил. Уходить будем — подтолкнём легонько, такой завал получится, что и в три дни не перелезть!
— Ну, с этим тогда ладно. — библиотекарша кивнула. — Что по вашей части, корнет?
Веденякин, услыхав, что спрашивают его, едва не вскочил с табурета — словно шестиклассник, удостоившийся обращения директора школы.
— Утром прибыл курьер от Сеславина, с пакетом. Александр Никитич собирается вскорости к нам.
Хорунжий скривился.
— С инспекцией, небось?
Начальство, особенно удалённое и командующее посредством курьеров и депеш, он недолюбливал, полагая его источником всяческой неразберихи и помех.
Корнет пожал плечами.
— Кстати, можно воспользоваться случаем и попросить у Сеславина подкреплений. — предложил тракторист. — Ростовцев с Никитой, похоже, задерживаются, а нам, когда настанет время, может не хватить бойцов.
— Начальству, оно конечно, виднее… — туманно заметил хорунжий. — Только как бы не запретил Сеславин нашу затею? А то и того хуже — не взялся бы руководить? Отбить у Буонапартия награбленное в Кремле — это же какой подвиг! И тебе слава, и почёт, и кресты на грудь…
— Или головы в кусты. — усмехнулась библиотекарша. — Вы же разумный человек, хорунжий — а туда же, делите шкуру неубитого медведя! Если задуманное удастся — славы и крестов на всех хватит, понимать должны…
— тут ещё кое-что имеется, господа..
Корнет кашлянул, привлекая к себе внимание, дождался, когда библиотекарша повернётся к нему, и выложил на стол конверт плотной коричневой бумаги.
— Переслано вместе с сенявинским курьером — из имения Ростовцевых, поручику.
— Прочли?
— Как можно? — казалось, корнет испугался такого предположения. Частная переписка, невозможно-с!..
— И напрасно, юноша. — тётя Даша укоризненно покачала головой. — А если там что-то важное, что и нам знать следует? Теперь война, не время для церемоний. Ну-ка, дайте сюда…
Веденякин, чуть замявшись, подал конверт. Библиотекарша взрезала его ножом, быстро пробежала глазами страницы.
— Так, это действительно, семейное — приветы, поклоны, осведомляются о здоровье… Ага, вот кое-что любопытное: старый граф пишет, что лечившийся в их имении ротмистр Вревский внезапно, никому не сказав, отбыл, прихватив с собой Матильду. Вот же дурочка, найдёт приключений себе на… голову…
— Отбыл? — корнет недоумённо нахмурился. — Странно… А куда — там не написано?
— Нет. Зато есть кое-что другое: ротмистр прихватил с собой несколько книг из числа тех, что поручик с Никитой отобрали у Гжегоша и отослали потом в имение Ростовцевых.
Она по очереди оглядела всех сидящих за столом.
— И это, должна сказать, мне совсем не нравится…
* * *
Граф Алексей Андреевич Аракчеев обитал непосредственно в императорской резиденции, в Зимнем Дворце. Назначенный после отставки в 1810-м году с поста военного министра председателем Департамента военных дел при Государственном совете, он с самого начала войны был при Александре Первом, не оставляя того ни в поездках, ни во время пребывания в столице. Для графа в Зимнем Дворце были отведены удобные покои, кабинет и помещения для адъютантов; здесь он работал с документами, проводил совещания и принимал посетителей.
Вревский, как и собирался, разыскал в столице своего приятеля-адъютанта, попросил устроить ему аудиенцию и приготовился ждать. Зная о загруженности Аракчеева военными и государственными делами, барон был готов к тому, что ожидание растянется не на одну неделю, а то и месяц. И каково же было его удивление, когда утром следующего дня в дверь (барон снял для себя и своей пассии приличную квартиру на втором этаже особняка по набережной Мойки в трёх кварталах от Дворцовой площади) постучался вестовой и передал распоряжение: прибыть для испрошенной аудиенции назавтра к десяти часам утра в Зимний Дворец. Причём прибыть ему следовало не одному, а в сопровождении «известной особы женского пола» — так витиевато именовалась в послании Матильда.
Приписка эта изрядно озадачила, а, пожалуй, что и встревожила барона — ведь в прошении об аудиенции, поданной через адъютанта Аракчеева, нечего не было о его спутнице. Мало того: Вревский не мог припомнить, чтобы хоть словом упомянул о ней в беседе с самим адъютантом. Это была загадка, и она не давала ротмистру покоя, поскольку совершенно ломала его расчёты касательно хода аудиенции.
Но — ничего не поделаешь: распоряжение на руках и что-то отменять теперь поздно. Последовали лихорадочные сборы; Вревский, чей парадный мундир затерялся в полковых обозах где-то между Смоленском и Можайском, рассчитывал воспользоваться неизбежным ожиданием, чтобы навести порядок в обмундировке, и теперь кинулся по петербургским знакомым (коих у него, по счастью, нашлось немало), чтобы с их помощью заткнуть наиболее зияющие дыры. Матильда же барон отправил в сопровождении супруги домовладельца, надворного советника Егорьева, служащего в Государственном архиве и проживавшего тут же, в бельэтаже, к модистке с наказом денег не жалеть, но приобрести и срочно подогнать по фигуре девушки подходящее платье. Насчёт денег Вревский, конечно, погорячился — он прибыл в имение Ростовцевых, имея при себе весьма скудную сумму, да и ту почти целиком истратил на дорогу в Петербург. Пришлось снова прибегнуть к помощи знакомого адъютанта; по счастью, у ротмистра давно сложилась репутация человека, аккуратно отдающего долги, и из квартиры приятеля он вышел с семьюстами рублями в кармане. С такой сумой можно было чувствовать себя уверенно — во всяком случае, ближайшие две-три недели. А дальше барон рассчитывал, что положение его круто переменится — в ту или иную сторону.
На приличное платье для Матильды и кое-какие приобретения для собственного гардероба у Вревского ушло триста пятьдесят рублей. По совету всё того же адъютанта он отказался от мысли собрать по знакомым подобие парадного мундира. «Приходи лучше в своём армейском — посоветовал адъютант. — и непременно с палашом вместо парадной шпаги. Граф сам опытный вояка — был ранен в сабельной рубке с уланами Мюрата при Аустерлице, отменно проявил
