за незаконный оборот наркотиков, выдал себя за бизнесмена, заинтересованного в сотрудничестве с партией Галана, и организовал личную встречу с Ларой в том же номере отеля «Хилтон» в Боготе, где отец жил, когда участвовал в Кубке «Рено». А чтобы подстава удалась наверняка, в номере незаметно установили диктофон.
Встреча состоялась во вторник, 19 апреля 1983 года. Они проговорили более получаса, и в конце концов Поррас выписал на имя Лары чек в миллион песо. Однако потом обнаружилось, что Поррас плохо настроил диктофон, и разговор на записи слышно недостаточно четко.
Тем не менее, это уже можно было назвать козырем в рукаве. Отец продолжал служить в Палате представителей, хотя было ясно, что в плане политических интересов Галан и Лара – заноза в его боку, и что рано или поздно они столкнутся.
В течение следующих нескольких недель его общественная жизнь была чрезвычайно бурной: он открывал футбольные поля и спортивные площадки, строительство которых обеспечил из своего кармана. 15 мая он нанес первый удар по мячу перед двенадцатью тысячами зрителей в первом матче на футбольном поле района Техело на северо-западе Медельина. В июне отец торжественно открыл новое поле в Моравии матчем между запасными игроками команды «Национальный атлетический клуб» и районной командой.
В начале августа 1983 года президент Бетанкур произвел первую перестановку в правительстве, назначив Родриго Лару Бонилью министром юстиции. Как и ожидалось, первые публичные заявления Лары на посту были полны откровенного осуждения картелей, в особенности моего отца и нескольких других наркоторговцев. Однако он так и не упомянул, что Медельин был практически вотчиной мафии, и она обладала в муниципалитете огромной экономической властью. Лара также утверждал, что грязные деньги от наркоторговли отмывают через футбольные клубы.
Разумеется, отец решил дать отпор. При посредстве Хайро Ортеги и его коллеги-конгрессмена Эрнесто Лусены Кеведо, одного из политических союзников Сантофимио, они вызвали министра юстиции на дебаты о «грязных деньгах». Однако их истинной целью было раскрыть существование чека на миллион песо, который Лара получил от Порраса. За несколько минут до того, как министр вошел в Палату, они положили копию чека на стол каждого депутата. Одну из секций, зарезервированную для журналистов, занял Карлос, прибывший с большой свитой. Отец же сидел в стороне и не проявлял излишнего видимого интереса.
Этот маневр поставил Лару под большое давление. Все время дебатов он выглядел не в духе и наконец после нескольких прямых вопросов вынужден был признать, что принял чек.
После дебатов, пока правительство старалось поддержать своего министра, отец встретился дома с бабушкой Норой, которая, как обычно, выговорила ему весьма сурово:
– Сынок, у тебя у самого рыльце в пуху.
– Не волнуйтесь, сеньора, все будет хорошо.
– Упрямец! Ты совершенно не думаешь о семье.
Но суть в том, что отец очень разозлился на министра и впадал в ярость каждый раз, видя в теленовостях, как тот его критикует. Он отвечал на каждую фразу Лары и даже стучал по экрану. Несколько раз, когда, возвращаясь домой, он заставал мать за просмотром новостей, он говорил с трагическим выражением лица:
– Не смотри ты эту пакость, – и выключал телевизор.
Несмотря на очевидный успех попытки очернить Лару, который теперь рисковал потерять свой пост, всего через неделю после дебатов газета El Espectador нанесла отцу сокрушительный удар.
На первой полосе издания красовалась статья о том, что в марте 1976 года Пабло и еще четверых людей задержали с девятнадцатью фунтами пасты коки. Несмотря на то, что отец тогда заплатил за исчезновение материалов дела и приказал убить агентов Административного департамента безопасности, занимавшихся расследованием, журналистам удалось собрать подтверждения тому, что Эскобар – наркоторговец.
ОТЕЦ ПРИШЕЛ В ЯРОСТЬ: ЕГО КАРТОЧНЫЙ ДОМИК РУХНУЛ, ЕГО РАСКРЫЛИ. ОН БЫЛ УВЕРЕН, ЧТО ПОЛИЦЕЙСКИЕ ФАЙЛЫ НА НЕГО ИСЧЕЗЛИ, НО ОН ЗАБЫЛ УНИЧТОЖИТЬ ГАЗЕТНЫЕ АРХИВЫ.
Первым делом отец отправил своих людей скупить весь тираж раньше, чем он попадет на газетные прилавки Медельина. Это удалось, но ущерб уже был нанесен: другие СМИ подхватили историю из El Espectador, да и настойчивые заверения отца в том, что его деньги «никак не связаны с наркоторговлей», тоже скорее усилили подозрения. Вопреки его надеждам, попытка предотвратить распространение газеты в Валье-де-Абурра только подогрела интерес журналистов к этой истории.
По рассказам одного из его доверенных людей, лицо отца исказилось от ярости, когда он увидел свою фотографию в газете. Он винил прежде всего себя, понимая, как сильно разочаровал веривших в него людей. С этого дня отец начал замышлять убийство Гильермо Кано – главного редактора газеты.
Обычно отец тщательно планировал свои преступления и никогда не терял самообладания, даже в худшие моменты из его рта не вылетало ни одного бранного слова. Однако в тот день он клял Гильермо Кано на чем свет стоит за то, что тот разрушил его политическую карьеру.
Впервые отец оказался на распутье. Пытаясь защититься, он обвинил Лару в клевете и призвал политика предъявить доказательства его участия в наркоторговле. Он также вызвал журналистов в конгресс и показал им свою действующую американскую визу.
В начале сентября, когда ученые мужи еще обсуждали вопрос о грязных деньгах, мать поделилась радостной новостью: наконец-то, после шести лет неудачных попыток, трех выкидышей и внематочной беременности она ожидала ребенка. И тогда же несколько бульварных газет опубликовали статьи об отношениях Пабло с телеведущей Вирхинией Вальехо, в которых утверждали даже, что в ближайшее время пара планировала пожениться. Мать пришла в ярость и выгнала отца из дома на три недели.
Он постоянно ей названивал:
– Дорогая, я хочу, чтобы ты знала, что ты самый важный для меня человек. Ты – единственная женщина, которую я люблю. Журналюги, все эти газетенки, другие люди – они просто завидуют нам и хотят разрушить наш брак. Я хочу вернуться к тебе, хочу всегда быть рядом, – повторял он снова и снова, каждый день посылая ей цветы с одними и теми же словами в открытке: «Я никогда тебя ни на кого и ни на что не променяю».
Каждый раз, когда отец звонил, мать отвечала, что ему не стоит беспокоиться, она будет не первой и не последней матерью-одиночкой. Она даже предложила разойтись, но Пабло продолжал настаивать. В один воскресный вечер он с сокрушенным видом появился на пороге, и у матери не хватило духу его отвергнуть. Она позволила ему вернуться домой.
Однако лавина плохих новостей на этом не остановилась, а скандал вокруг отца только разрастался. Верховный судья Медельина, Густаво Сулуага, вновь открыл расследование гибели агентов Административного департамента безопасности, арестовавших Пабло в 1976 году, а посольство США аннулировало его визу. И, словно этого было недостаточно, 26 октября Палата представителей отозвала
