class="a">[673] Территориальный принцип мог использоваться и при единовременном формировании крупных добровольческих соединений – корпусов, например, при формировании Сталинского стрелкового корпуса добровольцев-сибиряков в 1942 г. и Уральского добровольческого танкового корпуса в 1943 г.
В случае с городским ополчением и истребительными батальонами начального периода войны, очевидно, речь идет о родственном территориальному, но все же ином способе комплектовании. Новация, получившая наименование территориально-производственный принцип комплектования, заключалась в том, что добровольцы с одной фабрики, завода, института, наркомата, административного района обращались на укомплектование одного подразделения или части: «Внутри каждого соединения… отдельные роты, взводы, батальоны комплектуются определенными предприятиями по разнарядке чрезвычайной тройки данного района»[674]. Подразделения неформально именовались по «материнским» предприятиям или жилым районам: «рота маевцев», «рота менжинцев», «кировцы» и т. п.[675]
В условиях крупных, плотно населенных городов районы комплектования предельно сузились. Осуществлять запись на предприятиях, по месту работы было самым простым и очевидным решением. Повсеместная (хотя и не тотальная) практика комплектования ополчения на предприятиях означала не что иное, как редукцию территориального принципа комплектования в предельно простой форме, сведенной к прямому использованию готовых производственных связей и иерархии трудового коллектива. Социальные связи, основанные на земляческой или этнической идентичности в территориальных частях Красной армии 1920—1930-х гг., теперь заменялись еще более тесными узами – производственными, соседскими, родственными. Многочисленные примеры зачисления в ополчение близких родственников (отцов и сыновей, братьев, супругов, целых семей) – не что иное, как территориально-производственный принцип комплектования, доведенный до логического конца. Этот подход, безусловно, отсылал уже к опыту красногвардейских отрядов периода революционной борьбы 1917 г. в промышленных городах.
Преимущества территориально-производственного принципа были очевидны: в рамках малой локации (район, завод, учреждение) формирование и боевая подготовка ополченческих формирований существенно ускорялись и упрощались. Индустриальные гиганты за считаные дни могли укомплектовать целое соединение. Например, Металлургический завод им. Ф.Э. Дзержинского в г. Днепродзержинске (УССР) сформировал целую дивизию народного ополчения. Завод им. С. Орджоникидзе в Севастополе сформировал полк. Свои полки сформировали автомобильный завод им. Сталина (ЗИС) в Москве и Кировский завод в Ленинграде. Заводы поменьше формировали батальоны («Калибр», «Серп и Молот», «Каучук», Мясокомбинат им. Микояна, СВАРЗ и многие другие[676]). Более мелкие предприятия и учреждения давали роты и взводы. Предприятие, как правило, брало на себя обязанности по натуральному обеспечению добровольца предметами личной экипировки – форменной одеждой, обувью, вещмешком, саперной лопаткой, котелком и проч. Для военизированных подразделений не переведенных на казарменное положение и не выведенных в лагеря, военное обучение, как правило, организовывалось на территории предприятий, и в этом отношении производственный принцип комплектования был единственно возможным способом их организации.
Правда, территориально-производственный принцип не следует абсолютизировать: состав подразделений не оставался неизменным раз и навсегда. Напротив, требования укомплектования технических должностей и начальствующего состава вызывали перманентную интенсивную ротацию личного состава (перегруппировка по специальностям, выдвижение и отчисление ополченцев и т. д.). Поэтому монолитная картина «заводских» подразделений размывалась с первых же дней формирования ополченческой части. В ходе боев этот процесс ускорялся по мере выбытия бойцов первоначального состава из строя.
Тем не менее исходная идентичность, основанная на близком территориальном соседстве, корпоративных, а иногда и родственных связях бойцов ополчения, истребительных и рабочих частей, сохранялась в рамках дивизии, полка, в меньшей степени – батальона и роты. Кроме того, ротации личного состава проводились преимущественно в рамках одной дивизии, так что выходцы с одного предприятия и учреждения постоянно пересекались по службе. В последующем земляки всегда старались держаться друг друга. В воспоминаниях, отложившихся в материалах комиссии Минца, момент встречи земляков и сослуживцев всегда отмечался как важное событие.
Вполне очевидно, что общее место работы и близкое землячество (соседство) способствовали скорейшему установлению социальных связей между ополченцами – и в этом еще одно преимущество территориально-производственного принципа комплектования. По воспоминаниям ветерана 21-й дивизии народного ополчения А.С. Жаренова, вспоминавшего первый марш дивизии из Москвы, уже «в начале пути следования дружба устанавливалась по признакам вчерашней совместной работы. На месте расположения все стали близкими товарищами и друзьями»[677]. «Правда» живописала эту особенность: «Народное ополчение сильно кровным родством людей по труду, по профессии, по производству, сильно своим коллективизмом. Спаянное воедино еще на производстве, оно, это ополчение, представляет собой семью людей, знающих и понимающих друг друга…»[678] «Производственные связи» как фактор «крепкого, морально устойчивого коллектива» отмечала и инспекция Генерального штаба Красной армии в конце августа 1941 г.[679] Другой инспектор сообщал: «За полтора месяца своего существования личный состав дивизии, основываясь на старых производственных связях, представляет из себя крепкий, морально устойчивый коллектив»[680]. В Ленинградской армии народного ополчения практиковались социалистические соревнования по боевой подготовке между группами добровольцев, «скомплектованных по принципу заводского землячества»[681]. Важна именно дисциплинирующая и морально стимулирующая роль землячества. «Благодаря этому (то есть земляческому) принципу, мы добились и хорошей дисциплины, и геройства», – объяснял его действие заведующий военным отделом Краснодарского крайкома ВКП(б) А.А. Егоров. – Если какой-нибудь казак будет плохо себя вести и его товарищ напишет в станицу письмо, что такой-то станичник себя плохо ведет, ему будет просто стыдно возвращаться в свою станицу, показываться на глаза своих станичников»[682].
Привычка группироваться по признаку места работы действительно прочно спаивала воинский коллектив и воспроизводилась даже в условиях окружения, когда в хаосе отступления ополченцы охотно кооперировались по производственному или территориальному признаку[683].
Если говорить о наиболее сплоченной социальной прослойке в ополчении, то ею ожидаемо оказывались рабочие. Причем, чем крупнее был завод, тем сильнее были узы солидарности, скреплявшие воинский коллектив. Участник ополчения, ветеран 1-й ДНО Москвы и в будущем известный историк П.Г. Рындзюнский оставил на тот счет интересное наблюдение, сравнив практики солидарности рабочих и интеллигенции, которую он представлял. «Внутри ополченческой массы, – писал он, – в первый период держались больше группами по производственному принципу. Особенно крепкое ядро чувствовалось в группе рабочих „Красного октября“, с которыми я жил в комнате. Они мне первыми сообщили, что идем на фронт… Они все об этом знали раньше, держались очень сплоченно и стремились скорее попасть на фронт – в разговорах чувствовалось это. У рабочих настроение было особенное, они заражали этим настроением. Если в нашей среде, например, говорили о необходимости дифференциации людей по состоянию здоровья, по специальности, – те держались более сплоченно»[684].
Характерный пример товарищеской солидарности рабочих описывал сотрудник московского завода ВАРЗ З.Л. Соколин. С объявлением в начале июля 1941 г. сбора в ополчение «с завода в ополчение ушла целая смена токарей. Ушли они с песнями на сборный пункт. Эти работники были нужны заводу, их стали уговаривать вернуться на завод. Они не хотели, а посланного за ними представителя просто
