— Кто-нибудь там есть?
Потом заглянул внутрь, осмотрел кабинки и лишь после этого позволил Карен войти. Она очень пожалела, что в туалете не оказалось какой-нибудь вздорной бабы, которая устроила бы полицейскому скандал — пусть тоже помучается. Однако вслух Карен ничего не сказала. Тед внимательно осмотрел коридор, после чего вернулся в зал.
Моя перед зеркалом руки, Карен неприязненно смотрела на свое усталое, измученное лицо с кругами под глазами, с безжизненным оттенком кожи. Следы румян на щеках были похожи на какой-то клоунский грим. Ничего, сегодняшняя пытка почти окончена, подумала Карен. Правда, завтрашний день будет ничем не лучше сегодняшнего.
Она бросила в корзинку бумажное полотенце, открыла дверь, вздохнула. Назад на эшафот. Медленно бредя по пустому коридору, Карен мысленно повторяла слова гимна «Милость небесная». «Вот чего мне сейчас не хватает», — думала она. За три класса до актового зала ей вдруг показалось, что сзади скрипнула дверь. Карен хотела обернуться, но в этот миг кто-то схватил ее сзади и зажал рукой рот — она даже крикнуть не успела.
Глава 23
— Это я, — прошептал знакомый голос, после чего сильные руки втащили Карен в неосвещенный класс.
Она ударилась о парту, кое-как выпрямилась, а Грег плотно закрыл дверь.
Помещение было залито лунным светом, выхватывавшим из темноты парты, столы, классную доску, картины на стенах, какие-то объявления на стенде. Карен чувствовала, как руки Грега сжимают ей предплечья, смотрела в его измученные глаза.
В первый миг она испытала неимоверное облегчение. С тихим стоном она припала к его груди, вцепилась пальцами в рубашку. Должно быть, так цепляется потерпевший кораблекрушение за обломки корабля. Карен слышала, как бьется сердце мужа. «Он жив, — думала она. — Жив и здоров. Моя жизнь не кончена. Еще есть надежда». До этой минуты Карен боялась даже самой себе признаться, что безумно тревожится за него. И вот сейчас его сильные объятия словно возвращали ей жизнь и надежду.
Но миг блаженства продолжался недолго, его вытеснила ослепляющая ярость.
Карен вспомнила все, что было накануне, и крикнула:
— Пусти меня!
— Пожалуйста, милая, не кричи, — тихо проговорил он.
— Убери руки!
Грег разжал объятия и развел руки в стороны, словно отец, который учит маленького ребенка кататься на двухколесном велосипеде, готовый подхватить его в любой момент.
— Ради бога, Карен, выслушай меня.
Ее плечи все еще ощущали тепло его рук. Карен никак не могла разобраться в нахлынувшем на нее потоке чувств.
— Ты, подонок… — прошипела она, теряя голову от вновь нахлынувшей на нее обиды.
Самое ужасное — его предательство. У Карен было такое чувство, что она сейчас захлебнется от гнева.
— Господи, как же я тебя ненавижу!
Он даже глазом не моргнул. Смотрел на нее строго и серьезно, его темные глаза в лунном свете были похожи на ониксы. На лице Грега застыло выражение скорбной решимости. Карен ожидала, что он начнет просить у нее прощения, поэтому его следующие слова застали ее врасплох.
— Карен, у меня нет времени на извинения. У меня нет времени на чувства. Я знаю, что к тебе приставлен полицейский. Через пару минут он отправится тебя разыскивать. Поэтому слушай меня внимательно.
Карен замолчала, пораженная.
Увидев, что она готова его выслушать, Грег скороговоркой сказал:
— Мы не можем сейчас говорить ни о Дженни, ни о том, что случилось много лет назад.
— Да как ты смеешь…
— Я не убивал Линду, — перебил ее он. — Я должен рассказать тебе, как было дело. Кто-то расставил для меня ловушку. Этот человек знал обо мне и Линде, о нашем прошлом. Той ночью я был у нее в номере. Я просил ее не раскрывать нашу тайну, и она согласилась. Я предложил ей денег, но она ответила, что вовсе не собиралась заниматься вымогательством. Еще она сказала, что Дженни чудесная девочка, что мы с тобой ее прекрасно воспитали, что она приняла правильное решение, когда доверила нам своего ребенка.
— Это просто поразительно! — не выдержала Карен. — Мы с Дженни были для вас двоих какими-то пешками, которые вы передвигали по своей шахматной доске, как вам заблагорассудится. Ах, скажите, пожалуйста, — она сделала правильный ход. Я так за нее рада! Это для меня такое счастье!
— Я уже сказал тебе, что сейчас не время об этом говорить, — резко оборвал ее Грег.
В его голосе звучало такое напряжение, что Карен поневоле подчинилась.
Грег придвинулся к ней вплотную и сказал:
— Карен, я знаю, что ты хочешь сказать мне очень многое. У тебя есть на это полное право. На твоем месте… На твоем месте я, мягко говоря, хотел бы меня прикончить.
— Ты не учи меня, что я должна думать и что я должна хотеть, — прорычала Карен. — Сначала затыкаешь мне рот, а потом… Что ты вообще здесь делаешь?
— Я помнил, что сегодня день репетиции хора. Решил рискнуть — вдруг удастся с тобой встретиться.
— Зачем?
— Мне нужна твоя помощь.
Карен недоверчиво посмотрела на него.
— Чем я могу тебе помочь?
— Только ты и можешь. Ты мой лучший друг на свете.
«Никакой я тебе не друг, — подумала она. — С друзьями так не поступают».
— Грег, если наша судьба тебе не безразлична, сдайся полиции. Нас осаждают днем и ночью, полиция не дает нам покоя, и все из-за тебя. Перестань нас мучить.
— Послушай, Карен, кто-то подбросил ко мне в микроавтобус окровавленный ключ из мотеля, чтобы полиция нашла его и арестовала меня. Я должен выяснить, кто это сделал, иначе у меня не будет ни малейшего шанса выкарабкаться. Ты сама это знаешь. Помнишь, ты говорила, что Линда появилась у нас в городе не просто так. Ты была права. Я спросил ее, зачем она приехала, и она сказала, что ей нужно кое с кем свести счеты. Когда я был у нее в комнате, зазвонил телефон, и она договорилась с кем-то о встрече в баре. Той же ночью ее убили. Я слышал, в каком баре они встречаются. Когда она повесила трубку, то сказала: «А вот и он, мерзавец». Я не стал задавать ей никаких вопросов, решил, что это не мое дело. Меня интересовало только одно — чтобы она не угрожала моему семейному счастью.
Карен бросила на него холодный взгляд, словно давая понять, что ей совершенно безразличны его переживания. В тот момент это было действительно так.
— Расскажи об этом полицейским, и они сами будут искать человека из бара.
— Неужели ты думаешь, что мне поверят после того, как я столько врал?