Дженни выглядела смущенной, но довольной.
— Даже хорошо, что ты отдала этот подарок Линде. Ведь вы провели так мало времени вместе. Можешь мне не верить, но я и в самом деле очень жалею, что все так вышло.
— Я тебе верю.
— За эти дни тебе пришлось многое перенести. Я восхищаюсь тем, как ты держишься.
Дженни подергала цепочку, висевшую у нее на шее, и Карен впервые заметила, что дочь действительно стала носить под рубашкой серебряный медальон.
— Знаешь, мама, когда мы с ней разговаривали, она мне сказала очень странную вещь.
— Какую вещь? — моментально насторожилась Карен.
— Сначала я подумала, что она говорит про собственных родителей, а теперь мне кажется, что она хотела предупредить меня про папу…
— Что именно она сказала?
— Да ничего особенного. Она сказала, что иногда родители не говорят своим детям всю правду, потому что боятся, что эта правда причинит им боль, а в результате оказывается, что детям от этой скрытности только хуже.
— Это правда, — прошептала Карен.
Она вновь увидела перед собой искаженное мукой лицо Грега, когда он признавался в супружеской измене, в своем отцовстве. Острая боль вновь пронзила ее сердце.
— Но знаешь, — продолжила Дженни, — она ошибалась. Во всяком случае, в том, что касается меня. Сначала я не знала, как ко всему этому отнестись. Я разозлилась, обиделась. Зато теперь, когда я думаю, что папа — мой родной отец, у меня на душе делается хорошо. Я знаю, что он во что бы то ни стало хотел меня оставить у себя. Значит, он по-настоящему меня любит.
Несмотря на горечь, Карен была рада, что Дженни так к этому относится. Пусть будет хоть один положительный итог всего этого кошмара. Однако нельзя было делать из Грега героя, и поэтому она напомнила дочери:
— Он все время врал.
— Я знаю, — упрямо возразила Дженни, — но лишь из-за того, что иначе ему не удалось бы меня оставить.
«А как же я? — хотелось закричать Карен. — Меня-то он предал!» Но говорить этого дочери она не стала. Если бы Грег не совершил этого предательства, в ее жизни не появилась бы Дженни, ее доченька, смысл ее жизни.
— Для меня все это не так просто, — вслух сказала Карен.
— Я знаю.
— В жизни должен быть человек, которому ты доверяешь полностью…
Голос Карен дрогнул, она вспомнила лицо Грега в пустом классе, освещенном луной, вновь услышала его молящий голос.
— А я ему доверяю полностью, — сказала Дженни.
Карен стиснула ее руку и заставила себя думать о самых неотложных вещах. Главный вопрос звучал так: верит ли она, что Грег мог убить Линду Эмери?
— Куда ты смотришь, мама?
Карен встала, подошла к столику, остановилась перед зеркалом, к которому была прикреплена фотография Линды с кошкой. Лицо, так похожее на лицо Дженни, смотрело на нее с грустной улыбкой.
— Да вот, смотрю на снимок.
Дженни заерзала и с вызовом сказала:
— По-моему, отличная фотография.
У Карен пересохло во рту.
— Да, хорошая. Знаешь что, давай-ка я отнесу ее в фотоателье и попрошу, чтобы для нее сделали рамку.
Лицо Дженни просияло от удовольствия и облегчения.
— Это было бы просто здорово!
Карен сняла фотографию с зеркала, думая: ложь, снова ложь. Но нельзя было рассказывать Дженни о встрече с Грегом и о его просьбе. Все-таки она еще совсем ребенок, может кому-нибудь проболтаться. Все так и происходит, думала Карен: от одной лжи к другой. Она держала фотографию в руке и с удивлением чувствовала, как много весит этот почти невесомый кусочек фотобумаги.
Глава 26
— Ну зачем тебе уезжать? — захныкала Валери.
— Слушай, я же оставляю тебе машину? — ответил Эдди, запихивая в сумку носки и нижнее белье.
— Не нужна мне машина! К тому же она еле ездит.
— Так почини ее.
— На какие шиши?
Эдди молча метался по темной комнате. Он потребовал, чтобы Валери задвинула шторы, и мрачная меблированная комната стала еще мрачнее.
— Нельзя просто взять и сбежать из-под следствия! — кричала Валери. — Мама потеряет свой залог.
Эдди заглянул в выдвижной ящик.
— Где моя рубашка оливкового цвета?
— Ты имеешь в виду коричневую? Понятия не имею. Наверно, в грязном.
— Черт бы тебя побрал!
— Я тебе не служанка! — вспыхнула Валери. — Сколько раз в неделю, по-твоему, я могу таскаться в прачечную, да еще дети постоянно путаются под ногами.
— Ладно, неважно, — буркнул Эдди, запихивая в сумку несколько рубашек.
— Завтра постираю, — пообещала Валери.
— Завтра она мне уже не понадобится.
— Эдди, перестань. Ты же должен давать показания, ты должен рассказать на суде, как этот Ньюхолл избивал несчастную женщину.
Эдди молча застегнул ремешок часов.
— Ты ведь видел его, верно?
— Может, я просто сказал то, что они хотели услышать.
— Перестань, Эдди. Ты не стал бы врать в таком важном деле. Во всех газетах написано, что ты видел убийцу.
— Можно подумать, я этого не знаю. Эта сучка Ходжес крепко меня подставила.
— Что-то я тебя не пойму, — всхлипнула Валери.
— Мама, — пролепетал двухлетний малыш, приковыляв из соседней комнаты.
Валери рассеянно подхватила его на руки и погладила по спине.
— Скажи, по крайней мере, куда ты собрался. Или возьми нас с собой.
— Это невозможно.
— Нет, возможно! Мы соберемся в две минуты. Машину брать не будем. Поедем всей семьей, а?
— Нет! — рявкнул Эдди. — Я уезжаю один.
Валери сделала вид, что не слышит его.
— Мне до смерти надоела эта дыра. А то давай возьмем машину и будем ехать, ехать, пока не приедем туда, где нам понравится.
Эдди хотел возразить что-то, но передумал.
— Ладно, договорились. Ты собери вещи, а я пойду проверю машину.
— Нет, правда? — обрадовалась Валери. — А можно, я маме позвоню?
— Ни в коем случае.
— Хорошо-хорошо. Все образуется, вот увидишь.
— Обязательно, — кивнул Эдди. — Поедем все вместе.
Честно говоря, ее радостная реакция изрядно его удивила. Не всякая женщина бросила бы с готовностью насиженное место, чтобы ехать неведомо куда. Наверно, все дело в том, что Валери склонна к авантюризму. В свое время это ее качество и понравилось Эдди. Правда, квартира все равно принадлежала не им, а все имущество семьи запросто поместилось бы в паре пластиковых пакетов.
