провода, скелеты селитряных предприятий, разрушенных бомбардировкой времени, кресты кладбищ, которые овевает ночами холодный ветер, белесые холмы, возведенные из отходов породы, гордо высящиеся рядом с ямами карьеров. «Прежде деньги здесь текли рекой, и все думали, что они никогда не закончатся», – рассказывали мне оставшиеся в живых местные жители. Прошлое кажется раем по сравнению с настоящим, и даже воскресенья, которых в 1889 году для рабочих еще не существовало и за которые впоследствии боролись профсоюзы, вспоминаются со всем блеском. «Каждое воскресенье на селитряной пампе, – поведал мне один очень старый человек, – было для нас национальным праздником, новым 18 сентября каждую неделю»[87]. Икике, крупнейший селитряной порт, «порт первого класса», согласно официальному названию, был местом не одной бойни рабочих, но в его театр в стиле belle époque приезжали лучшие оперные певцы Европы даже раньше, чем в Сантьяго.
Медные челюсти сжимают горло Чили
Прошло совсем немного времени, и медь заняла место селитры как главной опоры чилийской экономики; произошло это одновременно с тем, как британская гегемония уступила место США. Накануне кризиса 1929 года американские инвестиции в Чили составляли уже более 400 миллионов долларов, почти все они были направлены на добычу и транспортировку меди. До победы на выборах 1970 года сил Народного единства[88] крупнейшие месторождения красного металла оставались в руках Anaconda Copper Mining Co. и Kennecott Copper Co. – двух тесно связанных между собой предприятий, являвшихся частями одного мирового консорциума. За полвека эти компании вывели из Чили четыре миллиарда долларов, действуя различными способами, чем истощили экономику страны. Взамен они, по своим преувеличенным данным, вложили не более 800 миллионов долларов, почти полностью извлеченных из прибыли, полученной на территории Чили [20]. По мере роста производства эти потери увеличивались и в последнее время составили более ста миллионов долларов в год. Владельцы меди стали владельцами Чили.
Когда я пишу эти строки, в конце 1970 года, Сальвадор Альенде обращается к воодушевленной толпе с балкона правительственного дворца. Он объявляет, что подписал проект конституционной реформы, которая сделает возможной национализацию крупной горнодобывающей промышленности. В 1969 году, говорит он, Anaconda получила в Чили прибыль 79 миллионов долларов, что составляет 80 % ее доходов по всему миру. Однако, добавляет Альенде, в Чили сосредоточено менее шестой части зарубежных инвестиций компании. Психологическая война правых, спланированная пропагандистская кампания, направленная на то, чтобы посеять страх и предотвратить национализацию меди и другие структурные реформы, объявленные левыми, стала столь же интенсивной, как и на предыдущих выборах. Газеты публиковали изображения советских танков, катящихся к президентскому дворцу Ла Монеда; на стенах Сантьяго появлялись рисунки, на которых бородатые партизаны волокли невинных юношей на плаху; в каждый дом приходили незваные гости и вежливо объясняли: «У вас четверо детей? Двое отправятся в Советский Союз, двое – на Кубу». Все оказалось напрасным. «Медь, – объявляет Альенде, – наденет пончо и шпоры»: медь станет чилийской.
Соединенные Штаты, в свою очередь, запутавшиеся в ловушке войн в Юго-Восточной Азии, не скрывают своего официального недовольства событиями к югу от Анд. Однако в Чили не так-то просто высадить десант морской пехоты, и, в конце концов, Альенде является президентом, избранным по всем правилам представительной демократии, за которую так ратует северный сосед. Империализм переживает первые стадии нового критического цикла, признаки которого понемногу проявляются в экономике; исполнять роль мирового жандарма становится все дороже и труднее. А как насчет ценовой войны? Чилийская продукция теперь продается на различных рынках и имеет доступ к обширным рынкам социалистических стран; Соединенные Штаты лишены возможности на глобальном уровне блокировать продажи меди, которую чилийцы намерены вернуть себе. Двенадцать лет назад ситуация с кубинским сахаром, предназначенным исключительно для американского рынка и полностью зависящим от американских цен, была, конечно, совсем иной. Когда Эдуардо Фрей выиграл выборы в 1964 году, цены на медь сразу же поднялись, отражая заметное облегчение игроков рынка; когда же Альенде одержал победу в 1970 году, цены, которые и так снижались, упали еще больше. Тем не менее медь, подверженная сильным ценовым колебаниям, в последние годы сохраняла довольно высокую стоимость, а спрос превышал предложение, что не позволяло ценам упасть слишком низко. Хотя алюминий в значительной мере занял место меди в качестве проводника электричества, алюминий также требует медь, и пока не найдено более дешевых и эффективных заменителей для ее применения в сталелитейной промышленности, химии и других отраслях. Красный металл остается основным сырьем для производства пороха, латуни и проволоки [21].
Вдоль всего подножия Анд в Чили находятся крупнейшие в мире запасы меди, составляющие треть от всех известных на сегодняшний день. Чилийская медь часто встречается в сочетании с другими металлами, такими как золото, серебро или молибден, что дополнительно стимулирует ее добычу. Кроме того, рабочая сила в Чили обходится компаниям очень дешево: благодаря низким затратам в Чили компании Anaconda и Kennecott с лихвой компенсируют свои высокие расходы в США. Например, за счет «внешних расходов» медь из Чили ежегодно покрывает более десяти миллионов долларов на содержание их офисов в Нью-Йорке. Средняя зарплата чилийских шахтеров в 1964 году составляла всего одну восьмую от базовой зарплаты на американских перерабатывающих предприятиях компании Kennecott, хотя производительность труда у тех и других была на одном уровне [22]. Однако условия жизни, конечно, были и остаются разными. Обычно чилийские шахтеры живут в тесных и убогих бараках, вдали от своих семей, которые обитают в жалких лачугах на окраинах. Они также изолированы от иностранного персонала, который в крупных шахтах живет в отдельном «мире» – мини-государствах внутри государства, где говорят только на английском языке и даже издают газеты исключительно для своих нужд. Производительность труда в Чили с годами возрастала по мере механизации методов добычи, применяемых компаниями. С 1945 года производство меди увеличилось на 50 %, но число работников, занятых в шахтах, сократилось на треть.
Национализация положит конец состоянию, которое стало невыносимым для страны, и предотвратит повторение ситуации с медью, аналогичной опыту грабежа и последующего краха, который Чили пережила в цикле с селитрой. Налоги, которые компании платят государству, никак не компенсируют безвозвратное истощение минеральных ресурсов, предоставленных природой, но не подлежащих возобновлению. К тому же с 1955 года, когда была введена система уменьшающегося налогообложения в зависимости от роста производства, налоги снизились в относительных величинах. Это также связано с «чилинизацией» меди, проведенной правительством Фрея. В 1965 году Фрей превратил государство в партнера компании Kennecott и позволил предприятиям почти втрое увеличить свои прибыли благодаря очень благоприятному для них налоговому режиму. В рамках нового режима налоги взимались, исходя
