так сказать, традиционный брак… И вечная жизнь втроем – с «интимным другом» Д. Философовым или сыном-слугой-секретарем В. Злобиным, – и вполне лесбийские письма 3. Гиппиус, и ее вполне мужские стихи заставляют сомневаться в подобной «традиционности». Да и люди они были слишком необычные для «обычных» отношений.
Мережковский одним из первых четко определил эмиграцию как «исход» из большевистского «Царства Антихриста», исход надолго, исход для настоящего, глубинного познания России и для последующего возвращения. Мережковский ненавидел тоталитаризм, но одно время заигрывал с Муссолини и считал, что как «абсолютное зло» большевизм может быть разрушен и интервенцией тоже. В отличие от многих прекраснодушных эмигрантов, Мережковский считал, что «большевизм никогда не изменит своей природы… он никогда не был национальным, это всегда было интернациональное явление… Россия, подобно любой стране, была и остается для большевизма средством…»
Листая мемуарную литературу, я искал какое-нибудь по-человечески доброе слово об этом книжном черве, спорщике, много пишущем, плодовитом эрудите Мережковском. И в конце концов, почти отчаявшись найти что-либо, вдруг вспомнил свою собственную первую прогулку по Риму, развалины Палатинума, чудный летний вечер… Мы тогда бродили среди руин с симпатичным римским киноактером Федором Федоровичем Шаляпиным, сыном Федора Ивановича (очень на отца похожим). Я никого не знал в Риме, и Федор Федорович по моему звонку с вокзала с готовностью вызвался показать мне город. Но я расспрашивал его на прогулках не про старых и новых римлян, а про старых русских эмигрантов, которых он знал в юности. Скажем, про любезного мне Бунина…
– Нет, Бунин мне не нравился, – сказал, к моему удивлению, Федор Федорович. – Такой, знаете, гонор. Ему человека обидеть ничего не стоило… А вот кто мне нравился, так это Мережковский. Да-да, простой человек, очень милый. Мы с ним как-то вместе писали сценарий для киностудии, здесь, в Риме. Встречались в кафе, в траттории. Я, конечно, по молодости, опаздывал, а он в ожидании мирно сидел за столиком и читал какую-то книжечку. При моем появлении он ее прятал под бумаги. И мне, конечно, было любопытно – что ж может с таким интересом читать эрудит Мережковский? И вот он как-то в разгаре работы ушел в уборную, а я заглянул под бумаги – что там у него за книжка? И знаете, что там было? Детектив, из самой дешевой серии… Я, честно говоря, умилился: какой человек симпатичный… Ведь гений, все на свете знает…
МЕТАЛЬНИКОВ СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ, профессор, 1870–1946
Русский биолог Сергей Иванович Метальников родился на Волге, а учился на естественном факультете Петербургского университета. Юный Сергей стажировался в Гейдельберге, потом на Неаполитанской зоологической станции у старого друга Миклухи-Маклая Антона Дорна, потом у Мечникова в парижском Институте Пастера, где Метальников увлекся проблемой иммунитета. Мечников поддержал исследования молодого Сергея Метальникова в области фагоцитоза. В 1907 году Метальников был избран профессором зоологии Петербургского университета, стал редактором журнала «Природа», преемником Лесгафта в его лаборатории. После Октября Метальников подвергся нападкам Тимирязева и новых противников «менделизма и мракобесия». Так что из Крыма, где он организовывал новый университет, он решил уплыть во Францию, куда его еще в 1919 году приглашали возглавить лабораторию в Институте Пастера. Метальников изучал в институте роль нервной системы в иммунитете животных. Его часто называют основоположником психонейроиммунологии.
Последние труды Метальникова посвящены были бактериальной борьбе с вредными насекомыми. Больше 250 работ на всех языках Европы напечатал Сергей Метальников. Отдавал он свое драгоценное время и просвещению «эмигрантского народа»: был помощником председателя правления Русского народного университета, участвовал в съездах эмигрантских ученых, был даже председателем комиссии по вопросам о положении ученых и науки в России.
МЕЩЕРСКИЙ АЛЕКСЕЙ ПАВЛОВИЧ,1866–1938
Алексей Павлович Мещерский происходил из дворянского рода, потерявшего некогда княжеский титул. Он окончил военный корпус, затем Горный институт, работал на Урале, потом стал директором Сормовского паровозного завода, а в 1905 году принял от семьи Струве предложение стать директором Коломенского завода. Он сумел объединить Коломенский завод с Сормовским, потом с Ижевским и Выксинским и стал во главе концерна, а к 1910 году стал членом правления Волжского пароходства, чуть позднее – одним из директоров Международного Банка в Петербурге, участвовал в строительстве Царицынского военного завода и Дворцового моста в Петербурге. В 1918 году А. П. Мещерский был арестован, а заводы его национализированы. Ему грозил расстрел, но ему удалось выйти на свободу и бежать в Финляндию. Во Франции он работал консультантом, но однажды, по рассказу его дочери, H.A. Кривошеиной-Мещерской, советский агент предложил ему вернуться в Советскую Россию и стать «во главе всей промышленности». По всей вероятности, именно такие люди и могли бы руководить русской промышленностью, но именно таких людей и убивали зачем-то в первую очередь. А. П. Мещерский не вернулся и остался жив, «работал по электронике», продавал телефоны в Китай. Он скончался в ноябре 1938 года, и дочь его пишет, что он просто не пережил «мюнхенских событий». Он понимал, что война неизбежна, и все повторял: «Неужели еще раз пережить полный крах всего, нет, на это уж нет больше сил!». Именно так говорили многие русские эмигранты в конце 30-х – начале 40-х годов и умирали один за другим, скорее от отчаянья, чем от возраста и болезней… «Неужели еще раз… на это уже нет больше сил!»
Кн. МЕЩЕРСКИЙ ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ, флигель-адъютант, полковник, 5.6.1869–17.11.1944 Кн. МЕЩЕРСКАЯ (урожд. СТРУВЕ) ВЕРА КИРИЛЛОВНА, 4.2.1876–17.12.1949
Дочь дипломата, Вера Кирилловна (урожденная Струве) провела молодость в Японии, где служил отец, потом вышла замуж за лейб-гусара Петра Николаевича Мещерского. В Париж она приехала с мужем и четырьмя детьми – всех надо было кормить. Вера Кирилловна открыла пансион для девушек из хороших семей, которых она учила хорошим манерам. Вот одна из этих девушек (добрая Дороти Паджит) по просьбе Веры Кирилловны и купила в Сент-Женевьев-де-Буа роскошную старинную усадьбу, чтобы разместить в ней Русский дом для престарелых, обедневших эмигрантов. Вместе с Русским домом на плечи его основательницы Веры Кирилловны Мещерской легли и новые заботы.
Рассказывают, что, когда городок Сент-Женевьев-де-Буа был оккупирован немцами, в парк Русского дома въехали танки. Вера Кирилловна вызвала к себе старшего из офицеров и на безукоризненном немецком потребовала, указав на флаг с красным крестом над домом, чтобы все танки были убраны…
МИЛЛЕР НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА, вдова генерал-лейтенанта Е. К. Миллера,15.09.1870–10.10.1945 МИЛЛЕР НИКОЛАЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ, 13.07.1900–22.04.1946 МИЛЛЕР СОФЬЯ ЕВГЕНЬЕВНА, 15.12.1898–12.04.1946
Здесь похоронена семья отважного генерала Евгения Карловича Миллера, похищенного в Париже ГПУ в 1937 году.
После похищения в январе 1930 года в Париже начальника Русского Общевоинского Союза (РОВС) генерала Кутепова, делавшего отчаянные попытки «продолжать борьбу с большевиками» из Парижа (что приводило лишь к гибели отчаянных героев и к
