да минует меня чаша сия!»{30} — хмыкнул Дисмас.
Уныние, презрение и гнев, сквозившие в чертах Нарса, вкупе с белым одеянием паломника странным образом придавали ему весьма аристократический вид. Остальные с радостью избавились от кусачих монашеских ряс. Белые холщовые балахоны были куда удобнее хламид из грубой шерсти. Только Магда осталась в облачении монахини.
Дисмас подошел к Дюреру:
— Послушай, как бы ты на меня ни злился, если к нам придут, умоляю, ради всего святого, сыграй положенную роль! Иначе нам всем крышка.
Незадолго до того Дюрер явился к воротам замка и вручил невозмутимым стражникам послание для герцога Савойского. Следуя наставлениям Дисмаса, Нарс непринужденно побеседовал с начальником караула, чтобы тот запомнил его в лицо. Это требовалось из чисто практических соображений: зная внешность императорского крестника, его будет легче отыскать. Как будто ненароком Нарс упомянул и прелести городского сада, где благородный паломник и его спутники нашли пристанище.
— Долго еще ждать? — ворчливо спросил Дюрер. — Мы тут уже который час торчим! Никто к нам не придет. Пошли отсюда.
— Терпение, ваша милость, — сказал Дисмас.
— Если бы хотели, то давно бы уж пришли. Все, надоело! Сворачиваем балаган.
— К чему такая спешка? Здесь всяко приятнее, чем в подвале с пауками.
— Так, жду еще час, а потом катись вся эта затея к чертям собачьим.
Дисмас не сводил глаз с ворот Затворников. Спустя несколько минут из замка вышел важный пожилой господин в сопровождении стражника и направился к городскому саду.
— Приготовились! — скомандовал Дисмас. — И не забывайте, кто вы такие. Мой господин… Мой господин граф Лотар?!
— Чего тебе? — отозвался Дюрер, упрямо подпирая платан и не оборачиваясь.
— Извольте повернуться, чтобы вас заметили.
При виде стражника Дюрер жалобно простонал:
— Дис…
— Не трусь, — подбодрил его Дисмас. — Из тебя выйдет прекрасный граф. Ты ведь жуткий сноб. Вот и встретишься с собой на равных.
— Иди в жопу.
— Ш-ш-ш!
Стражник указал на Дюрера.
— Внимание, — сказал Дисмас. — По местам! Представление начинается.
Пожилой господин подошел и обратился к Дюреру:
— С вашего позволения, вы, случайно, не граф Лотар фон Шрамберг?
Побледневший Дюрер кашлянул и запинаясь выдавил:
— Я?.. Э-э-э… к-хм… ну, это… к-хм… э-э-э…
— Ваша милость, — поклонился господин.
— А?
— Позвольте представиться. Я — Ростанг, камергер его высочества Карла, герцога Савойского, м-гм.
— Да?.. Хм… Э-э-э… Здрасьте.
Дисмас мысленно дал Дюреру пинка. Когда Нарс успел обзавестись боязнью сцены? Он мнил себя выше многих коронованных особ, а тут вдруг проглотил язык, завидев камергера. «Соберись, тряпка!»
— Мы получили ваше послание, м-гм.
Похоже, пожилой господин страдал речевым тиком.
— Послание? Ах да… послание… ну, это просто…
Дисмас вклинился между ними, едва не оттолкнув Дюрера плечом:
— Позвольте представиться. Я — Руфус, камергер графа. К сожалению, мой господин пребывает в смятении чувств. Он истощал себя постом и молитвой с тех самых пор, как прибыл в Шамбери. Да и от Шрамберга путь неблизкий.
— Разумеется, разумеется, м-гм!
Ростанг, старик лет шестидесяти, был высок, сухощав и щеголеват, с аккуратно подстриженной белоснежной бородкой и пытливым дружелюбным взглядом. Длинный нос заставлял камергера чуть запрокидывать голову, будто целясь в птицу.
— Мы не ожидали вашего приезда! — покаянно воскликнул Ростанг.
— Мы не стали никого предупреждать, — сказал Руфус-Дисмас. — Мой господин, граф фон Шрамберг, прибыл сюда как простой паломник. А в послании герцогу, отдавая дань учтивости, граф хотел засвидетельствовать герцогу братскую любовь. Свою и, разумеется, своего крестного, который вскоре станет их императорским высочеством.
Ростанг обвел взглядом графских спутников:
— Эти люди с вами?
— Да. Трое слуг и сестра Хильдегарда, из ордена Святых Космы и Дамиана.
— Космы и Дамиана?
— Покровители аптекарей. Это германский орден.
— Ах вот оно что! М-гм.
— Сестра Хильдегарда живет при дворе графа в Шрамберге. Мой господин почел благоразумным взять ее с собой в это долгое путешествие, поскольку печется о своем здоровье.
— Разумеется, м-гм. Мой господин герцог с большим нетерпением ожидает возможности лично приветствовать вашего господина. Ах, знать бы заранее! Мы бы приготовили вам достойную встречу.
— Полноте, — улыбнулся Дисмас, — вы слишком любезны. Мы прекрасно устроились здесь, в саду, под открытым небом. Такое благорастворение воздухов… А у их высочества и без того хватает забот с подготовкой явления святой плащаницы. К тому же у вас гостит царственная особа — герцог Урбинский. Нам посчастливилось наблюдать его въезд в город. Такое великолепие!
Лицо старика чуть заметно омрачилось.
— Да, мы действительно имеем счастье принимать его у себя, — сдержанно улыбнулся он. — Как вы, вероятно, и сами заметили, его свита несколько превосходит вашу.
Дисмас понимающе усмехнулся в ответ:
— Паломник есть паломник. Мы все равны перед Господом. Ну, более или менее равны.
— Я настоятельно прошу вас проследовать со мной. Если я вернусь к герцогу с пустыми руками, мне не сносить головы. А она мне дорога, м-гм.
Дисмас повернулся к Дюреру:
— Мой господин… Что скажете вы на это наилюбезнейшее предложение?
Дюрер, белее мела, с трудом совладал с собой:
— Что скажу? Гм… не хотелось бы доставлять лишние хлопоты…
— Боже мой! — спохватился Ростанг. — Умоляю простить меня, ваша милость. В ажитации я совсем позабыл о приличиях!
Он преклонил колено перед Дюрером и, смиренно пригнув голову, просительно раскрыл ладонь.
«Ага, на колечко хочет взглянуть», — сообразил Дисмас.
Дюрер церемонно протянул руку для лобызания. Старик, вглядевшись в фамильный перстень Лотара, увидел тот же герб с грифоном и мечом, что и на печати давешнего письма.
— Должно ли нам всем проследовать с вами? — осведомился Дисмас.
— Непременно, непременно! Однако сопровождать вашего господина к его высочеству будете только вы. Ваших спутников мы разместим с замковой прислугой. Из-за небывалого стечения народа пришлось разбить шатры. Наш внутренний двор превратился в восточный базар, м-гм. Яблоку некуда упасть. И так всякий раз, когда его высочество изволят являть святую плащаницу.
— Удивительно, как вы со всем этим управляетесь, — посочувствовал Дисмас.
Они с Ростангом пошли впереди, беседуя по-свойски, как камергер с камергером.
— Позвольте поинтересоваться, как поживает крестный вашего господина, его императорское высочество?
Письмо герцогу Дюрер писал под диктовку Дисмаса:
Мой возлюбленный крестный отец, ныне король Испании, а вскоре Божьей милостью император Священной Римской империи, повелевает мне передать заверения в христианской и братской любви своей…
Дисмас посчитал, что если уж кичиться высокими связями, то следует бить из тяжелых орудий, а не размениваться по мелочам.
— Отлично, превосходно, — ответил он. — Принимая во внимание великие заботы, возложенные на его могучие плечи. — Зная, что придворные обожают сплетни, он добавил: — К великому сожалению — и это строго между нами, — в последнее время его мучает подагра. Прискорбно, что недуг
