застиг его высочество в такой неподходящий момент!
— Какая жалость, — покачал головой Ростанг, — м-гм!
— Придворные лекари, а также наша сестра Хильдегарда полагают, что подагра его высочества — результат чрезмерного потребления красного мяса. Случается, мой господин из великой любви укоряет его высочество: мол, любезный крестный, кушайте больше овощей. Ах, если бы вы только знали, как трогательна их взаимная близость! Они просто как… братья!..
Спустя десять минут они прошли в ворота замка, потом поднялись по крутому, мощенному булыжником скату и оказались на Парадном подворье. Как и предупреждал Ростанг, подворье, сплошь заставленное шатрами и палатками, напоминало оживленное торжище.
Справа высилась церковь Сен-Шапель, то есть Святая капелла — сооружение в готическом стиле, возведенное Амадеем VIII, благородным предком герцога Карла. Святая плащаница хранилась в капелле с 1502 года. Дисмас и его спутники преклонили колена и осенили себя крестным знамением.
— Между прочим, именно предшественник крестного отца вашего господина, священный римский император Сигизмунд, сто лет назад пожаловал предшественника моего господина, Амадея, титулом герцога Савойского, м-гм! — сказал Ростанг. — Именно по этой причине, а также по множеству прочих герцоги Савойские неизменно преданы Священному Римскому престолу и питают к нему самое душевное расположение.
Дисмас растроганно прижал руку к сердцу.
К ним бросилась замковая прислуга. Распорядившись подыскать просторный и удобный шатер для графских спутников, Ростанг пригласил графа Лотара и его камергера Руфуса проследовать за ним наверх, в монаршие апартаменты, что располагались в замковом крыле напротив Святой капеллы.
30. Карл Добрый
Ливрейные лакеи приготовились распахнуть двери приемной залы. Остановившись у входа, Дисмас многозначительно сказал Дюреру:
— Ваш меч, мой господин?
Дюрер непонимающе поглядел на него, а потом спохватился:
— Ах да… Разумеется… Меч…
Хотя мизансцену отрепетировали загодя, Дюрер все-таки забыл, что благородным особам запрещается входить с оружием в августейшие покои.
Дисмас принял меч и церемонно вручил его Ростангу, а тот в свою очередь передал оружие слуге. Этот кордебалет предоставил камергеру еще одну возможность удостовериться в личности Лотара, поскольку на рукояти меча красовалась дарственная надпись короля Испании.
Массивные двери распахнулись.
Вслед за Ростангом Дюрер с Дисмасом вошли в приемную залу. Дисмас опасался ненароком проговориться, что он швейцарец. Прежде чем объявить о своем нейтралитете, конфедерация не раз вторгалась в Савойское герцогство.
Зала была полна, но Дисмас и Дюрер не стали разглядывать присутствующих. Они шествовали к трону, не сводя глаз с герцога Савойского.
Герцог Карл поднялся и, презрев все формальности, с распахнутыми объятиями сошел с тронного возвышения навстречу гостям. Лицо его озарила улыбка, будто он давно и с нетерпением ждал этого радостного свидания.
Герцог, благообразный малый лет тридцати пяти, был широк в кости и мягок с лица, на котором выделялся длинный крючковатый нос. «Неужто в Шамбери у всех такие носы?» — подумал Дисмас.
Одевался Карл не по-герцогски скромно: ни каскадов драгоценностей, ни ярдов парчи. Прямые волосы с ровной челкой, аккуратно подвитой внутрь, придавали его лицу некоторую женственность. Карие глаза глядели с вальяжной истомой. Неброский экстерьер герцога приличествовал человеку, с юных лет не имевшему никаких надежд занять престол. По стечению обстоятельств Карл, как и его отец, Филипп Безземельный, приобрел герцогство волею случая и вдобавок на совершенно законных основаниях. Большая редкость.
— Мой любезный граф Лотар! — воскликнул Карл, привлекая к герцогской груди остолбеневшего от неожиданности Дюрера.
Дисмас, затаив дыхание, молил всех святых, чтобы Дюрер не грохнулся в обморок и не обмочился. Молитвы были услышаны. Граф Лотар отвесил изящный поклон и уверенно возгласил:
— Ваше наисиятельнейшее высочество.
Ранее Дисмас с Дюрером обсудили, следует ли Лотару называть герцога «кузеном», но сочли необходимым избегнуть излишней фамильярности ввиду иерархической разницы между герцогским и графским титулами.
— Мы несказанно счастливы вас лицезреть! — продолжал Карл. — Почему вы не известили нас заранее? Мы бы распорядились заколоть откормленного теленка!{31}
Обмен любезностями продолжался. Дюрер, и без того склонный к высокомерному обращению, легко вошел в роль аристократа.
Герцог повернулся направо и произнес:
— Ваше высочество, позвольте представить вам моего дражайшего гостя, графа Лотара фон Шрамберга.
Дисмас с Дюрером, сосредоточив все внимание на Карле, только теперь сообразили, что попали на дважды герцогскую аудиенцию.
Лоренцо, герцог Урбинский и правитель Флорентийской республики, возлежал на золоченой оттоманке, обложенный подушками, и опирался на локоть в манере римского императора на утреннем приеме.
— Ecco serenissmo e maestoso duca.[13] — Дюрер изобразил замысловатый поклон, раскрыв ладони простертых вперед рук.
«А Нарс неплохо говорит по-итальянски», — подумал Дисмас.
Герцог Урбинский ответил на приветствие легким кивком, то ли из пропорциональной сообразности герцогского титула графскому, то ли из немощи. Бедняга совсем захирел, хотя заново нанесенные белила уже не выглядели спекшимися. Правая рука герцога по-прежнему стискивала грудь.
Карл повернулся к другому гостю, облаченному в алую кардинальскую сутану и шелковую накидку-феррайоло. Алый цвет одежд, цвет крови, олицетворял готовность умереть за веру.
— Ваше высокопреосвященство, позвольте представить…
Луиджи д’Арагона,{32} неаполитанский вельможа, в юности взял в жены внучку папы Иннокентия VIII, а овдовев, отрекся от титула маркиза, принял священство и весьма преуспел на этом поприще, проявив таланты управленца и дипломата. Ныне он был наперсником короля Франции.
Дисмас не раз бывал при дворе, но присутствие таких сиятельных особ ошеломляло. Захотелось выпить чего-нибудь укрепляющего. Дюрер, напротив, чувствовал себя как рыба в воде.
Кардинал Арагонский окинул взглядом скромное белое одеяние графа Лотара и одобрительно кивнул:
— Паломничество совершаете? Мы с его сиятельством герцогом Урбинским только что вспоминали, как король Франциск несколько лет тому явился на поклон шамберийской святыне, воздать благодарность за победу в великом сражении. Пришел пешком из самого Лиона!
Похоже, кардинал ожидал услышать, что именно подвигло графа Лотара облачиться в замызганную белую хламиду и протопать сотни миль из неведомого захолустья под названием Шрамберг. Вдобавок этот весьма щекотливый вопрос был задан публично, да еще в присутствии двух герцогов. По сути, кардинал любопытствовал, какой жуткий грех Лотар жаждет искупить своим паломничеством.
Дюрер ловко воспользовался оказией:
— Я тоже явился воздать благодарность. За восшествие моего крестного отца на престол Священной Римской империи. А что привело в Шамбери ваше высокопреосвященство? — непринужденно осведомился он.
— Конечно же, святая плащаница! И разумеется, непревзойденное гостеприимство его сиятельства герцога.
Карл смущенно улыбнулся комплименту.
— Ко всему прочему, Шамбери завидно расположен, — продолжил кардинал. — Его сиятельство герцог Лоренцо заглянул сюда по пути из Урбино в Париж, куда он приглашен на крестины дофина, а я, наоборот, возвращаюсь в Рим из Парижа.
Дюрер взял кубок вина с подноса в руках лакея. Дисмас собрался было сделать то же самое,
