— Я всё уже проверил, принцесса, и всё вам сказал. — Генри развернулся к королю и тихо сказал: — Объявите нового члена ордена, Мой Лорд. 
Папа вышел вперёд, всё ещё держа руку на разбитой голове. Кровь тёмными полосами застыла на его белых волосах. 
— Я король Ниртании объявляю принцессу Беатрис — магистром ордена и магом огня! 
— Добро пожаловать в орден, принцесса, — добавил Генри. — Надеюсь, вы счастливы. Всё, о чём вы мечтали, осуществилось. 
Он коротко поклонился мне и развернулся к отцу: 
— Прошу извинить меня, Мой Лорд, я устал. Пойду. 
— Конечно, Генрих, — отец похлопал по плечу паладина. — Вечером приходи на пир! Будем отмечать вступление в орден нового магистра! 
Я глядела в удаляющуюся спину моего паладина и на печальное колыхание длинных пол его рясы. Чувствовала себя так, будто стою перед прилавком с огромным мешком монет в руках. Передо мной весь мир. Но самого главного купить я не могу… 
Глаза защипало, и я отвернулась. 
Отец подошёл и обнял меня. 
— Знаю, как ты испугалась, милая. Я сказал тебе: верь своим мужчинам! Генрих обещал, что докажет твою первородность! Главное было дотерпеть до суда, чтобы выманить Ристуса из его башни! 
— А-а-а… — заскулила я. — Ты знал, что он — Тёмный?! А я так хотела рассказать это тебе! 
— Мне рассказал Генрих. Рассказал про твою первородность, о том, как в тебе появился огонь… И о том, что ты пришла с этим к Ристусу, желая учиться! Именно потому не хотела детей… Прости нас, что не уберегли тебя! Прости, что не поняли раньше, кто был наш истинный враг!
Я всхлипывала, вытирая лицо о рясу отца. Пережитый страх захлестнул меня, и внятных слов не оставалось. 
— Генрих предложил выманить Ристуса из башни на суд — других способов не было, — продолжил отец. — Нужно было, чтобы он ни о чём не подозревал, иначе переместился бы порталом и залёг на дно лет на сто. Потом снова бы всё повторилось… Ну, всё, не плачь, Беатрис, слёзы не на пользу малышу. Мы победили! Теперь можешь пойти и сказать Генриху о ребёнке, порадовать. 
Я помотала головой, поглядев на отца. Кровь всё текла у него по виску. 
— Ты ранен. Сядь, я вылечу. 
— Да ну, брось, ерунда! 
Я посадила отца на скамью и погладила рану ладонью. Целительная сила прилила к пальцам. Рана затянулась. 
— Нет, я ему не скажу, обойдётся, — промычала я. 
— Почему нет?! Мне заставить его извиниться перед тобой, на коленях приползти? Только скажи! Я прикажу ему жениться обратно сейчас же! 
— Нет, ни за что! Ты видел, как он смотрел на меня, он и знать меня не хочет! Для него маг огня — будто и не женщина! Он меня не любит! 
— Беатрис, ты же умная женщина! Генрих растерян, подавлен, он думает, что это ты его не любишь! Ведь это ты потребовала развод и не хотела рожать от него детей! Сколько нужно было иметь терпения, когда жена много лет водит за нос и из прихоти не даёт наследника?! Я бы тебя давно отлупил и принудил! А Генрих святой! Он тебя избаловал. Избаловал, потому что любит. Или ты хочешь в монастырь?! — отец тревожно приподнял бровь.
— Папа! Нет, я хочу к Генри. Я скажу ему… Скажу вечером... 
— Вот умница! Только я хочу дать тебе один совет, — с очень серьёзным видом сказал отец. 
Я вопрошающе приподняла бровь. 
— Хоть сейчас и зима, но… панталоны не надевай — их долго стягивать. 
— Папа!
 68 Воссоединение
 В приёмном королевском зале горели все мыслимые и немыслимые огни. Шумело торжество, и все магистры Ниртании отмечали появление в ордене нового мага. 
То есть меня. 
Жаль, это звание носить мне недолго. Как рожу — стану лишь почётным бывшим членом ордена. И надо бы идти веселиться! Наслаждаться минутой счастья! Но я не могла… 
Я сидела в погружённом в полумрак коридорчике, перебарывая тошноту от запаха картофельного пюре. 
Кто бы мог подумать, что моё любимое блюдо вызовет рвотные позывы при одном только взгляде! 
Дыши, Трис: вдох-выдох. 
В коридоре гулял сквозняк от раскрытых балконов в холле, что примыкал к приёмному залу, и от свежего воздуха мне делалось легче. 
 (window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вдох-выдох. 
А может платье, наскоро ушитое для меня из материнского, было слишком узкое? Когда примеряла — голодная была. А сейчас поела — и всё — давит. 
Я глубоко вздохнула ещё раз и вытянула ноги. Подол заискрился в разлитых на полу отсветах далёких магических светильников, горевших в зале. 
Ладно, надо возвращаться. Довольно тянуть. Нужно пойти к Генри и сказать ему. А то сидит там в сторонке серый и молчаливый и даже не ест ничего. Хотя вовсе не он тут беременный! 
Я двинулась через холл, но увидела скорбно идущего мне навстречу Самуэля. 
— Ты чего такой “весёлый” весь вечер? 
— Да… — протянул брат. — Влюбился. 
— Серьёзно?! Нужно радоваться! 
— Я влюбился в Либретту! Она тоже меня любит! Мы признались друг другу в Вейгарде. И я не знаю, как сказать наставнику. Их помолвку одобрил отец… Мне конец! Не смогу жить. 
Я закусила губу, изо всех сил стараясь не ревновать. 
— А ты? Ты добилась, чего желала, утёрла всем нос. Почему так печальна? 
Я сглотнула, собираясь признаться брату, что счастье для меня уже совсем не в том, но из-за плеча Самуэля выросла фигура Генриха. 
— Ой, он идёт. Я пойду! Мне велено экипаж заложить. 
— Уезжает? 
— Да, в Ревош! 
Самуэль убежал, а я предстала перед лицом герцога. Он был, как всегда, безупречно красив, широк. Но печален. 
— Магистр… 
— Принцесса. 
Мы помолчали. Генрих хмурился, косясь в сторону. Я рассматривала его идеально начищенные сапоги и часто дышала, наполняя лёгкие любимым запахом вербены. 
— Поздравляю ещё раз, Беатрис. Ты заслужила. Пойду. 
— Я тоже тебя поздравляю. 
— С чем же? — блеснул взгляд паладина. 
— Ты скоро станешь отцом. К осени, примерно… 
Генри застыл, неотрывно глядя мне в глаза. Моё сердце готово было выпрыгнуть и расплющиться! 
— И ты молчишь?! — он схватил меня за плечи и впился в губы. 
Обхватил сильными руками, по которым я успела истосковаться. 
— Поехали в Ревош, Генри… — прошептала я, притягивая его к себе за ворот камзола и прижимаясь животом. 
— Сбежишь со своего праздника? 
— Да-да. Я вдруг поняла, что для меня действительно важно. Это ты. И наш малыш. 
— Любимая, не представляешь, как ты меня осчастливила! — паладин поднял меня на руки и закружил. 
Он плакал. Генри плакал! 
Не став ни с кем прощаться, мы вышли к приготовленной Самуэлем повозке. Я куталась в пушистый мех плаща, который положил мне на плечи Генри. С неба хлопьями опускался снег. Было безветренно, тихо и как-то тепло. 
Паладин обнял за талию, и мне сделалось даже жарко! 
— Правь в Ревош! — приказал он вознице и лёгким касанием пальца разжёг магическую лампу над его головой. 
— Понял, сэр! — Бородатый извозчик понимающе кивнул, туже затянув меховой тулуп, и смахнул с ворота обильно насыпавший снег. 
Генри открыл дверку, подал руку и помог мне забраться на сиденье. 
Я поёжилась от студёного воздуха, но паладин, словно печка, тут же нагрел пространство магией. 
— Так лучше, огненная моя? — он обнял меня за плечи и взял руки в свои, горячие, пламенные. 
Я прижалась к груди паладина и затрепетала от нежности, с которой он гладил мои шрамы на запястьях. 
— Прости, что не уберёг, девочка моя… Но теперь никому не отдам. Буду оберегать, как пушиночку. Как же счастлив узнать о ребёнке. Я уже не надеялся на милость Арноса. 
Аромат вербены благоухал в согретом воздухе. Я потянулась к губам Генри, прижавшись крепко и требовательно. Генри ответил сдержанно и очень бережно. 
— Беатрис… — хрипло прошептал он, обжигая кожу своим дыханием. — Думаю, нам нельзя, пока ты не родишь. Малыш и так много пережил. 
— А я думаю, можно. 
— Ты уверена? 
— Даже нужно! Просто необходимо! Я ведь целитель, ты забыл? Я истосковалась по тебе!