Для себя я все решила именно еще задолго до нынешнего момента, но поняла это только сейчас. Хоть я верила в чудеса и загадывала желания, все же считала, что иногда человек может стать волшебником и исполнить их сам. Моим теперешним самым сильным желанием было достучаться до этого непробиваемого человека, заставить его по-настоящему меня заметить. И не только потому что он действительно, по неведомым причинам мне нравился, но и потому что именно Герман мог стать тем, кто даст мне ответы и поможет разобраться в происходящем. А если точнее — я считала, что тоже могу оказать реальную помощь, если только мне, наконец, начнут доверять.
И, все духи множества миров, никакой Тэйрон не мог стать помехой в исполнении моего желания!
Вообще я человек милый. Покладистый, не то чтобы очень рисковый — говоря по правде, во все авантюры я влипала исключительно по стечению обстоятельств. Но сейчас на очередную авантюру шла осознанно, подталкиваемая какой-то шальной смесью адреналина и злости.
Я его поцеловала.
Поцеловала Германа!
Не обделенный хорошей реакцией, безликоборец не успел не то, что среагировать, но даже моргнуть, как одна горничная Большого Дома прижалась губами к его губам! Пожалуй, именно на эффект неожиданности можно было списать тот факт, что мне не ответили. Сначала не ответили, если быть точнее. Герман застыл, словно каменное изваяние — кажется, глубоко потрясенный моим поступком.
— Да поцелуй же меня, — на секунду оторвавшись, потребовала я, обвив руками его шею.
Судя по выражению голубых глаз, поцеловать меня хотели ровно настолько же, насколько убить. Несмотря на всю внешнюю уверенность и браваду, внутри я просто тряслась от страха, что сейчас он меня оттолкнет и… и тогда его убью уже я!
К счастью, Герман все же оказался не каменным. Отбросив лишнюю скромность, я могла сказать, что выглядела по-прежнему очень привлекательно — даром столько времени перед свиданием потратила!
И он не устоял. Издав приглушенный звук, в котором легко угадывалось ругательство, рывком прижал меня к себе.
Теперь целовали меня, притом целовали так, что у меня не осталось никаких сомнений — точно не каменный! Кто бы мог подумать, что под этой угрюмой бесстрастностью скрывается столько страсти и живых чувств? И кто бы знал, что эти вечно сжатые в твердую линию губы могут быть такими мягкими?
Вот это действительно относилось к разряду чудес: целоваться с нелюдимым безликоборцем, стоя на территории гостиницы духов, в то время как вокруг нее воздвигается невероятный барьер!
Ведьмочка внутри меня ликовала, то тая, то танцуя румбу. Не знаю, с чего вдруг это создание сегодня во мне появилось, но пока уходить оно явно не намеревалось и всячески о себе напоминало.
Перед закрытыми веками мелькали яркие вспышки — отсветы сияющих и тут же гаснущих огней, где-то в отдалении слышались голоса, стрекотали кузнечики, и шелестел древесными кронами ветер, который обнимал и нас.
Я словно вернулась в полет над костром, сполна ощущая на себе его жар. Только жар теперь источало не пламя, а безликоборец, чей неожиданный напор заставил меня забыть обо всем.
И все же я нашла в себе силы отстраниться первой.
— Так кто такой звервон? — выдохнула, не узнав собственного голоса.
Тяжело дыша, Герман всматривался в мое лицо так, словно видел в первый раз. Похоже, его желание меня убить стремительно возросло.
Наш «разговор» оказался прерван появившимся в поле зрения заклинателем духов, идущим с южной стороны гостиницы. Разумеется, его лица, как обычно, видно не было, но я могла бы поклясться, что он пребывает в высочайшей степени недовольства.
Тоже заметив его появление, Герман, вопреки ожиданиям, взял меня за руку и потянул за собой, оставив своего наставника позади. Мы двигались стремительно, и он на ходу воздвигал барьер, заставляя огненные шары превращаться в невидимую защиту еще быстрее, чем прежде.
Когда барьер был установлен, время стояло до того позднее, что совсем скоро должно было перетечь в неприлично раннее. Несмотря на все события, я устала и хотела спать, так что когда Кирилл, поблагодарив всех за участие, предложил разойтись по комнатам и отдохнуть, спорить не стала. Оставшиеся без ответа вопросы вполне терпели до утра, и я была уверена, что больше от меня бегать Герман не будет. А даже если вдруг вознамерится это сделать, у него ничего не выйдет, потому как настроена я решительно и больше игнорировать себя не позволю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Этой ночью спала я настолько крепко, насколько это вообще возможно. Притом сон у меня вышел не совсем обычный: попросив Сова избавить меня от ночного телевидения, я осталась в «отправной точке», где кровать успела смениться потертым диваном. Перетащив на него с кресла-качалки теплое лоскутное одеяло, устроила себе уютное гнездышко и улеглась спать прямо во сне.
Обычно в «отправной точке» я оказывалась сразу после того, как проваливалась в дремоту, но никогда после пробуждения. Однако на сей раз все было иначе.
Проснувшись, я снова очутилась в обители Сова, который в это время мирно покачивался в кресле и пил неизменный кофе.
— Поговорить нужно, — сказал он, как только я разлепила глаза, и громко, с выражением сделал глоток. — О твоем подсознании.
Тряхнув головой, сбрасывая остатки сонливости, я недоуменно переспросила:
— Моем подсознании?
— Я тут копнул в него немного глубже, — продолжил Сов. — И обнаружил, что часть информации индивидуального уровня подлежит сложной кодировке, расшифровать и снять которую не получается даже у меня.
Я даже привстала:
— Чего-чего?
— Какое-то воспоминание у тебя забаррикадировано, говорю, — пояснил Сов, сделав еще один глоток. — Когда-то оно было очень ярким и со временем должно было только поблекнуть, но не стереться совсем. А кто-то поковырялся в твоей голове и затолкал его в такие недра подсознания, что теперь и не достать.
Поднявшись с дивана, я подошла к столику, плеснула кофе в свободную чашку и залпом его выпила. Затем, глянув на Сова, уточнила:
— Что-нибудь еще можешь сказать? Какой давности воспоминание, о чем примерно, кто мог «покопаться» у меня в голове?
— Без понятия, без понятия, кто-нибудь, — по порядку ответил ловец снов. — Можно только предположить, что воспоминание старше пары лет. А в память, в сущности, могут влезть очень многие. Маги, ведьмы, заклинатели духов, сами духи, псионики, да даже гипнотизеры и психологи из простых людей.
Прошлепав обратно к дивану, я с размаху в него опустилась и нахмурилась. Полученная от Сова информация меня очень взволновала. Разумеется, воспоминание могло быть абсолютно любым, но я почти не сомневалась, что оно как-то связано с Германом. Возможно, такая уверенность была глупой, но обострившаяся за последнее время интуиция настойчиво меня к ней подталкивала.
Еще раз мысленно перебрав перечисленных Совом кандидатов, я спросила:
— Кто такие псионики?
Тот огладил крылом подбородок и задумчиво произнес:
— Кто-то называет их магами психологами, кто-то магами разума. Они обладают способностью воздействовать на чужое сознание, считывать чувства, а иногда, в редких случаях, даже мысли.
Дополнительные сведенья помогли не слишком. Я не имела даже малейшего представления о том, кто мог залезть ко мне в голову, а самое главное — зачем и когда.
— Я точно встречалась с ним раньше, — пробормотала, подумав о Германе. — Еще этот Тэйрон… — следующую фразу произнесла уже громче и, обращаясь к ловцу снов: — Ты что-нибудь знаешь о местном заклинателе духов?
Прозевавшись, Сов устремил на меня свои круглые, с припухшими от недосыпа веками глаза:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Никто о нем ничего не знает. И мы, духи, предпочитаем оставаться в неведении.
— А…
— А тебе пора вставать, — бесцеремонно оборвали меня.
Я моргнула и спустя мгновение лицезрела привычную обстановку своей комнаты. Уже взошло солнце, часы показывали время завтрака, а в Большом Доме, судя по звукам, царило оживление.
