замершая у ног, никак не добавляла уверенности. Надо было взглянуть на незнакомку сквозь пальцы, чтобы узнать, что за создание явилось перед ней, прежде чем окликнуть. Этому её научила Бабушка. Илька перехватила одну из палок, освобождая правую руку и на всякий случай сложила пальцами кукиш, чуть спрятав его за спиной. В варежке жест был незаметен.
– Повезло тебе, охотница, что ты не попала на празднование Йоля. – Старуха недобро усмехнулась. – Уберегла я тебя от беды. Жизнь спасла.
– Что?
– Чувствуешь, как пахнет гарью и огнём? Ве сегодня ночью чуть не сожгли. Племя кирьяла захватило город. – Старуха снова цокнула языком. – Многих убили. Снега были красны от крови и черны от копоти.
– Да что ты такое говоришь, хозяйка?! – Илька сжала кукиш сильнее, боясь, что её обманывают.
– А ты зайди за поворот – оттуда уже видно будет, коли мне не веришь. Идём, покажу.
– Зачем мне это?
– Иди. – Голос старухи стал властным и твёрдым, как мельничный жёрнов.
Она перехватила клюку и зашагала обратно к городу, и Илька, чувствуя, что обязана подчиниться ей, пошла следом. Пришлось убрать оберегающий жест, чтобы вновь взять в руку лыжную палку. Женщина шла на удивление быстро, почти ничем не уступая Ильке, скользящей по уклону на лыжах. Вскоре они уж прошли мимо ферм, с которых доносился собачий лай. Минули поворот, и сквозь голые ветви Илька увидела Ве. Стены, невредимые, по-прежнему возвышались, чернея, над лесом, небольшими заснеженными огородами и закованными подо льдом озёрами, прежде бывшими рекой.
Илька испуганно затаила дыхание. Над городом поднимался чёрный дым. Запах гари усилился, и, опустив глаза, девушка увидела под ногами чёрные хлопья пепла…
– А теперь иди домой скорей и прячься, – проскрежетала старуха. – Сегодня они придут к фермам. А когда сядет солнце, найдут и твой дом.
– Я не понимаю…
– Всё ты понимаешь, дитя колдуна. Их будет двое. Двое мужчин. У одного из них, того, что похож на лося, небольшая рана на ноге, от которой он умрёт, когда та начнёт гноиться. Окажи ему услугу – промой рану да пошепчи над ней так, как это делала твоя бабка, и они не тронут тебя.
– Не тронут?..
– Если не выполнишь мой наказ, они убьют тебя. Не хотелось бы. В городе они мало кого пощадили.
– Но… как я могу верить тебе?
– Однажды я тебе уже спасла жизнь.
– Как это – спасла? Я в первый раз тебя вижу.
– Какая недогадливая, – проворчала старуха. – Это я послала того волка. Можешь не верить мне, да только не хотелось бы, чтобы ты сгинула здесь, оставив больную мать в одиночестве.
По спине Ильки пробежали мурашки. Кем бы ни была старуха, кажется, ей было известно всё. Что на самом деле случилось в городе? Неужели женщина не бредит и говорит правду?
Старуха скосила глаза на Ильку. Девушка никак не могла оторвать взгляд от города. Ей грезилось, что не дым, а огромные чёрные твари вьются над ним, забирая жизни. Наверное, все, кого знала она, уже были мертвы… И хозяева ферм, у кого она трудилась до наступления зимы, и их забавные дочки, что побаивались её, но всё равно звали на посиделки. И меняла Ульв, которому она сдавала лисьи шкуры. И наверняка ярл Хромунд…
Она никак не могла поверить ни своим глазам, ни странным речам старухи. Но что-то страшное произошло здесь, что-то, что сломало прежнюю жизнь. Это Илька явственно ощущала всем своим нутром. Чутьё никогда не подводило её.
– Чего застыла? – Старуха стукнула Ильку клюкой по лодыжке, заставляя пошевелиться. – Домой беги! Короток день, а ну как не успеешь до заката. Останешься жива – найдёшь другое время, чтобы пострелять по белкам.
Илька дёрнулась от неожиданной боли и уставилась на старуху.
– Почему ты спасла меня? – сорвался вопрос с её губ.
– Будешь должна мне, – охотно ответила незнакомка.
– Буду, если скажешь мне, кто ты такая, – заупрямилась Илька. Слово «долг» пугало её пуще самой смерти.
Старуха криво улыбнулась, показывая гнилые зубы, за которыми лежал всезнающий язык, и, поймав за хвост догадку, Илька сама же и выпалила:
– Ты Лоухи?
– Зови меня так, – согласилась незнакомка. Улыбка её ничуть не красила, а напротив – уродовала, превращая морщинистое лицо в потрескавшуюся рожу пейкко.
– Хорошо, хозяйка, – пролепетала Илька.
– Иди уже, – напомнила Лоухи, и охотница, кивнув напоследок, помчала прочь от Ве.
Скрывшись за поворотом, Илька остановилась. Меж деревьями всё ещё было видно очертания Лоухи – та осталась на месте, снова опустив голову на ладони и клюку. Торопясь да желая остаться незамеченной, Илька зубами стянула с правой руки варежку и подняла ладонь, намереваясь взглянуть на старуху сквозь пальцы. В самом ли деле перед ней была сильнейшая и старейшая из нойт – хозяйка древней Похьёлы?
Илька потрясла рукой, но не успела она присмотреться, сощурив глаз, как старуха заметила её и вперила свой звериный взгляд. Девушка пискнула от страха и, отвернувшись, поспешила к фермам. Блоха побежала впереди неё, и Илька что было духу припустила следом. Солнце было ещё высоко, но вместе с ним в небе зависло мрачное предупреждение той, кто попросила называть её Лоухи.
Когда Илька рассказала о том, что случилось в городе, матери, та принялась голосить. О встрече с колдуньей и её наказе девушка умолчала.
– Что с нами будет? – взвыла Грима. – Бежала бы ты, дурёха! За реку, за озеро. В Оствик!
– Я не оставлю тебя, матушка, – уверенно сказала Илька, помня слова Лоухи.
Она сама не могла найти себе место. Пальцы её дрожали, отказываясь подчиняться. Неугомонное сердце колотилось, отзываясь болью. Илька всё посматривала на дверь в ожидании заката. Её желания, разорванные на части, спорили меж собой: хотелось, чтобы солнце никогда больше не заходило за горизонт, чтобы воины в шкурах вместе с тем никогда не пришли в её дом, но и не терпелось, чтобы лучи скорее погасли и судьба, озвученная Лоухи, тотчас разрешилась. Илька раз за разом представляла, как через порог переступают тяжёлые ноги воинов, чьи плечи украшают шкуры. Видела, как один из них хромает, припадая на ногу. Слышала, как она шепчет над раной, собирая найденные в памяти слова и заклиная дочерьми Туони. Надеялась, что старуха не обманула её и воины за добрую службу пощадят её…
Она отмеряла время дровами, что клала в огонь. Пламя потрескивало, шипело, неохотно принимая подношение, но потом разгоралось, жадно пожирая дерево и прося ещё. Илька снова клала небольшое полешко и, глядя на огонь, повторяла про себя шёпот Бабушки, какой пускала она
