назвать ближайшие к нас объекты. Вот как мы понимаем функцию даже «негативного» переноса, или даже «ненависти»: он помогает нам закрепиться в мире, создать цель для наших собственных чувств, даже если эти чувства разрушительны. Мы можем заложить собственную основу как с помощью ненависти, так и с помощью покорности. На самом деле, ненависть дает нам больше энергии, поэтому мы наблюдаем ее возрастающую интенсивность в более слабых состояниях эго. Вот только ненависть усиливает чувства в отношении другого человека больше, чем тот этого заслуживает. Как сказал Юнг, «негативная форма переноса в виде сопротивления, неприязни или ненависти с самого начала придает другому человеку огромную значимость…»35. Нам нужен конкретный объект для нашего контроля, и мы получаем его любым возможным способом. Как показал Сас[92], в отсутствие людей для взаимодействия и контроля мы можем даже использовать собственное тело в качестве объекта переноса36. Боль, которую мы чувствуем, болезни, реальные или воображаемые, дают нам некоторую опору, не дают нам «выскользнуть» из мира или увязнуть в отчаянии полного одиночества и пустоты. Одним словом, болезнь и есть объект. Мы осуществляем перенос на собственное тело, как если бы это был друг, на которого мы можем опереться, или враг, который угрожает нам опасностью. По крайней мере, это заставляет нас чувствовать себя реальными и дает нам хоть какой-то контроль над судьбой.
Из всего этого мы уже можем сделать один важный вывод: перенос – это форма фетишизма, форма узконаправленного контроля, фиксирующего наши проблемы. Мы берем нашу беспомощность, нашу вину, наши конфликты, и фиксируем их на определенном объекте окружения. Объектом для проецирования может стать что угодно, даже собственные руки и ноги. Главное здесь наши собственные заботы; и если мы посмотрим на основные проблемы человеческого раболепия, то всегда их увидим. Как прекрасно сказал Юнг:
…если мы не хотим быть одураченными собственными иллюзиями, то, тщательно проанализировав каждый объект фиксации, извлечем из него часть собственной личности как квинтэссенцию, и постепенно придем к пониманию, что в тысяче разных лиц мы снова и снова встречаем себя на жизненном пути37.
Перенос как страх жизни
Однако это обсуждение только отдалило нас от простого клинического подхода к феномену переноса. Дело в том, что фиксация (очарование) является отражением фатальности человеческого состояния; и как мы узнали из первой части этой книги, человеческое состояние слишком велико для животного; оно подавляет его. Именно на этом аспекте проблемы переноса я и хочу сейчас остановиться. Из всех мыслителей, Ранк описал его с наибольшей широтой и глубиной.
Мы видели в различных контекстах, как система мышления Ранка основывается на факте человеческого страха, страха перед жизнью и смертью. Здесь я хочу показать, насколько этот страх глобален и всепоглощающ. Как сказал Уильям Джеймс со своей безошибочной прямотой: страх есть «страх перед Вселенной». Это страх детства, появления со Вселенной, понимания собственной независимой индивидуальности, собственной жизни и переживаний. По словам Ранка, «если взрослый человек может бояться смерти или секса, то ребенок боится самой жизни»38. Эта идея получила широкое распространение в нескольких книгах Фромма как «страх перед свободой». Шахтель хорошо выразил эту идею, говоря о боязни выйти из «укорененности». Вот как мы понимаем «инцестуозность»[93] симбиоза с матерью и семьей: человек остается, так сказать, «запертым» в защитной утробе. Это имел в виду Ранк, когда говорил о «травме рождения» как о парадигме всех других травм, и это логично: если вселенная фундаментально и глобально пугающая для естественного восприятия молодого человека, как он может войти в нее с уверенностью? Только освобождая ее от этого ужаса.
Таким образом мы можем понять суть переноса как приручение ужаса. В реальности вселенная обладает сокрушительной мощью. За пределами самих себя мы чувствуем хаос. Мы мало что можем сделать с этой невероятной силой, за исключением одного: мы можем наделить ею определенных людей. Ребенок испытывает естественный страх и ужас и фокусирует их на отдельных существах, что позволяет ему находить силу и ужас в едином месте, а не рассеивать по хаотической вселенной. Объект переноса, будучи наделенным трансцендентными силами вселенной, теперь сам обладает способностью контролировать их и упорядочивать, и противостоять им. Говоря словами Ранка, объект переноса представляет для человека «великие биологические силы природы, с которыми эго образует эмоциональную связь и которые затем формируют сущность человека и его судьбу»3940. Таким образом, ребенок может контролировать свою судьбу. Поскольку в итоге власть означает власть над жизнью и смертью, ребенок теперь может безопасно вступать в отношения с объектом переноса. Объект становится локусом безопасного взаимодействия. Все, что он должен сделать, это соответствовать и примиряться, если объект вдруг становится ужасным; и спокойно использовать его при ежедневных автоматических действиях. По этой причине Ангьял вполне мог бы сказать, что перенос – это не «эмоциональная ошибка», а переживание восприятия другого человека как целого мира. Ровно так, как для ребенка дом – это весь его мир41.
Эта всеохватность объекта переноса также помогает объяснить его амбивалентность. В некоторых сложных случаях ребенок должен бороться с властью родителей в их потрясающем чудодействии. Они столь же подавляющи, как и фон природы, из которой они возникают. Ребенок учится рационализировать их с помощью техник аккомодации и манипуляции. В то же время, однако, он должен сосредоточить на них всю проблему страха и власти, сделав их центром для того, чтобы ограничить и рационализировать мир вокруг них. Теперь мы видим, почему объект переноса создает так много проблем. За счет него ребенок частично контролирует свою большую судьбу, но, в то же время, объект становится его новой судьбой. Ребенок связывает себя с одним человеком, чтобы автоматически контролировать ужас, осознавать чудеса и победить смерть силой этого человека. Но затем он испытывает «ужас переноса»; ужас потери объекта, недовольства им, неспособности жить без него. Ужас собственной конечности и бессилия все еще преследует его, но теперь в форме объекта переноса. Как непередаваемо иронична человеческая жизнь. Объект переноса всегда кажется больше, чем есть на самом деле, потому что он представляет всю жизнь и, следовательно, всю судьбу. Объект переноса становится центром проблемы свободы человека, который бесконтрольно от него зависим, и объект суммирует все другие естественные зависимости и эмоции42. Это качество верно как для положительных, так и для отрицательных объектов переноса. При негативном переносе объект становится средоточием ужаса, воспринимаясь как зло и ограничение. Кроме того, это источник многих горьких воспоминаний о детстве и наших обвинений в адрес наших родителей. Мы пытаемся сделать их единственными виновниками
