– Да я еще ничего и не решил, - попытался успокоить ее Коля. - По обстоятельствам сообразим, а ты раньше времени с ума не сходи!
Подъехал Анисим Басаргин:
– Садись, не то… Путь долгий, если еще помнишь.
– Помню, - кивнул Коля. - Он, понимаешь, отвозил меня тогда на станцию, - объяснил он Маше. - И теперь везет! Есть судьба, черт возьми!
– Я после твоего отъезда в Псков подался, - сказал Анисим. - На фабрику поступил - котлы для паровозов клепать. Ну, а оттуда, по путевке, в милицию. А ты, значит, едва под расстрел не попал? - Анисим засмеялся. - А уж мне твой Арсений тогда так на сердце лег, так лег! Я тебе, брат, завидовал до смерти!
– Вот мой рапорт о случившемся в поезде, - сказал Коля, протягивая бумажку. - Бандиты хотели убить меня и мою жену. Приобщи к делу в качестве доказательства.
Анисим повертел рапорт в кривых, узловатых пальцах и порвал его. Вынул зажигалку, сделанную из патрона, и запалил клочки.
– Ты… ты, часом, не болен? - обозлился Коля. - Это же документ, доказательство. Я же тебе русским языком объяснил! На суде…
– До суда еще дожить надо, - перебил Анисим. - Это раз. Второе - поймать их надо. Это два. Я, брат, если бы всю эту бухгалтерию разводил, - давно бы покойником был. Я, Коля, их и без этого рапорта поймаю, увидишь. К концу твоего отпуска - "четыре сбоку и ваших нет!" Н-но, радёмые, - ом потянул вожжи, лошади заковыляли по вязкому проселку. Копыта смачно чавкали в жирной грязи. Маша прислонилась к плечу Коли и задремала.
– Как твоя рана, - осведомился Анисим, - не беспокоит?
– Засохла уже, - беспечно отозвался Коля. - Слышь, Анисим, - тихо продолжал он. - Есть у меня план.
– Какой? - сонно спросил Анисим.
– А такой, что Феденька этот у тебя под носом орудует без всяких, я это собственными глазами видел.
– Ну и что? - оживился Анисим. - Я ведь не отрицаю.
– А то, что я тебе уже говорил: якшался в свое время Феденька с попом! С Серафимом!
– Эва, - вздохнул Басаргин. - Когда это было. Теперь они и близко не знакомы. Феденька из наших мест исчез лет пять назад и с тех пор не видать его. А в чем план-то?
– План такой. Приеду я к Серафиму…
Коля не договорил. Впереди упала ель и загородила дорогу. Басаргин натянул вожжи, телега остановилась.
– Что такое? - проснулась Маша.
– Тише, - укоризненно шепнул Коля. - Не дома.
Маша притихла. Басаргин вытащил из кобуры наган, направился к завалу. Осмотрел его и углубился в чащу. Коля достал кольт.
– Банда? - напряженным голосом спросила Маша.
– Завал, - ответил Коля. - Хорошо, если случайный.
– Поди-ка, - позвал Басаргин.
– Не бойся. - Коля ободряюще улыбнулся жене и подошел к Басаргину.
– Ель подпилена, - сказал Басаргин. - Подсоби.
Сдвинули ель на обочину. Басаргин вытер пот, направился к телеге.
– Банда? - снова спросила Маша.
Басаргин кивнул:
– Стрелять умеете?
– Умеет, - сказал Коля.
– Отдай ей свой кольт, у него спуск легкий, - продолжал Анисим и протянул Коле наган. - У меня в кармане - второй, бери, не Сомневайся…
Маша привычно прокрутила барабан револьвера, проверяя патроны, щелкнула предохранителем. Басаргин одобрительно хмыкнул:
– Н-но… - Лошадь снова зачавкала по грязи.
– Не понимаю я чего-то, - недоумевал Коля. - Завал был? Был? Чего они нас из засады не перестреляли?
– Не так все просто, - сказал Басаргин. - Видать, есть у них свой интерес.
– Какой? - спросил Коля.
– Поймаем - узнаем, - усмехнулся Басаргин и серьезно добавил: - Может, думали, я один, а увидели - нас трое, и отступили. Кто их узнает.
Начинало темнеть.
– Нелегкое у тебя свидание с юностью получается, - грустно улыбнулась Маша. - Я читала, что в полиции средний возраст был сорок пять - пятьдесят лет.
– Что значит "средний"? - уточнил Басаргин.
– Умирали они в этом возрасте, - сказала Маша.
– Так они еще взятки брали и сладкое ели, а мы на гнилой картошке и до тридцати не дотянем, - невесело пошутил Басаргин.
– Мы до ста лет жить будем, - сказал Коля. - И нас ни пули бандитские не возьмут, ни ножи. Потому что мы за правое дело жизнь отдаем, а это, я считаю, главное!
– Ну, помитинговали, теперь давайте о деле, - устало сказал Басаргин. - Засветло не доедем, это уж так. А в лесу ночевать…
– Костер разведем? - оживилась Маша. - Я ни разу не ночевала в лесу у костра!
– Ничего хорошего, - махнул рукой Басаргин. - Сыро, гнус жрет и вообще.
– Страшно? - Маша поежилась.
– Не дети, чтобы страшно было. Опасно, вот и все.
Анисим выпряг лошадей, начал собирать сухой валежник. Коля помогал ему. Лес шумел вокруг протяжно и печально. Коля прислушался к неясным шорохам, настороженно повернулся на подозрительный треск сучка. Нет… Это не "они". Пока не "они". Ночь спустилась над лесом. После дневной духоты и дождя вызвездило, потянуло прохладой. Ветерок угнал тучи гнуса, стало легче дышать. Постепенно Коля успокоился, расслабился. Потрескивали сучья в догорающем костре, то тут, то там вскрикивала дурным голосом ночная птица. Вспомнилась тихая, вязкая после частых дождей дорога - улица в родной Грели, толпы мужиков, идущие к площади ладить стенку… И Феденька - слюнявый, с колючими глазками и слова его: "Сон вспомни, Коля: зовешь родителей, а дозваться не можешь". Почему он так сказал? Что имел в виду?
– Ужинать идите! - крикнула Маша.
Подошел Басаргин, прищурившись, осмотрел нехитрую снедь:
– Не балуют вас в Питере.
– А вас? - усмехнулась Маша.
– И нас тоже. Не пришло еще время. А придет. Вот уж тогда мы себе позволим. - Он широко, открыто улыбнулся - первый раз за все время. - Я ведь грешник, люблю поесть. - Он развел руками: судите, мол, меня как хотите, а уж так. - Ну, вы спите, а я посижу.
Молча поели. Маша, собирая остатки ужина, обратилась к мужу:
– Ты не сердись.
– За что? - удивился Коля.
– Я постараюсь не быть тебе обузой, - робко сказала она. - Я все время думала. Знаешь, меня учили готовить, шить, воспитывать детей. Потом - десять лет с тобой. И вот я сижу в лесу, у костра, и горжусь, что в случае чего смогу убить человека. - Она тронула рубчатую рукоять кольта, который лежал рядом с ней, на подстилке.
– Человека? - переспросил Коля. - Врага, - уточнил он. - Спи.
– Человека, милый! - оживилась Маша. Представилась возможность поспорить, ее нельзя было упустить. - С двумя ногами, двумя руками, с мозгом, который весит шесть фунтов. Всажу в него девять граммов свинца, и весь этот идеальный механизм жизни превратится в колоду. А зачем?
– Ты меня в этот пустой спор не втягивай, - нахмурился Коля. - Давай спать.
– Не знаешь! - торжествующе заявила она. - Эх ты!
– Затем, чтобы одни не пили кровь из других! - зло сказал Коля.
– Это ты говоришь! - подхватила Маша. - А они, между прочим, верят в свою правду. Кто же прав?
– Ну что с тобой говорить? Ты политически незрелый человек.
– Это не ответ, - обиделась Маша. - Ну да! Я воспитана в институте благородных девиц, я изменила своему классу, я знаю, что ты мне скажешь.
– Изменила? - удивился Коля. - Чушь! Ты осознала правду революции и присоединилась к ней.
– Хорошо! - кивнула Маша. - А в чем же правда? Объясни мне! Чтобы убить за нее человека, - в нее нужно верить! Ты в нее веришь? И знаешь ли ты ее? - Маша разгорячилась.
– Верни кольт, - сказал Коля. - С такими мыслями ты мне не помощник.
– И снова не ответ! - обрадовалась Маша. - Муженек, ты уходишь от ответа. Значит, его нет? Или ты и сам не знаешь?
– Такие вопросы десять лет назад надо было задавать, не ко времени разговор, - отрубил Коля. - Спохватилась.
– Есть ответ, - сказал Басаргин, подходя к костру. - Я вот раньше во что верил? В серебренники. Мы с Колей за них покалечить человека могли. Ну, не в прямом смысле - чтобы их добыть, их нам давали в уплату за побоище, да вы знаете. А вот побыл среди рабочих на котельном - так они не за деньги, а за товарища жизнь отдавали. Я это собственными глазами видел. Дошло и до меня, что не для себя человек должен существовать, вернее, не только для себя.
– А они? - спросила Маша. - Вы убеждены, что они заблуждаются? Что они только для себя?
– Убежден, - кивнул Басаргин. - Истина простая. Как вы говорите, кулак хочет только для себя. А большевик - для всех. Может, и бывает такой кулак, который в голодную зиму не пожалеет соседским ребятишкам куль зерна, - допускаю, говоря научно. Но сам не встречал таких. Может, и бывают примазавшиеся к нашему делу падлы, которые берут взятки, воруют, где могут, и гребут под себя, - таких видел, одного мы у себя в ячейке сами шлепнули, без долгих слов - это еще в двадцатом было. Так ведь в чем тут закавыка? Кулак-то этот - он же ненастоящий! Его перевоспитать - за раз-два! И снова полезный человек! А примазавшийся - разве он большевик? Он только временно носит это звание, до разоблачения. А вывод какой? Все должны жить, как люди. Кулаки против этого. Мы - за. Так чья же правда?
– Понял? - Маша ехидно посмотрела на Колю. - Учись!
