Самое противное, что я не держу никакой физической нагрузки. Раньше из любых ям выползал с ее помощью. А сейчас… Делать что-то через силу уже пробовал. Провал полный.
Понимаю, что нахожусь в каком-то промежутке. Еще не там, но уже и не здесь. Неприятное ощущение. И какое-то отвращение к наркоте всякой. Мозг не хочет меня прятать. Или не мозг? Наверное, не мозг. Ни при чем он тут. Вероятнее всего, не хочет этого именно Тот, кто заставляет меня переносить это. Или, вернее, дарит возможность переносить все это. Именно Он отвращает душу от дурмана. А я, балбес такой, так долго не был в Храме. Там я не получу спасения. Я не получу облегчения. Я приобрету понимание. И мне этого достанет.
Блонди
Вот мы и в Питере. Так можно было бы подумать. Но я думал только об одном: как и где выпить таблетку обезболивающего. Самолет дурацкий. Пять часов лету. Все режимы нарушены. Все болит. Жена нашла таблетку, воду. Разжевал меловую горечь, запил.
Нас встречали Сергей и Аня. Я был знаком с ними по сайту, где торчал уже не один год. И подружились мы на сайте. Вернее, не подружились, а не испытывали чувства неприязни друг к другу. На литературном сайте невозможно подружиться. А прилетел я по приглашению совсем других людей читать стихи в клубе “Платформа”. Ровно за день до перелета почувствовал себя дико плохо. Ползал буквально. Но как-то собрался — и вот мы в Питере.
Ребята быстро, не давая притронуться к сумкам, посадили нас в малюсенькую Анину машинку, и мы поехали. Я глючил конкретно. Но тем не менее рассмотрел водителя. Молодая, живая, неназойливая. Очень привлекательная.
Привычки старого кота неистребимы. Еще обратил внимание на необычный, почти что сливовый цвет глаз. И легкую, пикантную косинку. Линзы, наверное. А может, и не было косинки. Так, померещилось.
На передней панели машины лежала смешная матерчатая лохматая собачка.
— Она хорошая, — сказал я. — Милое животное.
— Угу, она мне тоже нравится, — следя за дорогой, ответила Аня.
Машину она вела хорошо, аккуратно и внимательно. Неистерично. Успокаивающе.
Сложно говорить о том, как прошел остаток дня. Мне надо было подготовиться к выступлению, которое совпало с днем приезда. Как-то подготовился.
В “Платформе” встретился со знакомыми по инету людьми. Все отрывисто было и нервно. Это я сам дергался перед выступлением. Хотя раньше этого никогда не замечал за собой. Но сейчас я был совсем без сил и держался только на кофе и сигаретах. Нормальная диета. Эх-х…
Остальное — как обычно. Проорался в микрофон, подписал книжки. И практически отрубился. Поехали домой к Оле. Она любезно предоставила свое обиталище для нас. Когда подъехали к дому, жена и Оля побежали в “Пятерочку” за продуктами. Я молчал. Аня молчала. Потом придвинулась ко мне, устроила голову на моем плече и взяла меня за руку. Она устала. Может быть, не меньше, чем я. Только в пустоте сознания появилась отчетливая мысль. Аня жалеет меня. Аня пытается прикрыть меня собой, как-то защитить от фатальной внешней угрозы. Я погладил ее волосы. Стало спокойно и умиротворенно.
Подошли девчонки с пакетами. Пошли выгружаться. Мы обнялись с Аней. И долго так простояли. Это было правильно и не вызывало ревности у жены. Это правильно было.
На другой день, вечером уже, пришли все, кто мог прийти. Притащили массу сладостей. А мне по вечерам всегда плохо. Начинает колбасить от химии и плохой работы почки. Я устроился на диване, откинувшись на подушки. Аня сидела рядом.
— Возьми меня за руку, — попросил я.
Аня придвинулась, положила свою руку на мою и стала осторожно поглаживать пальцы, ладонь, запястье. Я посетовал про себя, что у меня не в лучшую сторону изменилась кожа. Она истончилась, стала сухой и мелкоморщинистой. Анина ладонь была красивая, теплая.
Когда я вышел поговорить на кухню с мужиками, Аня последовала за мной. Она так и простояла, прислонившись к столу в другом конце небольшой кухни. В разговор не встревала. Только покуривала изредка.
Она продержалась поблизости от меня весь вечер. Я давно уже растерял привычки мачо и стал просто почти беспомощным человеком. Аня чувствовала это. Мне кажется, что она постоянно думала о том, что я могу упасть. И поэтому была рядом.
В день отъезда Ана появилась утром. Громкая и счастливая какая-то. Принесла подарок моей младшей дочери.
— А это тебе. — И положила мне на колени такую же, как в машине, собачку. Желтую, с мягкими коричневыми ушами. Я растерялся. Мне никогда не дарили игрушек. Дарили все, что угодно, но игрушек не дарили.
— Я назову ее Блонди, как тебе это?
— Пойдет. Очень хорошо.
— Я буду спать с ней. В обнимку.
Ответа не последовало.
Уже дома дочь, попрыгав вокруг изумительно голубого рюкзака, спросила, глядя на Блонди:
— А это кому, мне?
— Нет, — твердо ответил я. — Это моя собака. Мне ее подарили.
Дочь покосилась в сторону неимоверно большой кучи всяких животных, подаренных ей в разное время.
— Ладно. Я поношу ее немного и отдам.
Я согласился. В эту ночь я спал в обнимку с Блонди.
Распад
Вечером, часов в восемь, я хлопнул две таблетки фенозепама. Потом неожиданно часов в десять приехал приятель и привез немного травы. Я заделал косяк и выкурил его. Трава на меня, старого алкоголика, почти не действует. Просто захотелось спать. Утром проснулся не очень весело. Не от травы и не от таблеток. Просто впереди был день, который можно заполнить только чтением простых книжек или инетом. Инет не работал. Кисляк. Спиздили кабель на телефонной линии.
Я зарядил еще один косяк. Выкурил. Слегка помутнело в голове, наступило какое-то фальшивое спокойствие. И я понял, что схожу с ума.
Причем это происходит сегментарно. Сознание делится на несколько частей в этом случае. Первая часть отвечает у здорового человека за его душевное равновесие. Туда влезают здоровые дети и родные, новые автомобили, постоянный достаток, собственное здоровье, успехи на службе. Это обеспечивает то ощущение, которое я помню, — спокойное равновесие. Я даже место могу показать — чуть выше раздвоения груди, как раз над животом. Смешно.
Эта часть, основа, у меня провалилась в бездну. И ее, основы, больше нет. Когда она отсутствует, человек превращается в тревожное, плаксивое существо, которое можно напугать просто грубым голосом. Собственно, я и стал таким человеком. Этот провал с грехом пополам можно залепить каким-то творчеством. В моем случае это стихосложение и правописание. Заметил совершенно отчетливо, что написание чего-либо приводит к облегчению самочувствия и к кратковременному покою. Вроде сделал что-то полезное. Однако это ненадолго. Возвращается страх и безысходность. Бессилие возвращается. Писать много и хорошо любому удается редко. Я эти фокусы знаю, поэтому не пишу просто так, а пишу, когда уже срывает башню. Так точнее и резче получается. Поэтому и стихи такие веселенькие.
А самое интересное, что эта часть сознания, как хорошо отлаженное и отрегулированное оружие, работает без осечек. То есть сумасшествие не добралось пока до этой области. Если оно появится и здесь — все: посадка на наркотики обеспечена. И превратишься в овощ.
Это связано с тем, что нет защиты от страха. Человек всегда пребывает в том или ином состоянии тревожности и небольшого страха. “Как ребенок из школы доберется?” “Ой, а что это за новая родинка темная на правой сиське?” “Ой, а чем завтра оплатить кредит за машину?” И т. д. Ха-ха. Тоже мне страхи.
Когда половина органов не работает, нет надежды прожить и год, когда весь день состоит из мучений, связанных со всякими болями, — вот тогда и приходит настоящий страх. От него некуда деваться. Ружье в сейфе? — не подходит. Тяжелые наркотики — только временно. Трава — тоже дурь несусветная, как и таблетки. Выхода нет. Терпеть постоянное запредельное напряжение не-воз-мож-но. И поэтому я сошел с ума.
Любой нормальный верующий человек тут же скажет: молись чаще. А то я этого не делаю… Каждую минуту Бога вспоминаю. Вру, конечно. Это не совсем так. Но настроенность на это есть, и молитвы читаю довольно регулярно. Помогает. Но бездна открыта. Чаши весов не просто качаются, а перекосились намертво. Даже стрелка не шевелится. Я это вижу. Сумасшедшие видят многое из недоступного.
Мечтаю назад
Мечтать вперед, о будущем — страшновато как-то. Да и о чем можно мечтать? О том, что мои многочисленные друзья и поклонники моих ненормальных поэз и новелл найдут какого-то чудо-врача, у которого есть чудо-пилюльки, и я излечусь от своего хищного недуга? Да еще деньги на это найдут? (Свои давно уплыли.) Так можно мечтать об ангелах, которые поднимут тебя без твоего спроса и потащат куда-то в счастливое далеко. Причем захватят все, что мило сердцу моему: семью, дом, старую теплую кофту, шерстяные носки, компьютер…
