– Я-то здесь при чём? – опешил царь. – Я мешаю их торговле?
– Ну, в общем – да! – понимающе переглянувшись с Лефортом, предположил Егор. – Вернее, пока не мешаешь, а просто представляешь некую угрозу… Вот вспомни сам, сколько торговых кораблей иноземных мы с тобой видели в порту Архангельска?
– Ну, где-нибудь около девяти десятков.
– А сколько из них – под английским флагом?
– Да, половина, почитай! Может – и более…
Лефорт назидательно поднял вверх свой тонкий указательный палец, украшенный золотым перстеньком с лучистым бриллиантом:
– Вот, единовременно – пятьдесят английских торговых кораблей! Единовременно! Лён, ворвань, дёготь, поташ, строевой лес, пиленые доски, меха… Это очень серьёзные деньги, милый мой Питер, очень серьёзные…
– А ты, мин херц, собрался заложить на Балтийском море порт, корабли строить – и военные, и торговые. Следовательно, желаешь оставить купцов аглицких без куска хлеба! – подхватил эстафету Егор. – За что же англичанам любить тебя?
– Действительно, не за что! – подумав с минуту, согласился Пётр.
Интересный и познавательный разговор был прерван осторожным стуком в дверь: это старательный Солев притащил просимые Петром крепкие алкогольные напитки.
– Что достал? – несколько раз щёлкнув ключом, строго спросил Пётр.
– В той пузатой бутыли, где якорьки, там ромус ямайский. А во второй, Прокофий Савельевич, водка австрийская, грушёвая, крепкая…
– Какой я тебе к свиньям – Прокофий Савельевич? А, ну да, ну да… Иди, братец, иди. Вот тебе рубль серебряный – за усердие…
Глава четырнадцатая
Голубые пушки, картошка и ловушка
Они дружно выпили весь ром ямайский, сверху рома – усугубили водкой грушевой, после чего и решили единогласно – что дальше делать.
– А ничего делать и не надо! – подвёл Егор жирную черту под этим разговором. – Чего такого случилось-то? Три польских жулика решили ограбить наших ребят посольских. Да только вот те оказались не робкого десятка: сопротивлялись, даже попытались задержать татей. Ну, убили до смерти всех поляков – в жаркой скоротечной схватке, бывает… Что из того? Вот вам трупы злодеев, забирайте, хороните, Бога ради… К волонтёру Петру Михайлову приставим дополнительную охрану. Главное, что дьяк Прокофий Возницын совершенно никого не интересует! Ещё отпишем князю-кесарю, чтобы «тройника» чаще демонстрировал – всем подряд, включая послов иноземных… Допустим, что нашего Петра Михайлова вороги убьют, всё же. Подумаешь! Честно признаемся, что, мол, это был обычный «двойник», а настоящий-то царь – он на Москве остался, занимается делами государственными, нешутейными…
Все важные и секретные документы были быстро и успешно подписаны. С одной стороны – Великими послами русскими: генералом Лефортом и полковником Меньшиковым Александром Даниловичем, с другой – славным курфюрстом бранденбургским Фридрихом. Царь (он же – Прокофий Возницын) на подписание этих договоров не поехал, мотивируя это следующим:
– Как я подписываться буду? «Возницыным»? Не дождётесь, гордыня не велит мне! А вдруг начертаю: «Царь Пётр»? Что – тоже нехорошо? Не угодишь вам! Вот тогда и скажите курфюрсту любезному, что, мол, дьячок-то занемог – зубами мается сильно… Я же за город отъеду до самого вечера: договорился уже с фон Принцем, постреляем с ним немного из полевых пушек…
Уехал Пётр на стрельбища пушечные – в сопровождении двух опытных и проверенных Егоровых сотрудников, да и пропал бесследно – не вернулся к ночи в Кёнигсберг…
Ранним утром Егор, ругаясь матерно сквозь зубы, трясся в хлипкой карете по местным просёлкам в поисках высокородной пропажи…
– Куда править-то, господин полковник? – искренне недоумевал сидящий на козлах Матвей Солев. – Тут столько дорог и перекрёстков, враз заплутаем!
– Слышишь, гремит дальний гром? – посоветовал Егор через открытое окошко. – Вот и двигай уверенно – на эти звуки. Не иначе, оно там и есть – стрельбище…
Через час прибыли, всё же, на нужное место. Открывшаяся картинка однозначно засвидетельствовала: царь пребывает в добром здравии. В чистом поле в один ровнехонький ряд было выстроено полтора десятка бранденбургских полевых мортир и гаубиц, на различном удалении от пушек были выставлены большие деревянные щиты, для чего-то старательно выкрашенные в жёлто-синюю полоску. Между артиллерийских орудий суетливо перемещалась длинная сутулая фигура в тёмно-коричневой одежде, держащая в руке короткий горящий факел, чуть в стороне застыла пёстрая группка людей, состоящая из сорока-пятидесяти человек.
Вот гаубицы и мортиры – одна за другой, окутались белыми облачками дыма, с двухсекундным отставанием загремела бодрая канонада, три ближних полосатых щита разлетелись в мелкие щепки…
Егор несуетливо вылез из кареты, огляделся по сторонам. Одни пушкари в бранденбургской форме усердно прочищали длинными банниками жерла орудий, другие поливали охлаждающим уксусным раствором горячие пушечные стволы, третьи готовили к следующему залпу новые пороховые заряды, ядра и специальные гранаты, начинённые картечью. Пётр о чём-то увлечённо и запальчиво спорил с фон Принцем, недалеко от спорщиков неподвижно застыли Егоровы сотрудники – с масками вселенской скорби на лицах. Под глазом одного охранника красовался свежий бордово-синий фингал, у другого была наспех перевязана голова.
«Понятное дело! – догадался Егор. – Ребята в соответствии с полученными строгими инструкциями, настойчиво уговаривали царя вернуться обратно в Кёнигсберг. Вот и доуговаривались, бедняги…»
– Доброго здоровья вам, Прокофий Савельевич! – как ни в чём не бывало приветствовал он Петра. – Смотрю, есть успехи? Вона, аж целых три щита, крепких таких, превратились в полную труху!
Царь самодовольно и гордо усмехнулся:
– Да, уже научился попадать метко! Кстати, при камер-юнкере можешь меня величать именем настоящим, он – свой…
– Ты, милый Питер, настоящий бомбардир! – тут же льстиво, на немецком языке, заявил бранденбургский напомаженный красавчик, только небрежно кивнувший царскому охранителю головой – в знак приветствия.
Егор мысленно заскрипел зубами, но удержался от грубого слова, наоборот, спросил очень спокойно, практически елейным голосом:
– Что ж ты, Пётр Алексеевич, ночевать не вернулся в город? Мы уже начали беспокоиться: ночи-то ещё холодные… Не замёрз часом, милостивец?
Царь шумно и недовольно засопел, смущённо покосился в сторону юного камер-юнкера, неуверенно пояснил:
– Да тут у фон Принца, совсем недалеко, выстроен этот… Охотничий домик. Там и скоротали ночь, у жаркого камина. Ты, Алексашка, не отвлекай сейчас, мне к следующей стрельбе надо готовиться…
Егор покладисто отошёл в сторону, сел на ящик из-под картечных гранат, нетерпеливым жестом подозвал к себе сотрудников, пострадавших от царского гнева, скупо посочувствовал:
– Эк, как вам досталось, родимые! Ничего, бывает, служба… Получите потом от меня денежное вспоможение, по три рубля серебряных… Молчите уж, недотёпы! Подробности меня совсем не интересуют. Прямо сейчас возвращайтесь в городок, поручику Бровкину передайте следующее…
Уже поздним вечером, на малиновом закате, царь, видимо, сильно притомившись от пушечных и иных утех, согласился вернуться на ночлег в Кёнигсберг. Ехали молча, глядя в противоположные каретные окошки.
– Мин херц, а почему эти щиты деревянные, в которые ты палил из мортир да гаубиц, полосатые все? – невинно спросил Егор, которому эта затянувшая молчанка уже порядком приелась и надоела. – Жёлто-синие какие-то…
– Это цвета королевства шведского, – вяло и неохотно ответил Пётр и строго посмотрел на Егора. – Это всё, охранитель, о чём ты хотел спросить? Нет? Тогда – спрашивай!
– А когда мы дальше поедем? Все важные, секретные до невозможности бумаги уже подписаны, можно и в путь трогаться…
– Когда велю – тогда и тронемся! – жёстко заявил царь, помолчал немного, подумал и добавил: – Через неделю, наверное… Яшка же Брюс обещался нас догнать? Вот, дождёмся его, и – проследуем…
Ещё минут через десять Пётр произнёс – как бы между делом, неотрывно глядя в каретное оконце:
– А этот камер-юнкер – малый хороший и занятный… Может так статься, что я его с собой захвачу…
– Воля твоя, государь! – почтительно кивнул головой Егор, а про себя подумал: «В нашем гадюшнике российском только что и не хватает фаворитов-педрилл! Хрен тебе, мин херц, а не фон Принц смазливый, перебьёшься…»
Отложив отъезд Великого Посольства на неопределённое время, царь (Егор – на этот раз лично выступал в качестве надёжного охранника) ещё двое суток развлекался в обществе напомаженного камер-юнкера: днём – на артиллерийском стрельбище, ночью – в охотничьем домике, у жаркого камина, на шкуре медвежьей…
На утро третьего дня неожиданно выяснилось, что полностью закончился порох, да и ядер с гранатами осталось – кот бранденбургский наплакал.
