– Мое, если тебе требуется защита, а он не может ее обеспечить.
– Теперь ты разыгрываешь эксперта в деле защиты семьи? Идеального старшего брата? После семи лет полного забвения? После семи лет полного самоустранения? Где ты был, когда меня выдавали за Данблейда?
Он откладывал в памяти выпавшие карты в каком-то казино, делая вид, будто не знает, где его сестра. Что делает. За кого выходит замуж. Почему. Какая ирония в том, что казино, скорее всего, принадлежало Найту!
– Лавиния, – попытался объяснить Кросс, – столько всего случилось, когда умер Бейн. Ты ведь многого не знаешь.
Она презрительно прищурилась:
– По-прежнему считаешь меня маленькой девочкой? Думаешь, я чего-то не знаю? Думаешь, не помню ту ночь? Нужно ли напоминать, что я была там. Не ты. Я. Это я отмечена шрамами в память о случившемся. Отмечена по сей день. И это ты был главным действующим лицом в тот вечер.
Лавиния переступила с ноги на ногу, и он заметил мелькнувшую на лице гримаску боли, когда она оперлась на красивую резную трость.
Кросс подошел к стулу, снял с него стопку книг:
– Пожалуйста, сядь,
Она застыла на мгновение. А когда заговорила, слова зазвенели льдинками:
– Я вполне могу постоять. Пусть и хромая, но я не калека.
Черт бы все это побрал! Неужели он ничего не способен сделать как следует?
– Я никогда не имел в виду… конечно, ты можешь стоять. Я просто подумал, что тебе будет удобнее…
– Я не прошу тебя заботиться о моих удобствах или облегчать мне жизнь. Я требую, чтобы ты держался от меня подальше. И пришла сказать тебе именно это. Я не позволю тебе договариваться с Найтом за моей спиной.
Гнев мешался в нем с досадой:
– Боюсь, что решение принимать не тебе. Я не позволю, чтобы ты принесла себя в жертву Найту. Если, конечно, это зависит от меня.
– Ты не имеешь права вмешиваться.
– Имею полное право. Нравится тебе или нет – это мой мир, и ты моя сестра.
Кросс помедлил, подбирая слова. Не желая говорить их, но зная, что обязан.
– Найт воюет с тобой, желая досадить мне.
Лавиния свела брови:
– Прости. Не поняла.
В этот момент Кросс ненавидел себя почти так же сильно, как ненавидел выражение ее глаз: подозрительность и недоверие.
– Ему нужен я, Лавиния. Не ты. Не Данблейд. Диггер знает, что угроза тебе – самый быстрый способ добиться желаемого от меня.
– Почему он так считает? – фыркнула Лавиния. – Ты в жизни о нас не думал.
– Это неправда! – вскинулся Кросс.
Она снова переступила с ноги на ногу. И он не мог удержаться, чтобы снова не взглянуть на ее трость. Ему хотелось увидеть ее ногу. Кросс знал, что нога у нее болит. И хорошо заплатил докторам, чтобы те объяснили ему суть увечья, которое она получила семь лет назад, и ее нынешнее состояние.
– Лавиния, – начал он, – пожалуйста, сядь. Мы это обсудим.
Она не села.
– Мы страдаем из-за тебя.
Сестре неважно, что они страдали из-за слабоволия ее мужа. Будь Кросс не Кроссом… не имей он в прошлом отрицательного опыта отношений с Найтом… все были бы в безопасности.
– Он угрожает тебе, чтобы добраться до меня. Это ты держись от него подальше. Я справлюсь с ним. Мне нужно четыре дня.
– Чего он хочет?
«Мой титул. Мое имя. Наследие твоих детей!»
– Это неважно.
– Конечно, важно.
– Нет. Неважно, потому что он этого не получит. И тебя тоже не получит.
Что-то блеснуло в карих глазах Лавинии, что-то близкое к ненависти. Она грустно рассмеялась:
– Полагаю, мне не стоит удивляться. В конце концов, моя боль – результат твоих поступков. Не так ли? Почему сейчас все должно быть по-другому?
Между ними воцарилось напряженное молчание. Слова словно протянули между ними нить. Тяжелые слова… их вес был знаком и невыносим, как и в ту ночь, семь лет назад.
«На его месте должен был быть ты…»
И пронзительные вопли матери.
«Если бы только на его месте был ты…»
И крики боли Лавинии, когда хирурги делали что могли, чтобы совместить поломанные кости, промыть раны и избавить юное хрупкое тело от лихорадки, пожиравшей ее. Угрожавшей молодой жизни.
Угрожавшей рассудку Кросса.
Он хотел сказать ей правду. Что в ту ночь он терзался угрызениями совести и страхом, что снова и снова жалел, что не сидел в том экипаже. Тогда Бейн остался бы дома. Сильный, спокойный, умный Бейн, который никогда бы их не покинул. Никогда не позволил бы ей выйти за Данблейда.
Что лучше бы погиб Кросс, и тогда все сложилось бы иначе.
Но слова не шли с языка.
Вместо этого Кросс сказал:
– Я все исправлю. Он больше никогда тебя не побеспокоит.
И снова этот смех, ненавидящий и оскорбленный, в котором звучало больше опытности, чем следовало:
– Пожалуйста, не надо. Ты слишком хорошо умеешь причинять неприятности и очень плох в их исправлении. Я не желаю, чтобы ты вмешивался в мою жизнь. Я сама с ним справлюсь.
– Он не примет тебя, – сообщил Кросс. – Это часть нашей сделки.
– Как ты посмел заключать с ним какие-то сделки за моей спиной?
Он покачал головой и сказал правду. Потому что устал ее замалчивать.
– Он сам пришел ко мне, Лавиния. И как бы ты ни хотела считать иначе, я не мог позволить ему ранить тебя. И никогда не позволю.
Должно быть, его слова подействовали, но он никогда не узнает правды, поскольку в этот момент послышался громкий стук с противоположной стороны большой картины, висевшей на стене его кабинета. Он знал, что там, так как знал, куда ведет потайной ход. И с такой же уверенностью знал, кто стоит в нескольких дюймах от его кабинета.
Подняв руку, чтобы заставить сестру замолчать, он обошел стол, схватился за край массивной позолоченной рамы и дернул, открывая потайной вход, а заодно и явив миру перепуганную Филиппу Марбери, которая вывалилась из прохода и едва успела схватиться за ближайший стол, перед тем как выпрямиться и обвести взглядом присутствующих.
Не растерявшись, она поправила очки и, пройдя мимо него, сказала:
– Добрый вечер, леди Данблейд.
И только потом окинула Кросса холодным голубым взглядом и торжествующе водрузила кости на край большого письменного стола.
– Вы, сэр, лгун и обманщик. И я не позволю себе приказывать, как призовой гончей!
Последовал момент общего потрясенного молчания, в течение которого челюсть Лавинии сама собой отпала, а Кросс задался вопросом: как получилось, что его спокойная, размеренная жизнь так бесповоротно вышла из-под контроля?
Его Лавиния оказалась Лавинией, баронессой Данблейд. Леди.
Удивительно, как общество игнорировало тех, кто стал жертвой несчастного случая. Леди Данблейд, конечно, не обходилась без помощи трости. Но теперь, когда она стояла в кабинете мистера Кросса, Пиппа гадала, как можно было не обращать внимания на леди. Если не брать в расчет увечье, она была высока и красива, с чудесными рыжими волосами и карими глазами, которыми Пиппа не могла не восхищаться.
