поносы и отделяя таких больных от чистых ран и свежих раненых».
В результате этой напряженной и исключительно настойчивой работы, в которой Пирогову усердно помогали воодушевленные примером своего учителя его ученики и сподвижники, в симферопольских госпиталях был наведен известный порядок.
По инициативе Пирогова был издан приказ военного губернатора Симферополя и гражданского губернатора Таврической губернии графа Н. В. Адлерберга о внедрении в симферопольском госпитале требований, основанных на его личном опыте предупреждения развития массовых раневых осложнений и передачи заразных болезней.
В строгом приказе губернатора, который был подписан Адлербергом 7 декабря 1854 г., подробно перечислялись необходимые мероприятия, разработанные Пироговым. Там говорилось:
«Вследствие представленного мне мнения г. профессора Пирогова… строжайше предписываю к непременному исполнению:
– Распределять больных и раненых в различных госпитальных отделениях так, чтобы одержимые нечистыми и гангренозными ранами, поносами и тифом были совершенно отделены от других в дома, отдаленные от центра города.
– Г.г. ординаторам, как военным, так и гражданским, под опасением строжайшей ответственности, неусыпно наблюдать за… отделением больных, одержимых антоновым огнем и… заразными болезнями.
– При перевязках ран… открывать окно или форточки… где лежат раненые.
– Уничтожать все губки, до сего времени при перевязках ран употреблявшиеся, заменив их для омовения ран чайниками…
– Не менее двух раз окуривать палаты хлором.
– Переменять матрацы по крайней мере раза четыре и более в неделю.
– Распределив, как выше сказано, больных, одержимых антоновым огнем, тифом и поносом, в особенных домах, при каждом новом транспорте из Севастополя раскладывать вновь прибывших не иначе, как после предварительного осмотра… почему при складочном пункте должен состоять особый медик…» [130].
Деятельность Пирогова в Симферополе, по воспоминаниям одного из его помощников, доктора В. С. Кудрина, «…была полна, можно сказать, самой юношеской энергии, и он работал без устали, не имея никогда определенного времени для обеда; нам, ближайшим сотрудникам и ученикам, оставалось только всеми силами подражать любимому наставнику, относившемуся к нам строго и требовательно по службе, но всегда очень радушно в частных беседах по вечерам за чаем…» [131].
* * *
28 ноября 1854 г. в Симферополь прибывает первый отряд сестер, состоящий из 28 женщин, во главе со старшей сестрой А. П. Стахович, в то время как отряд английских сестер милосердия под руководством Флоренс Найтингейл прибыл в район Балаклавы в начале 1855 г.[113].
Первый отряд сестер был вначале оставлен обслуживать раненых в Симферополе. В письме жене от 6 декабря Пирогов пишет, что прибывшие сестры «…ревностно принялись за дело; если они так будут заниматься, как теперь, то принесут много пользы. Они день и ночь попеременно бывают в госпиталях, помогают при перевязке, бывают и при операциях, раздают больным чай и вино и наблюдают за служителями и смотрителями и даже врачами. Присутствие женщины, опрятно одетой и с участием помогающей, оживляет плачевную юдоль страданий и бедствий» [132].
Нельзя не добавить, что именно Пирогов положил начало в военно-полевых условиях поить раненых чаем с сахаром и давать им вино. Все это приобреталось на пожертвованные для этого деньги, находившиеся в распоряжении Пирогова.
В конце ноября Николай Иванович получил из Петербурга письмо от статс-секретаря А. Л. Гофмана, который сообщал о прибытии еще 60 сестер милосердия, присланных по инициативе теперь уже императрицы Александры Федоровны. Это были представительницы сестринского общества «Сердобольные вдовы», обитательницы петербургского Вдовьего дома, обученные уходу за больными.
В письме от 24 ноября 1855 г. Пирогов писал Гофману: «Лучшим свидетельством их самоотвержения служит то, что 12 вдов кончили свое существование, впав в болезнь от госпитальных занятий и заразы»[114]. Распределение вдов также поручалось Пирогову.
Чтобы избежать столкновений между двумя группами сестер, принадлежащих различным ведомствам – Крестовоздвиженской общине и обществу «Сердобольные вдовы», – Пирогов, в подчинение которого они были направлены, предполагает их размещать отдельно. Сестер Елены Павловны он намеревается направить в Севастополь, в Бахчисарай и Карасу-Базар, а вдов, направленных императрицей Александрой Федоровной, когда они приедут, оставить в Симферополе.
Однако, несмотря на то что сестры, по выражению Пирогова, «поставили госпитали вверх дном», до порядка было еще очень далеко.
Вскоре большая часть прибывших сестер Крестовоздвиженской общины заболела сыпным тифом, от которого четыре сестры умерли. Место их заняли сестры из группы «Сердобольных вдов». Деятельность выздоровевших сестер продолжилась в Бахчисарайском госпитале. Нельзя не вспомнить, что за время Крымской войны погибло от болезней и ран 17 сестер милосердия.
* * *
Новый, 1855 год Пирогов собирался встретить в кругу своих коллег. Однако он не мог отказаться от приглашения командира Одесского полка полковника Скюдери. Николай Иванович сочно описал это новогоднее празднество, фрагменты которого нельзя здесь не привести.
«Начался обед, да еще какой! Было и заливное, и кулебяка, и дичь с трюфелями, и желе, и паштеты, и шампанское. Знай наших, а еще жалуемся на продовольствие, говорим, что у нас сухари заплесневели. Кабы французы и англичане посмотрели на такой обед, то уже бы, верно, ушли, потеряв надежду овладеть Севастополем».
Этот обильный стол в то время, когда в Севастополе испытывались значительные трудности со снабжением, действительно не мог не удивить Николая Ивановича. Но затем он был восхищен, глядя, как весело и беззаботно живет русский человек на войне, где рядом ходит смерть…
После застолья все вышли из землянки на свежий воздух в первую новогоднюю ночь 1855 г. К ним присоединились офицеры и солдаты из других землянок. Несмотря на то что продолжалась осада, и шла война, и ей каждый день приносились жертвы, все были оживлены и веселы. Пирогов красочно описывает это общее веселье: «Снег падал крупными хлопьями. Нас окружали побелевшие горы, вдали на горах виднелся неприятельский лагерь… слышались пушечные выстрелы. Здесь образовался круг из музыкантов, певчих и офицеров, а в середине этого круга, в грязи по лодыжки, поднялась пляска… хозяин, полковник с подвязанной рукой и батальонный командир стали также в ряды танцующих. Завязался пир горой… здесь отваливали трепака, пускались вприсядку, а один солдат, выворотив наизнанку нагольный тулуп, даже ходил в грязи вверх ногами и так пятками пощелкивал, что любо-дорого было смотреть».
Завершился этот пир тем, «что всех гостей начали качать в воздухе, запивая эти движения шампанским; меня также раза три подняли на воздух так, что я боялся, чтобы в грязь не шлепнуться… я был от души весел» [133].
Вот так отмечало русское воинство, оборонявшее Севастополь, приход нового, 1855 года, который ничего хорошего им не сулил. Иначе встречал его главнокомандующий А. С. Меншиков, названный ранее Пироговым «судьбой Севастополя» – теперь уже известно, что плохой: «Что же делалось у нас, в главной квартире? С утра Меншиков запер ворота на замок и, подобно мне, не принимал и не отдавал визитов;
