– Смерть – лишь ступень, – спокойно ответил охотник. – Коли ступишь на нее твердой стопой, себя сохранишь. А коли испугаешься да споткнешься, себя потеряешь.
– А я ведь в людей стрелял, – сказал Глеб, глядя на огонь. – И даже попал. Как знать, может, те два газара уже умерли от потери крови или сепсиса. Если так, то я – убийца.
Громол покосился на Глеба.
– Об этом после подумаешь, когда в Хлынь с пробуди-травой воротимся. А сейчас держи ум хладным. Таперича здесь каждый от каждого зависит, и мысли тоскливые я в твою голову не допущу.
Глеб вздохнул, повернулся и отошел от жертвенного костра. Смотреть на дымящиеся птичьи трупики не было никакого удовольствия.
Перед тем как двинуться дальше, Громол учил своих спутников:
– Помните: коли в Гиблом месте помрете, упырями станете. И кусать себя ядозубым упырям да оборотням не давайте. У них слюна гнилая – отравит, в нежить обратит.
– А как насчет темных нелюдей? – поинтересовался Глеб. – Они так же опасны, как оборотни?
Громол нахмурился.
– Этих мало кто видал. Сказывают, они, как люди, но уродством обезображены. У кого четыре руки, у кого – две головы. У кого – голова шакалья, а у кого – совиная. Один промысловик рассказывал мне, что они ненавидят людей. Как бы то ни было, но думаю, что они опаснее оборотней.
– Почему? – поинтересовался Крысун.
– Потому что оборотни – звери. Упыри и того хуже. А нелюдь разумна и хитра. И оружием умеет пользоваться не хуже нас с вами.
Васька вздохнул и неуклюже перекрестился:
– Господь Иисус, обереги нас от лесной нелюди!
Крысун взглянул на него неприязненно.
– Боишься, оголец? – ехидно поинтересовался он.
– Убоялся бы, кабы в Иисуса не веровал, – спокойно ответил Васька. – А еще меня Осьмий защищает. Чего мне бояться?
Крысун хотел сказать что-то едкое, но Громол его перебил:
– Я забыл еще про одно сказать. Слышал я от промысловиков и отчаянных людей, что близ погостов кишеньских живет смерть-баба. Одни называют ее Ягой, другие – Мамелфой. Живет она в домовине надмогильной. Домовина ее стоит на двух столпах. Не знаю – правда то или нет, но сказывают, что, ежели с Мамелфой договоришься, быть тебе целу. А ежели нет – она на тебя всех упырей кладбищенских спустит.
– А как с ней договориться? – спросил Крысун.
– Нужно сердце свое живое в залог оставить. А взамен даст тебе Мамелфа-Яга мертвое. И будешь ты ходить по свету с мертвым сердцем, покуда обратно его у Мамелфы не обменяешь.
– Жуткая сказка, – улыбнулся Глеб. – Ты ведь сам ее не видел?
– Не видел.
– Ну, тогда и говорить о ней нечего. Я готов поверить в упырей и мутантов, но в то, что у человека можно вынуть сердце и вставить ему взамен мертвое… – Глеб покачал головой: – Нет, этого не бывает.
– Пусть боги сделают так, чтобы ты был прав, – сказал охотник. – Ну, все. Погребальный костер догорает, нужно собираться в дорогу.
…Берег реки все гуще затягивался камышами и рогозом. Деревья все ближе подступали к кромке воды. Путникам приходилось дальше и дальше забирать в лес.
Глеб, натерев с непривычки ноги, плелся, прихрамывая, позади всех. Айсарана шла то возле него, то прибавляла шагу и нагоняла Ваську Ольху.
Они прошли еще несколько верст, когда Айсарана решилась заговорить с Васькой.
– Слышишь, Ольха, – заговорила она смущенно.
– Ась? – откликнулся Васька.
– Я сказать тебе хочу.
– Ну, говори.
– Я тебя из жалости любила.
Несколько шагов они прошли молча. Потом Васька вздохнул и сказал:
– Я знаю.
– Но больше я тебя не жалею.
– И это знаю.
Еще несколько шагов прошли они в молчании.
– Ты меня теперь совсем не любишь? – спросил Васька.
– Я хотела бы тебя любить. Но сердце мое прикипело к Глебу. Он мне во сне снится.
– Мне тоже много всякого снится, – хмуро сказал Васька. – Ну и что с того?
– Я по нему томлюсь. И я о нем думаю. Все время. Даже когда с тобой…
– Молчи. – Васька болезненно поморщился. – Прошу тебя, не говори ничего. Мне почему-то больно. – Васька сжал кулаки. – Я на тебя злюсь, – глухо проговорил он. – Я могу тебя убить, Айсарана. И его могу убить.
Васька закусил губу. Айсарана еще немного прошла с ним, потом отстала и поравнялась с Глебом.
– Глеб, – тихо позвала она.
– Что? – отозвался Орлов, не поворачивая головы.
– Ты красивый. Зачем ты родился на свет? Не было бы тебя, я бы не мучилась.
Орлов покосился на нее с удивлением.
– Если бы меня не было, газары сожгли бы тебя на костре.
– Пусть бы лучше сожгли, – с болью в голосе сказала Айсарана. – Я смерти не боюсь. Но ты меня измучил.
– Что-то я тебя не понимаю, Айсарана. Ты ведь спишь с Васькой Ольхой. И вроде у вас все хорошо. Вы оба счастливы.
Айсарана покачала русоволосой головой.
– Я Ваську любила из жалости, – сказала она негромко. – Это не по-настоящему. А тебя… Тебя я люблю телом. Оно по тебе тоскует. Каждую ночь. – Айсарана вздохнула: – Я ничего не могу с собой поделать.
Глеб нахмурился:
– Опять начинаешь?
– Почему ты не можешь меня любить, чужеземец?
– Я уже говорил тебе. А сейчас появилась еще одна причина.
– Ты говоришь про Ваську?
– Да.
– Я ему все объяснила. Он сейчас зол, но потом остынет.
Айсарана взяла Глеба за руку.
– Сердце мое болит из-за любви к тебе, – трогательно проговорила она. – Я просила богов и духов вырвать тебя из моего сердца. Но моя любовь сильнее духов и богов. Поцелуй меня, чужеземец!
Глеб осторожно высвободил руку.
– Айсарана, я не могу. Если я тебя поцелую, значит, я согласен принять твою любовь.
– У меня высокая грудь, крепкие бедра, длинные ноги и красивое лицо. Крысун поедает меня глазами. Даже Громол не смотрит на меня равнодушно.
Айсарана обвила талию Глеба тонкой сильной рукой.
– Это ведь не потому, что я атыкай-самана? – хрипло и взволнованно проговорила она. – Многие русичи думают, что лесные девушки подобны волчицам. Но я человек. Вот, смотри! – Она взяла руку Глеба и положила ее себе на грудь. – Ты чувствуешь? Мое сердце бьется быстро-быстро, и это потому, что ты рядом. Я готова умереть ради тебя!
– Пойми, я люблю другую, – сказал Глеб. – Я люблю княжну. И для нее иду за пробуди-травой.
По лицу Айсараны пробежала тень.
– Не говори о ней! – скороговоркой произнесла она. – Княжна не достойна твоей любви! Вот увидишь: она откажется от тебя!
– Ты не можешь это знать, – отрезал Глеб.
– Могу! Когда женщина любит, сердце ее делается вещим!
Глеб усмехнулся.
– И что же предсказывает твое сердце? Мы поженимся и будем жить долго и счастливо?
Айсарана нахмурилась и покачала головой:
– Нет. Один из нас умрет. Мы должны любить друг друга, пока мы оба живы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
