Трюка не договорила. Не договорила, потому что я не выдержала и бросилась на неё, в надежде вцепиться в её белоснежную гриву. Я забыла, что у меня не двигаются пальцы, но если бы они только двигались, если бы только двигались!
— Маленькая дрянь! Стерва, голубая кобыла, треклятая кляча, рогатая уродина, копытная мерзость! — я искала в себе слова — самые обидные, самые черные, самые злые. Мне хотелось уязвить её — в самое сердце. Чтобы каждый звук сказанного мной проник в глубину её души, в глубину самой искры — и засел там навеки.
Я обрушилась на Трюку, а потом перед моими глазами померкло.
Глава 18
Как оказалось, не только аномалии умеют создавать этот… этот мир? Черный, пустой, не похожий даже на пустыню — лишь на комнату, заполненную невесомостью. Вот только на этот раз подо мной не было черной, густой, как тина, мглы, было нечто другое. Не менее страшное, не менее опасное и очень спокойное.
— Трюка… — дрожащим голосом произнесла я, когда передо мной появилась фигура голубого единорога. Она была некой помесью того, какой я видела её в мире снов Лекса и тем, какой была на самом деле. Лошадь, одновременно перекликающаяся с своим сказочным образом и плюшевой игрушкой, притаившейся на компьютерном столе.
Её глаза уже не буравили меня, скорее наоборот — искрили, желая заставить меня вспыхнуть. Рог ярко засветился, а в меня ударил луч.
Не пронзил насквозь и на том спасибо. Я рухнула на… не знаю, здесь нет того места, которое можно было бы назвать полом. Бухнулась всей массой своего тела в пустоту, повисла в невесомости, тщательно стараясь встать на ноги. Не получилась.
Словно тогда, когда была у Дианы на столе, я ползала на карачках, ища в себе силы управиться с непослушным телом. А оно, кажется, как будто издевалось надо мной. К горлу подкатил тошнотворный ком.
Непреодолимая сила, которой я попросту не могла сопротивляться, подхватила меня, словно пустой мешок, встряхнула, помотав из стороны в сторону. Я видела перед собой завитой рог, пульсирующий, осветившийся, налившийся силой, готовящийся к удару.
Свет! Свет моей искры, ведь именно он тогда помог мне расправиться с Юмой! А ещё я черпала искру — из посторонних источников. Диана, кажется, что-то говорила о том, как это возможно, но я уже не помню. Воспоминания о нашем разговоре с ней время от времени мутировали, обращаясь отрывками фраз, высокомерными ухмылками, теперь уже ничего не значащими укорами…
Луч, пульсирующей волной ринулся ко мне, а я отвела его в сторону — не так легко, как думалось. Руку обожгло, дернуло в сторону, чуть не вырвав совсем, а я вновь оказалась в воздушном нечто. Сила решила отпустить меня — будто на всякий случай.
Копыта мелькнули у меня перед глазами, стоило мне только оказаться на своих двоих. Полыхнули яркими искрами, ослепили, прежде чем стукнули по лбу, вновь опрокинули. Я взвыла — от боли, обиды и злости.
— Тварь поганая! Синяя гнилушка, безротая чудомарина! — ругательства так и лились из меня, но уже впустую, словно потеряли из виду адресата. Словно я бубнила себе под нос ничего не значащие слова, словно…
Наш бой не закончился. Второго удара мне удалось избежать, отскочив в сторону. Я ухватила свет своей искры — прямо за кончик, дернула в сторону, а в моей руке образовался хлыст — почему-то некстати вспомнилась Юма и Аюста.
Мне хотелось излупить Трюку, не оставить на ней живого места, заставит её… заставить её что?
Прежде чем я задумалась над этим вопросом, солнечный хлыст прошелся несколько раз по спине голубой единорожки, обвил её вокруг туловища, сжался. Моих ушей коснулось лошадиное ржание, полное боли. Восторг в тот же миг не дал мне расслабиться. Ага, проняло таки! Знай наших!
Радовалась я слишком рано. Уязвленная Трюка пылала алым пламенем — в прямом смысле этого слова. Будто бы вся злость и обида, скопившаяся относительно моей персоны вдруг потребовала выхода — прямо сейчас. Меня подхватило — как мешок картошки, за шиворот куртки, хорошенько тряхануло. Я поерзала, пытаясь выскользнуть из своей одежды — тщетно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты! Посмела! Ударить! Великую и Могущественную! Трюку?
Голос единорожки громом пророкотал где-то над головой. Её рог, помимо алого сияния, окружавшего Трюку, окрасился нежно фиолетовым свечением, аурой волшебства — казалось, ещё мгновение и я смогу увидеть магические руны и…
Меня резко швырнуло в сторону. Стена, кирпичная, кажется, волшебная и созданная только что при помощи магии, немилосердно встретила меня, заставила охнуть. Боль не замедлила отозваться — сразу и во всём теле.
Теперь меня уже держали не за шиворот, теперь меня сжимал могучий, невероятной силы кулак, в надежде раздавить меня, выжать, как лимон. Трюка медленно шла ко мне, наслаждаясь моментом. Как… словно как Юма.
Ей хотелось видеть мои слезы, видеть, как я прошу у неё пощады. Прошу прощения, роняю последние остатки гордости — чтобы они проросли очередным потоком Трюкиной самоуверенности. Она терпеливо ждала — молча, не желая нарушать устоявшуюся тишину. Только бы не вскрикнуть, не доставить ей удовольствия, только бы…
А вдруг, я сейчас умру? Вдруг мне, победившей Юму, уготована судьба быть раздавленной за пределами этого мира какой-то плюшевой игрушкой? Почему у неё такие силы, откуда у неё такие силы? Почему я так не могу? А что, если…
Меня сдавило ещё сильней. Видимо, чаша терпения Трюки была переполнена, а я почувствовала, что больше не выдержу. Что ещё мгновение — и мои легкие разорвутся от крика. Я выдохнула, засипела, а кулак разжался — словно единорожк посчитала мысль о том, чтобы добить меня, ниже своего достоинства. Держась на расстоянии, она смотрела — снизу вверх, на то, как я скорчилась на полу, как я дрожу — от злости, ненависти и обиды. И имела глупость повернуться ко мне спиной.
Силы, верно, ждавшие именно этого момента, вернулись ко мне — всего лишь на секундочку, но мне этого хватило. Взвившись, словно вихрь, оказавшись на ногах я бросилась на неё — сзади. Ухвачу за гриву, усядусь на спине, обкатаю эту паршивую лошадь, чтобы познала, что наездник в этом доме — я! Что она…
Трюка словно знала, что я буду делать. Ей не пришлось разворачиваться — удар обоих задних копыт покончил с нашей произвольной дуэлью. Покончил — и выкинул меня обратно в реальность…
***
Я лежала, раскинув руки в разные стороны. Лежала и всё никак не могла понять, почему потолок был так близко? Я попыталась пошевелиться — хотя бы рукой, хотя бы головой — ничего не вышло. Словно во мне и никогда не было искры, словно я этого никогда не делала. Хотелось подняться, отряхнуть налетевшую пыль — она кружила надо мной в своём причудливом танце, тут же оседая, желая укрыть меня своим душным серым покрывалом. Я умирала — Трюка, всё-таки, нашла способ, как избавиться от меня.
Еще десять минут назад я сыпала на её голову страшные проклятия, с трудом глотая горькие слёзы. Мне было… обидно? Мне не хотелось умирать, мне ведь просто хотелось жить, за что она так — со мной? Возможно, я где-то допустила ошибку, возможно я сделала что-то не так и навредила Лексе. Но он бы не одобрил того, что сделала голубая Единорожка.
Я проклинала, а потом вдруг поняла, что во всём виновата сама. Это я первой набросилась на неё. Стоило ей только упомянуть о моей предыдущей хозяйке, как неконтролируемая волна гнева ударила в самую мою суть. Словно я сама обратилась единым клубком гнева. В котором не осталось места ни для чего другого. Ни для гордости, ни для сострадания, ни для любви. То, что я считала своей уязвленной гордостью, было лишь на самом деле приступом гнева — страшного, пугающего, всеохватывающего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Моя рука, наконец, пошевелилась. Скрипнул спрятанный под одеждой шарнир, наконец, подарив мне шанс. Шанс на что? Не знаю.
Надо вставать, уговаривала я саму себя. На смену этому приходила другая мысль — а зачем? Зачем вставать? Кто меня ждёт? Может быть, Трюка? Или Лекса, который скоро вернётся с работы? Ведь жили же они как-то без меня, наверно, даже неплохо жили. Зачем ты им нужна? Может быть, лучше вздремнуть? Хорошенько вздремнуть, надолго, навечно.
