Выпрямившись, Лех бросил в стоявший у выхода ящик для сбора подношений пятизлотовую монету и, взглянув на часы, прибавил шагу. Понял, что все равно не успеет, и заметив такси, махнул рукой.
В машине было так жарко, что Лех буквально обливался потом. Он то и дело подносил платок к разгоряченному лбу, пока тот не превратился в мокрую тряпку. Брезгливо выбросив его, Мазовецкий вздохнул. Не слишком-то удачное начало.
Наконец такси затормозило у длинного углевоза «Познань». Судно собиралось в последний рейс в своей биографии. После него ему предстояло обратиться в груду металлолома. Учитывая это, хозяева «Познани» решили сэкономить на окраске. Во многих местах сквозь лохмотья зеленой краски проглядывали рыжие пятна ржавчины. Польский флаг, обвисший на главной мачте, весь вылинял и походил скорее на половую тряпку, не раз бывшую в употреблении.
Поднявшись по раскачивающемуся трапу на палубу, Лех обнаружил, что она совершенно пуста. Он дошел до рубки, осторожно спустился вниз по очень крутой металлической лестнице с узкими ступеньками.
В нешироком коридоре тускло светились лампочки, защищенные проволочной сеткой. Их свет, казалось, не столько рассеивал, сколько сгущал темноту. Леху приходилось долго рассматривать таблички на дверях кают, чтобы разобрать номера.
Наконец он нашел десятую каюту. Вытащив из кармана ключ, Мазовецкий отпер ее. Шагнув внутрь, сразу же отпрянул назад. Каюту освещало яркое солнце, а иллюминатор был наглухо задраен, отчего она успела превратиться в подобие средневековой камеры пыток.
— Черт, — выругался Лех. — Идиоты…
Он рванулся вперед и с трудом открыл иллюминатор. Слабое дуновение ветерка слегка ослабило нестерпимую жару.
Скрестив руки на груди, Лех стал терпеливо ждать. Тем временем судно начало потихоньку оживать. До слуха Мазовецкого донеслись усиленные мегафоном команды капитана. Лестницы «Познани» вздрогнули от грохота матросских башмаков. Последние тонны угля с грохотом падали в бункер.
Лех плотно закрыл за собой дверь и присел на краешек узкой матросской койки. Ему уже был приготовлен костюм моряка и большой запечатанный пакет. Мазовецкий нетерпеливо вскрыл его. Там лежала большая пачка денег и ирландский паспорт.
Лех послюнявил пальцы и стал считать. Вышло пятьдесят тысяч фунтов. Затем он раскрыл паспорт. С фотографии смотрело его собственное лицо. Выписан паспорт на имя жителя Лимерика Патрика О’Брайена. Шевеля губами, Лех заучил наизусть сведения о себе: родился в Лимерике сорок два года назад, холост, работал всю жизнь на судах. Сейчас нанялся на «Познань» моряком-инструктором.
Закрыв паспорт, Мазовецкий весело подбросил вверх тугую пачку британских банкнот. С такими деньгами можно было горы своротить!
Прозвучал резкий свисток, заработали дизели «Познани». Корпус потрепанного углевоза задрожал, и судно плавно отвалило от причала. За открытым иллюминатором раздались крики чаек. Время от времени то одна, то другая птица резко планировала к поверхности воды. Если ей везло, она взмывала вверх с выловленной рыбешкой или хлебной коркой в клюве.
«Познань» медленно поворачивалась другим бортом к солнцу. Каюту Мазовецкого накрыла тень. Вместе с ней сюда проник свежий ветерок, порывы которого налетали со стороны открытого моря.
Лех быстро надел аккуратно сложенную на койке матросскую форму. Она была сшита словно на заказ — синие брюки и отглаженная тельняшка плотно облегали его фигуру. Мазовецкий улегся на койку и блаженно потянулся. Через несколько минут по каюте разнеслось равномерное похрапывание террориста.
Германия (Бонн)
— Ты гарантируешь, что во время моего пребывания в Лондоне не произойдет никаких эксцессов? — спросил канцлер нового шефа службы безопасности. Он-таки прислушался к мнению Кунигунды и назначил на эту должность малоизвестного майора.
— Да, господин канцлер! — отрапортовал Мюллер. — В Лондон завтра вылетят пятьсот агентов секретной службы. Как только они приземлятся в Хитроу, сразу же начнут практически отрабатывать взаимодействие со своими британскими коллегами. Англичане вот уже несколько десятилетий сражаются с боевиками Ирландской революционной армии. Как те ни стараются, им не удается проводить такие террористические акции, которые заставили бы содрогнуться весь мир. И дело тут не в отсутствии желания, а в том, что британские агенты научились нейтрализовать этих самых опасных, опытных и убежденных террористов мира. — Заметив, что канцлер нахмурился, Мюллер осекся. Он нервным движением поправил узел галстука. — Одним словом, я ставлю голову за то, что все будет в порядке.
— Твоя голова… Что она значит, когда речь идет о моей безопасности, — проворчал канцлер.
— Я гарантирую вам — в мире не существует силы, которая была бы способна навредить вам! Наши возможности таковы, что мы можем нейтрализовать армию небольшого государства, не то что банду террористов! — Мюллер поиграл желваками. — И пусть это вам не нравится, но я повторяю: ставлю свою голову на отсечение, что ни один волос не упадет с вашей головы!
* * *
Громадное здание, больше похожее на крепость феодальных времен, находилось в ведении германской секретной службы. Нет необходимости уточнять, что оно днем и ночью охранялось бдительнейшим образом. Помимо вычислительного центра, штаба и других подразделений, в нем располагался кабинет шефа германской секретной службы.
Эрик Мюллер пересек его по диагонали и подошел к книжному шкафу. Полки были уставлены тяжелыми томами энциклопедии «Брокгауз и Эфрон», роскошно изданными сочинениями Гете, произведениями крупнейших немецких философов — Гегеля, Канта, Шеллинга.
Мюллер снял с полки томик «Науки логики» Гегеля. Протянув руку, нащупал скрытую за книгой кнопку и нажал на нее. Полки беззвучно отошли в сторону и открылась небольшая железная дверь, окрашенная в серую краску.
Эрик повернул ручку и оказался в узком коридорчике. Дойдя до лифта, рассчитанного всего на двух человек, он спустился вниз, в подземный гараж, где его поджидала синяя «порше».
Мюллер сел в машину и, нажав кнопку на дистанционном датчике, открыл ворота.
— Я еду к тебе, радость моя, — проговорил он в трубку радиотелефона.
* * *
— Ты рад тому, что я для тебя сделала?
— Рад?! Не то слово! Мне трудно описать свои чувства. Я просто на седьмом небе от счастья. Шутка ли — в сорок лет оказаться в одном из важнейших кресел Германии!
Мюллер чуть отстранился от Кунигунды. Ему хотелось получше рассмотреть ее тело, белевшее на тончайших розовых простынях. Он разглядывал ее белый торс, великолепный своей гармонией и завершенностью линий, и наконец сказал полушутя-полусерьезно:
— Ты создана на радость и счастье мужчинам!
Им очень не хотелось расставаться. Когда Эрик на прощание целовал ее, Кунигунда чувствовала, что для него сейчас не существует ничего, кроме ее бледных щек, белых зубов, прохладного лба и пальцев, тихонько скользивших по его лицу. Она сделала для Мюллера больше, чем могла любая другая женщина, и привязала к себе такими узами, которые могла разорвать только гибель одного из них.
Англия (Лондон)
Лех Мазовецкий не спеша шествовал по Друри-Лейн. Наблюдая за своим отражением в витринах магазинов, он с удовольствием отмечал, что совершенно растворился в лондонской толпе. Голубые джинсы, клетчатая рубашка, легкий бордовый жилет делали террориста совершенно неотличимым от коренных лондонцев.
Это был первый визит Мазовецкого в Лондон. Накануне он в течение трех часов штудировал карту британской столицы. Увидев строгий силуэт церкви Святого Павла — творения Иниго Джонса — он повернул направо и оказался в Ковент-Гардене. Поднявшись на второй этаж этого старого рынка, пошел вдоль торговых рядов. Вскоре Лех увидел красочную вывеску — «Томз Клоутинг».
Стеклянные двери разошлись в стороны. Лех прошел в отдел, где висели джинсовые куртки. Надел подходящую по размеру и подошел к зеркалу. Критически оглядев себя, Лех подумал и вставил в кармашек куртки белый платочек.
— Вам нравится? — услышал Лех вкрадчивый голос.
Обернувшись, он увидел хорошо сложенного мужчину лет пятидесяти с коротким ежиком волос. Голубые глаза выдавали его англосаксонское происхождение, но черты лица чем-то неуловимо напоминали поляка.
— Мне хотелось бы подобрать что-нибудь более яркое.
— Такого же размера? — склонил голову набок хозяин магазина.
— Да. Я собираюсь поехать в отпуск на Барбадос. И хочу приобрести такую куртку, чтобы в ней можно было выйти вечером.
— Пойдемте. Я покажу вам другие модели.
Они прошли на склад и остановились у длинного стенда, увешанного джинсовыми брюками и куртками, жилетами, юбками. Хозяин вопросительно посмотрел на Леха. Тот поднял вверх правую ладонь и растопырил четыре пальца.
